Ардагаст и его враги

– - Катуальда! Величайший герой готов! Он тоже будет биться с римлянами!
– восторженно вскричал Валамир.

– - Как бы он вместо этого с Марободом не сцепился, - озабоченно покачал головой его отец.

Вышата встревожено сказал что-то Вишвамитре, тот приказал:

– - Русальцы! Перегородим долину, прикроем костер и Бычью скалу.

Священные воины быстро встали в две цепочки, между которыми оказались костер и скала с пещерой, выставили вперед жезлы. Две светящиеся, полупрозрачные золотые стены пересекли долину. Вышата сжал священную секиру - бывшую Секиру Богов, опасную и для бестелесных. Лютица и Милана взлетели, оборотившись орлицами. А Вышко продолжал:

– - С севера летит большая дикая охота. Впереди - сама Яга. И с востока тоже. Ту охоту ведет одноглазый старик на восьминогом коне...

– - Водан!
– разом выдохнули германцы.

Торжественная тишина святой ночи враз исчезла. С четырех сторон все сильнее и сильнее задул ветер. Забушевала метель. Заскрипели, застонали деревья. В вое ветра все громче выделялись грозные крики, рев, ржание, лай. Никто не удивился, когда из кургана вдруг беззвучно вышли старик в белом плаще, с гривой нестриженых седых волос, и четверо длинноусых словенских воинов. Все пятеро, не произнеся ни слова, стали в строй русальцев. Лишь старик кивнул приветственно Мгеру и конунгам. В суровом молчании застыли воины и вожди. Те, кто не умел колдовать, знали, что их оружие бессильно против духов, но готовы были мужественно встретить хоть богов, хоть предков, хоть исчадий пекла. На то и самая длинная ночь в году, святая и страшная.

С трех сторон приближались к долине три сильных ветра, а с четвертой, северной - настоящий шквал. Вот-вот они сойдутся - и чудовищный вихрь превратит долину в хаос снега, переломанных деревьев, камней и изуродованных трупов. Дикую охоту, летевшую с востока, вел высокий одноглазый старик в островерхой шляпе, с покрытым рунами копьем в руке, на неутомимом восьминогом коне. Старик имел много имен: Высокий, Сеятель Раздоров, Ужасный, Отец Битв и просто Дикий Охотник. За ним скакали прекрасные воительницы в доспехах и могучие воины, одни с бронзовыми секирами и мечами, другие - с железными клинками и в кольчугах.

Увидев старика, железнозубая старуха повернула свою свиту навстречу ему и сказала приветливо:

– - Здравствуй, хозяин ветров! Я тут решила малость смертных проучить. Совсем обнаглели солнечные волхвы: мертвых вызывают, нашего благословения не спросясь. Да еще в нашу ночь.

– - Да, в нашу ночь. И ты не будешь им мешать.

– - Ты что это, Ветродуй? Неужто добрым и праведным заделался, как здешние смертные думают? Да тут же те, что с тобой посмели драться у Золотой Горы и на Печоре! И гот Сигвульф, что тебе при всех чуть ли не в бороду плюнул: без Валгаллы-де обойдусь.

– - Я не с добрыми и не со злыми. Я - с сильными, мудрыми и храбрыми. И хочу испытать тех, кто соберется здесь, живых и мертвых: кто из них истинно храбр и мудр. Тому я и дарую победу в грядущей битве за Бойохейм.

– - Из ума выжил, старый! Смертных распускать? Да я тебя так вразумлю...

– - Ругаться будешь со своими племянниками. А мы с тобой равны и древностью, и силой. С тех пор еще, когда только вихри носились во мраке над изначальным морем. А потому стой, гляди и не смей мешать.

