Ардагаст и Братство Тьмы

Боги, не я ли проложил дорогу этому мерзкому Братству Тьмы?

— Плохой ты был ученик, — отозвался Абарис. — Славы хотел, власти. И сам таких же собрал. Говорил я тебе: поживи у сииртя или хоть у скифов. Душу очисти, тогда иди учить. А ты в Египет к жрецам подался, потом к халдеям, к персидским магам. Искал, кто всех чванливее?

— Нас зовут Учителями человечества, — вздохнул Пифагор. — А Учитель не может переучивать. И он в ответе за своих учеников. Сократ это понимал. Потому и не стал бежать от суда и казни.

— Ты понял свои ошибки постепенно. А на меня всё обрушилось сразу, как только попал сюда, — печально проговорил рыбак. — Тот, кого я считал Мессией и сыном Бога, оказывается, в преисподней — за то, что учил не противиться злу. Одно утешение, что там же этот, убийца праведников и самозваный апостол Павел из Тарса, который учил рабов повиноваться господам, а господ — откупаться от бедняков подачками. А я, выходит, заслужил блаженство здесь. Тем, что создавал общины, как у ессеев, правда, не в пустыне, а в городах. Но ведь у нашего рабби Иешуа тоже была такая община, только странствующая... ну, кочевая...

— Бродячая! — безжалостно произнёс Абарис. — Печорцы по тундре кочуют, летом рыбу ловят, осенью оленей бьют, зимой в тайге охотятся. А вы с чего жили? То рыбачили, то у богатых шлюх деньги брали. А денежный ящик доверили вору. Он вашего рабби и продал. Бродяги вы были, а не кочевники.

— Волхвы тоже странствуют, — возразил Вышата. — Не больше, чем по двенадцать человек вместе. Вас ведь было двенадцать? Так мне говорил Андрей бар-Зеведей. Твой брат, Пётр. Я и сам был странствующим волхвом.

Но странник должен вернуться к людям и принести им то, что добыл, — новую мудрость, новую правду. Или старую, но забытую. Иначе он и впрямь не странник, а бродяга и дармоед.

— Вот потому нам и не сидится на нашем острове, — усмехнулся Пифагор. — То сражаемся с нечистью, то являемся добрым людям, то рождаемся заново среди них. Если где-то царит зло, значит, мы ещё мало потрудились. Такие уж мы чудаки: не можем блаженствовать, пока другие там, внизу, страдают.

— А разве можно, живя здесь, не хотеть, чтобы другие так жили... не помочь им? — взволнованно воскликнул Ардагаст.

— Явился мне как-то тунгак. И говорит: «Нга, мой повелитель, вашего острова не тронет, только сидите там, носа не показывайте. Зачем вам средний мир? Он плохой, грешный, люди в нём злые, глупые. Кто хочет на Белый остров, пусть сам заслужит». Что бы ты ему сказал, Вышата? — взглянул Абарис на волхва.

— Послал бы его туда, куда венеды всю нечисть шлют! Врал ведь, и бог его врал. Чернобогу ненавистно всё, что на его пекло не похоже, и острова он в покое всё равно не оставит, — убеждённо сказал Вышата.

Беседуя, они летели к центру острова. По пути всё чаще встречались люди верхом на крылатых конях, грифонах, орлах. Все они стремились туда, где белел купол Дома Солнца. Холм, на котором он стоял, был тесно застроен разнообразными зданиями, многие из которых блестели золотыми крышами и стенами из стекла, то прозрачного, как чистая вода, то разноцветного. К этому городку сходились все главные дороги острова.

Ардагаст и его спутники опустились на площади у самого храма. Его стены и купол были словно бы разом отлиты из неведомого металла, белого и блестящего. Его покрывал узор, напоминавший птичьи перья, никаких же швов не было видно. Недаром сииртя называли храм «железным чумом», а греки уверяли, что он построен из воска и лебяжьих перьев. Из белой стены выступали стройные полуколонны, соединённые арками. Между ними стены прорезали узкие окна и широкие входы с золотыми и серебряными дверями. Белизной и стройностью Дом Солнца напоминал Ардагасту греческие здания, обилием же рельефов — храмы Индии. Колонны походили на деревья, под арками восседали на тронах боги, а к ним обращали свои взоры люди, птицы, звери: воины и музыканты, лебеди и орлы, львы, олени, грифоны... И все они, даже хищники, выглядели миролюбивыми, добрыми, весёлыми. Не было тут ничего уродливого, страшного, злобного. Это был не просто мир, а всё хорошее и светлое в нём.

