Арденнские страсти

Урс налил ему вина. Лейзеров выпил и отер губы.

– Ну, теперь слушайте про Комету. Линия Кометы действительно линия. Она тянется от бельгийских побережий до испанской границы. И дальше. Какая ее работа? Ее работа – выручать сбитых английских летчиков и возвращать их на родину. Ну, а бежавших из плена, конечно, в партизаны. Как это делается, тебя, конечно, интересует. Это уж наше дело. В общем, мы будем перебрасывать тебя с этапа на этап.

– А что это за этапы?

– Дома. Квартиры. Жилища бельгийских и французских хороших людей. И смелых, конечно. Врачи, учителя, рабочие. Рискуют жизнью, ведь линия Кометы идет по оккупированным местам, так сказать, сквозь немцев. И случаются провалы. Линия прерывается, приходится штопать.

Вмешался Урс:

– Так оно и было незадолго до высадки союзников. Попади ты тогда к нам, тебе пришлось бы торчать здесь целый месяц.

Урс натянул баранью белую куртку, нахлобучил на голову ушанку. Лейзеров тоже поднялся.

– Уходишь?

– Да, есть дело.

– Может, и мне с вами?

Урс покачал головой.

– Ты скоро уйдешь от нас. Тебе нельзя рисковать.

– Так как же было с Кометой? Вы же не договорили.

Лайзеров махнул рукой.

– А так, что мофы…

– Кто?

Все засмеялись.

– Это голландцы и бельгийцы так прозвали немцев. Ничего лестного в этой кличке нет. Так вот мофы зацапали целых три узла Кометы. Пока мы их заштопали! Ну, в общем, восстановилась Комета, и опять ребята покатились, как туристы, до самых Пиренеев.

Женщина сидела в углу на табурете. Сумеречная полумгла молодила ее. Она не сводила с Мура странно неподвижных глаз.

– До Пиренеев? А там?

– Что там! Чудак! Там тоже свои ребята, испанские антифашисты. Но не думай, что там можно свободно разгуливать по улицам Мадрида и засматриваться на хорошеньких испанок. Франкисты, или, как их там именуют, фалангисты, – словом, фашистская сволочь вмиг зацапает и сунет в Миранда-даль-Эбро, а этот концлагерь почище немецких. Нет, наши ребята тихонько, шито-крыто доставят тебя в португальский порт на английскую подлодку. А то просунут в Гибралтар. Там видно будет.

– Ну, это в случае удачи, – вмешался Урс, стоя уже в дверях. – Конечно, кой-кому посчастливилось попасть даже на самолет – и через несколько часов дома. Но это чертовски трудно, там очередь таких, как ты.

Мур пробормотал:

– Только радости, что жив остался. А как же в конце концов люди выкарабкиваются из Португалии?

– А так, что пароходом в Голландскую Вест-Индию.

Мур присвистнул и безнадежно махнул рукой. Урс рассердился.

– Ну вот, имей с ними дело, а! – сказал он, обращаясь к Лейзерову.

Тот улыбнулся и сказал мягко:

– Ничего страшного. Путь проторенный. Из Вест-Индии люди попадают в Соединенные Штаты. Оттуда в Канаду. В Канаде ты пристраиваешься к каравану судов, который идет в Англию. Видишь, как просто.

И Лейзеров захохотал жизнерадостно, заразительно. Даже Урс, нетерпеливо топтавшийся у дверей, не удержался от улыбки. Мур пожал плечами:

– Два раза через океан… Урс сказал с насмешливою рассудительностью:

– Тоже неплохо. Пока ты будешь болтаться по океанам, война кончится.

Лейзеров усмехнулся:

– Есть еще один шанс. В португальском порту устроиться матросом на торговое судно, которое идет в Швецию. Оттуда…

Урс перебил его.

– Швеция трясется над своим нейтралитетом, и парень может попасть за решетку.

– Консул его выручит, – успокоил Лейзеров. Урс махнул рукой.

– Ну хорошо, – сказал Мур, – это был урок географии. А как же я все-таки попаду к своим?

Лейзеров опять засмеялся.

– Ты все смеешься! – рассердился Мур.

– Ты знаешь, Мур, у тебя такой досадливый и требовательный тон, будто ты пришел в туристское бюро, которое плохо работает.

– Нет, я… – пробормотал Мур смущенно. Лейзеров посмотрел на Мура внимательно и сказал:

– Есть еще один путь. Не знаю, как ты к нему отнесешься… – Он взглянул на Урса. – Говорить?

Урс мотнул головой.

– Через линию фронта, – сказал Лейзеров. – На севере Франции, возле Кана, стоят англичане. Южнее американцы…

– Вот это, кажется, мне подходит, – сказал Мур.

– Не выйдет, – сказал Урс. – Сейчас идут большие передвижения войск с обеих сторон, и можно здорово влипнуть. Нет, оставим уж наш старый, испытанный путь – по этапам. Пошли, Лейзеров.

Лейзеров покосился на женщину, потом на Мура, чуть улыбнулся и вышел вместе с Урсом.

Вернулся Урс один и поздно. За столом сидели Финик и Мур. Между ними бутылка самогона, наполовину пустая. Женщина сидела рядом с Муром. Одной рукой он обнимал ее, другою, со стаканом, вздымал высоко и говорил:

– Черчилль? Э грейт мэн! [19]

Финик благодушно кивал головой. Женщина смотрела на Мура по-прежнему неотрывно. А он продолжал:

– Рузвельт? Э грейт мэн.

Урс подсел к столу и налил себе самогона. Мур снова поднял стакан и возгласил:

– Сталин? Э грейт мэн.

– А Гитлер? – вдруг спросил Финик.

– Гитлер? – переспросил Мур. – Гитлер – о!

Он похлопал себя между ногами. Урс захохотал. Англичанин радостно присоединился к нему. Финик оставался мрачен.

19

Большой человек! (англ.)

Урс вдруг сделался серьезен, точно с него соскочил весь его хмель. Он сказал задумчиво, вертя в руке стакан:

– Хотел бы я знать, просыпается иногда в Гитлере нечто вроде совести? И вообще есть ли какое-нибудь нутро у этого диктатора, сокрушается ли он о горе, которое принес миллионам людей? А? Как ты думаешь, Мур?

И так как летчик не отвечал, Урс ответил сам себе:

– Нет, конечно. Не сокрушается. Во всяком случае, при дневном свете. Но, как все люди, он должен спать. Верно? И вот во сне, над которым он не властен…

– Не властен? – повторил Мур, заинтересовавшись разговором.

– Да! – грохнул кулаком по столу Урс.

Бутылка покачнулась. Женщина подхватила ее и сердито посмотрела на Урса.

– Ну, поехали! Пью за погибель Гитлера! А ты что ж, Финик? Или тебе тост не по вкусу?

– Не, тост правильный. Дельный тост. Только ты скажи мне, кто нам заплатит за наши прошлые муки, когда Гитлер залез до Волги и Кавказа?

– А ты не вороши это. Сейчас не момент об этом трепаться. Сейчас у нас народный фронт. Объединение! Понял, дурья твоя голова?