Разозленная старуха готова была полезть в драку, но вдруг увидела в воздухе двух женщин. Одна, средних лет, с добрым прекрасным лицом, во всем белом, летела на колеснице, запряженной тройкой белых коней. Другая, гораздо моложе, бледная, черноволосая - на черном коне. В руке ее блестел меч, за плечами развевался красный плащ. "Все три Перхты собрались: черная, белая и красная. Попробуй теперь всем угодить" - с досадой подумала Ганна.

– - Здравствуйте, сестрица с племянницей! И чего это вам в такую ночь не сидится: одной на небе, другой в преисподней?
– елейным тоном проговорила старуха.

– - Эта ночь - моя. Я в нее Даждьбога родила. И его избранника в обиду не дам, - спокойно, но твердо произнесла белая женщина.

– - Тетушка, уймись! Не то будешь вместо смертных биться с богом и богиней. Да и с чарами моей мамы тебе не совладать, - решительно заявила воительница.

– - Ладно уж! Только и вы не вмешивайтесь... А ведь могли бы вчетвером-то всех этих воителей великих со снегом смешать, - проворчала старуха.

Три богини опустились на одну скалу, одноглазый бог - на другую, и стали безмолвно наблюдать за происходившим в долине. Их неистовые спутники, однако, вовсю бушевали, не давая утихнуть ветру и метели. Но среди дружины Дикого Охотника было двое, столь же безмолвных и внимательных, как он: суровый диковатый воин с пышной золотой бородой и муж лет тридцати, безбородый, с веселым и отважным лицом и шапкой светлых кудрей. Первый был соперником Юлия Цезаря, второй - победителем при Тевтобурге.

А в долину уже въезжали с двух сторон две дикие охоты. Потрясая оружием, свевы приветствовали громкими криками Маробода, готы - Катуальду. При виде соперника лицо старого конунга исказилось яростью.

– - Ты снова здесь, разбойник, губитель моего царства! Дай мне мой меч, колдун, и я избавлю Бойохейм от этого бродяги!
– вскричал он.

– - Нет, великий конунг! Этот меч - не для бесплодных усобиц. Враг твоего племени и всех людей - не этот гот, а кесарь Нерон, воскрешенный рабами Локи. Сразись с ним, во имя светлого Бальдра!
– ответил Мгер.

– - Я сражусь хоть с самим Локи, с Перхтой, Мировым Змеем, но сначала - с этим нидингом!

– - Не слушай старого дурака, колдун! Дай меч мне. Я молод и силен, только я смогу победить кесаря-мертвеца!
– закричал Катуальда.

– - Щенок, римский прихвостень! Ты не смог одолеть даже тюрингов и бежал от них к римлянам.

– - Ты сам бежал к ним от меня, как побитый пес, и не посмел вернуться! Кому ты здесь нужен? Убирайся в Хель, умерший на соломе!

– - Сам иди туда, в дом из ядовитых змей!

Громкий, суровый голос Зореславича заглушил голоса бранившихся конунгов:

– - Молчите! Вы оба недостойны солнечного меча. Это говорю вам я, Ардагаст, царь росов! Кто из вас двоих хочет биться с другим - пусть сначала сразится со мной, воином Бальдра. Мое оружие - его чаша и меч Куджулы Кадфиза. Он не только создал великое царство кушан, но и сохранил его!

В одной руке Ардагаста пылала золотым огнем Колаксаева Чаша, в другой - блестел серебром меч. Его посеребренный клинок был опасен и для призраков.

Разъяренные конунги и их дружины осыпали самой мерзкой руганью Зореславича и друг друга. Лишь две стены золотистого света не давали им сцепиться, словно двум сворам злых голодных собак, а чары волхвинь-орлиц - взлететь и схватиться двумя вороньими стаями. С печалью и стыдом глядели германцы на своих прославленных в песнях конунгов. А нечисть из свит Перхты и Водана криками подбадривала бесновавшихся призраков. Скаля зубы в ухмылке, наблюдал за долиной из-под разлапистой ели волк по имени Луций Флавий Хейдрих.