Площадь была полна народа. Среди толпы Зореславич замечал греков, индийцев, Скифов, венедов, узкоглазых ханьцев, людей из многих вовсе незнакомых ему племён. Одевались здесь кто просто, кто нарядно, но за роскошью явно не гонялись. Люди вели себя живо и непринуждённо, общались просто, но без наглости. Никто не чванился, не отвешивал подобострастных поклонов, не дерзил и не грубил. Для смертных они были Учителями, пророками, героями, между собою же — друзьями и братьями по духу.

— Я гляжу, люди тут белые да жёлтые, а чёрных муринов вовсе нет. Ведь говорят, эфиопы тоже блаженные, как гипербореи? — тихо спросил Аристея Зореславич.

— На юге есть другой солнечный остров — Панхайя, или Тапробана. Праведники из южных народов попадают туда. Соседние эфиопы — добрый народ, не хуже сииртя. Об этом острове писали грек Эвгемер и араб Ямбул [38] , хотя и много присочинили, — ответил Аристей.

С увлекательными книгами Эвгемера и Ямбула Ардагаста познакомил Стратоник, добродушный мудрец из Пантикапея, уже написавший книгу о нём самом.

У самых дверей храма стоял бородатый старик с широкими плечами атлета, в белом хитоне и красном плаще. Кивнув Пифагору, он внимательно поглядел на Зореславича и величаво произнёс:

38

Эвгемер и Ямбул (кон. IV — нач. III вв. до н. э.) — авторы древнейших утопических романов.

— Ты и есть Ардагаст, сын Зореслава? Приветствую тебя, рождённый создать новый народ и царствовать над ним.

— Ты, Платон, упрямый аристократ: всюду ищешь рождённых властвовать, и только среди знатных, — возразил ему Пётр. — Да если бы не этот достойный муж, Вышата, и не Братство Солнца, из Ардагаста вышел бы разве что бродяга наёмник!

Платон смерил рыбака слегка высокомерным взглядом и ответил так же медленно и важно, с видом человека, знающего себе цену:

— Я всегда утверждал лишь то, что править должны имеющие к этому призвание. А с ним нужно родиться, и не обязательно в знатной семье. Если же способностей нет, то что может развить даже самый искусный воспитатель? — Он снова обернулся к Ардагасту: — Ты — сын венеда и сарматки. Чтобы соединить два столь непохожих народа, нужно обладать достоинствами их обоих. Разве эти достоинства у тебя не от твоих почтенных родителей и не от их предков? А ты ещё и потомок скифских царей.

— А если бы меня подобрал на поле боя не Вышата, а какой-нибудь простой сармат или венед? И пас бы я до сих пор баранов или пахал землю, — возразил Ардагаст.

В их разговор непринуждённо вмешался перс средних лет, в тиаре и с акинаком в золотых ножнах:

— Думаешь, таким младенцам, как мы с тобой, легко потеряться? Я вот рос среди пастухов и не знал, что я — царевич, а мой воспитатель Митридат — не просто пастух, а служитель Митры весьма высокого посвящения. Зато Гарпаг, другой мой наставник, хорошо знал, где меня прятать от деда и индийских магов. Митра видит всё, что есть, а его слуги — всё, что нужно. — Перс приветственно поднял руку. — Здравствуй, Солнце-Царь росов! Я — Кир Ахеменид по прозвищу Отец Персов. Слушая своих наставников, и сам не заметишь, как станешь великим царём.

— А вот его не слушай, хоть он тоже Солнце-Царь, — улыбнулся Вышата. — Ну разве я учил тебя жить чужим умом? Плохой бы я тогда был наставник.

— Цари-воины вроде вас и не должны править сами, — обратился к обоим царям Платон. — Защищайте государство, а правят им пусть мудрецы.

Ардагасту вдруг вспомнилась Индия, где коварные жрецы Шивы и Будды губили и возводили на престол царей. Ещё он подумал о Братстве Тьмы, одна незримая рука которого вела к трону Империи Нерона, а другая проталкивала в цари росов Андака. Смог бы он, Ардагаст, противостоять этим «мудрецам», если бы не другая, добрая мудрость Братьев Солнца?