Арбитражный десант

И, упреждая прочитанный в глазах Рублева вопрос, буркнул:

– Ваша дочь тоже в курсе. Они вместе всё это замутили.

Рублев обвис на подлокотниках. Неуступчивый, энергичный боец за несколько минут превратился в страдающего старика.

Хриплый, отчаянный крик Мананы наполнил квартиру:

– У меня же на носу годовое собрание. И кто голосовать станет, скажите на милость?! "Марсле" поганый?! Все порушат! Жизнь порушат!... Не отдам!

Она рухнула на диван и принялась остервенело колотить кулачками по стеклянной поверхности журнального столика, рискуя порезать руки.

Взвизг ее испугал Рублева и вывел из состояния прострации. Тяжело поднявшись, он подошел к дивану, положил ладонь на убранные в кичу волосы.

– Мананочка! Ты успокойся как-то. Я понимаю, но - ничего. Что-нибудь придумаем. Ведь отныне нас двое. Все-таки не по одиночке. Как-нибудь сдюжим, - не веря больше себе и сбиваясь, бормотал он.

Она подняла голову, и Рублева отшатнуло - столько злобы полыхало в черных глазищах:

– Да ты! На кого поставила, дура! На кого оперлась! Думала - мужик, а ты - Манилов! Трепач ты. Пустышка!

Она вцепилась в собственные волосы и, выкрикивая что-то невнятное, уже лбом с силой боднула стекло, тотчас пошедшее трещинами.

Наконец истерика чуть отпустила. Она подняла расеченную голову. Рублева в квартире уже не было. Лишь Лобанов у окна напряженно вглядывался вниз.

– Почему ждешь?!
– Манана подскочила, выглянула.
– Машину не взял, да, нет? Денис, мальчик дорогой! Пожалуйста! Очень пожалуйста! Догони! Как друга прошу. Вот еще возьми! У него ж стенокардия, - с жутким акцентом выкрикивала она. Беспорядочно хватая и впихивая в руки Лобанова то шапку, то дубленку, то пузырек валокордина, она теснила его из квартиры. - Он же осел упрямый. Умрет еще назло!

– Ох, и дура ты!
– Денис, не дожидаясь лифта, побежал вниз по лестнице.

– Шапку! Шапку, чтоб надел!
– крикнула вслед Осипян и - нервно зарыдала.

Иван Васильевич Рублев в одном костюме как-то боком, покачиваясь, вышел из подъезда, проскочил мимо поджидающего "Вольво" с дремлющим за рулем водителем и через арку выбрался на Пятницкую.

В этот утренний час Пятницкая лишь оживала. Готовились к открытию рестораны. Сонно подремывали без покупателей цветочники у метро "Новокузнецкая".

Рублев, не разбирая дороги, шел вперед, вытянув голову, будто бегун, накатывающий на финишную ленточку.

Редкие пешеходы при виде раздетого пожилого мужчины с полуприкрытыми глазами поспешно расступались, ловя обрывки бессвязных фраз:

– Благодушный! Все к черту! Всех! Всех, кто верил, кого зазвал... Кидала ты, кидала последний! Два года! Зачем? Кому? "На кой хрен ты нужен без денег", - как запомнил, воспроизвел Рублев слова Осипян, и спазм подступил к горлу.

Он взбежал на ближайшее крыльцо и прислонился к дубовой двери, над которой было выведено "Ресторан "Хаш Беш".

– Размечтался о кренделях. Манилов, да? Что Манилов? Старик похотливый. Любви он взалкал! А акции у тебя для этого имеются?! Деньги, чтоб дети любили, есть?

Он даже не заметил, как подошедший сзади Лобанов накинул на трясущиеся плечи дубленку. "Вольво", из которого он выскочил, остановился, прижавшись к обочине.

– Полно, Иван Васильевич! Что ты как ребенок!
– Незаметно перейдя на "ты", Денис сощурился, чтобы не выдать подступившую жалость.
– Чего в жизни не бывает? А то не знал, с кем связываешься! Шапку вот давай нахлобучим. Манана всунула. Баба, чего хочешь? Сперва взбрыкнула. А потом меня же звездюлями погнала, чтоб с тобой чего не случилось. А то хошь в больницу сгоняем! Кардиограмму сделаем.

– В больницу, Денис, в больницу!
– Рублев поднял влажное лицо.
– В самую что ни есть необходимую, - психиатрическую.

Он ухватил Лобанова за пуговицу:

– Всех таких в больницы сдавать надо. Чтоб окружающих дурью своей не заражали! Кто доверился, тех и подставил. Понимаешь? Другие-то, поухватистей, они свое урвали. Да хоть ты! На все своя такса. Добыл бумажку - изволь положить сто тысяч. И - выходит, что так и надо! А кто попорядочней, поскромней, те лохи! Детишки-то мои тоже половчей оказались!

Рублев с пугающим, заговорщическим видом замахал руками, подманивая Лобанова поближе.

– Главное, чего себе не прощу, - забормотал он.
– Это что "Юный коммунар" своими руками, считай, на слом сдал. Сам, выходит, в упаковочке подарочной преподнес. Вот где дурость великая. Ну, чувства - это не в счет. То перемужествуем. Но по жизни-то, выходит, профукал. Не удержал. А я ведь слово мужское давал! Понимаешь ли ты!...

Он как-то всхрюкнул, пытаясь удержать подступившее рыдание. Но почувствовал, что не сдержится. Закрыв рот, метнулся в припаркованную машину, на переднее сидение, и - захлопнул дверь.

Денис, обойдя машину, выманил наружу шофера: не следует смотреть на плачущего мужчину.

– Господи, как же мне его жалко, - водитель, отслуживший у Рублева почти десять лет, замотал головой.
– Никогда таким не видел. - Нехилого мужика ломанули, - думая о своем, согласился Денис.
– Просто - конец эпохи!

Озабоченно скосился на стекло, за которым проглядывала потряхивающаяся конвульсивно фигура. - Вот что, браток, погуляй-ка пока на воздухе, - предложил водителю Денис.
– Попробуем твоего шефа реанимировать. Он забрался на водительское место, с силой тряхнул Рублева за плечо:

– Довольно ныть! Сопли пустить - всегда успеется.

Иван Васильевич открыл глаза. Увидел Лобанова.

– Это зачем? Почему это?! Откуда?
– непонимающе встрепенулся он.

– М-да, неслабо тебе по башке стукнуло. Ты говорить-то можешь, Иван Васильевич?

Стремясь привлечь внимание Рублева, он энергично пощелкал перед ним пальцами.

– Могу. - Сомневаюсь. Но давай попробуем. Ты "Юный коммунар" действительно спасти хочешь?

– Всё бы отдал, - прохрипел Рублев.
– Лишь бы честь спасти!

– Ну, по поводу чести - это не будем. Наслышаны, - грубо перебил Лобанов.
– Давай-ка лучше поработаем. Сосредоточься и отвечай на мои вопросы. Готов, нет?

Рублев едва заметно кивнул.

– Поскольку все бумаги подписаны, будем пока исходить из того, что "Магнезит" продан и назад пути нет.

Рублев простонал. Лобанов озабоченно покачал головой. - Потому попробуем зайти с другого боку. Послезавтра на "Коммунаре" годовое собрание. Повестки дня с собой, случаем, нет? Рублев медленно открыл "бардачок" и передал буклет из числа тех, что рассылают акционерам.