Арена. Политический детектив. Выпуск 3 (сборник)

Все это было отлично известно пятерым снайперам, получившим строжайшее предписание: соблюдать предельную осторожность! А что, если кто-нибудь из них не удержится, потому что сочтет, что ситуация в высшей степени благоприятна, что это единственный в своем роде шанс?

Мои мысли о пяти снайперах, занявших места в своих укрытиях, были прерваны появлением доктора Ентчурека, который, по-видимому, нуждался в слушателях.

— Прежде себе ничего подобного и представить никто не мог! — начал он, ожидая моего одобрения. — Но сегодня при нынешнем воспитании… Детям чуть не с колыбели дают все, чего они только не потребуют. Вот они и растут, будучи в полной уверенности, что весь мир обязан заботиться об их потребностях.

— Гм… — буркнул я в ответ.

Ентчурек счел это знаком согласия и возбужденно продолжил:

— Чтобы родители что-нибудь запретили — такого больше нет. Разве не говорил мне совсем недавно доктор Блуменрёдер: «Вот исполнится моей Дёрте восемнадцать, пусть сама все и решает». Бог ты мой, будто восемнадцатилетние готовы к принятию решений! Но такая позиция куда удобнее, чем когда ты сам занимаешься воспитанием своих детей.

«Пусть им живется легче, чем жилось нам», — только и слышишь со всех сторон. А я скажу вам — все это ради собственных удобств…

Он умолк на полуслове, потому что дверь класса распахнулась и туда вбежал один из врачей.

Я остолбенел.

— Что это значит?

Ентчурек тоже стоял сам не свой.

— Двое потеряли сознание! — крикнул Кемена. — Доктор Рейнердс их осмотрит…

Очевидно, Плаггенмейер дал на это согласие, а мы как-то упустили из виду предшествовавшие этому переговоры.

Бут взял в руки мегафон.

— Что произошло, доктор Рейнердс?

— Эльке Аддикс и Ханно Геффкен, — крикнул в ответ Рейнердс.

— Удушье, смертельный страх… Невротический сердечный припадок… и инфаркт… по всей видимости… Уколы я им сделаю, но оба они долго не протянут, если останутся здесь.

— Необходимо перевезти в больницу?

— Да!

— Освободите, пожалуйста, обоих больных! — крикнул Бут. — Мы все вас умоляем об этом!

Плаггенмейер, который долго не мог понять, во сне ему это снится или происходит наяву, осознал наконец, что он не грезит, как с ним сегодня уже несколько раз бывало. Подумав, решился:

— Хорошо! Но вместо них здесь останется доктор Рейнердс.

Остроумный шахматный ход: присутствие врача в классе уменьшало опасность повторения подобных инцидентов.

Не говоря ни слова, Рейнердс вызвал двух санитаров, которые вынесли обоих по очереди, а потом так же безмолвно опустился на место Ханно Геф-фкена.

— Рейнердс случайно не психиатр? — поинтересовался я у Бута.

— Нет, терапевт, — Бут с некоторым недовольством посмотрел в сторону гимназии.

Но поговорить о деловых качествах доктора Рейнердса нам не пришлось, потому что из полицейской машины вышел Кемена и взволнованно сообщил:

— Полиция Браке обнаружила прощальное письмо Блеквеля. Как мы и предполагали: самоубийство. Причина — это он сбил на шоссе Коринну Фогес. Корцелиус уже возвращается.

— Очень кстати. Надо немедленно сообщить об этом Плаггенмейеру.

Бут передал мегафон Кемене. Пока тот обращался к Плаггенмейеру, я успел заметить, что Бут исчез со школьного двора.

12 часов 44 минуты — 12 часов 59 минут

Доктор Ральф Карпано заперся в четверть первого в своем кабинете, что подтверждается показаниями нескольких свидетелей, и занялся аутогенным тренингом, в чем я нисколько не сомневаюсь, ибо зачем еще ему было просить телефонистку ни с кем его не соединять? И если Бут, как явствует из показаний швейцара больницы, появился там примерно в без четверти час, то у Карпано оставалось примерно полчаса для своего любимого занятия. Он называл это: «Сделать смотр своих войск».

Представляю себе, как доктор Карпано лежит, вытянувшись на кушетке, расслабившись и укрыв ноги легким одеялом, а под голову положив мягкую подушку. Все начинается с вводной формулы:

Я совершенно спокоен.

Я совершенно спокоен.

Затем несколько стандартных фраз:

Правая рука наливается тяжестью.

Левая рука наливается тяжестью.

Обе руки налились тяжестью.

Левая нога наливается тяжестью.

Правая нога наливается тяжестью.

Обе ноги налились тяжестью.

Правую руку пронизывает тепло.

Левую руку пронизывает тепло.

Обе руки потяжелели и пронизываются теплом.

Правая нога пронизывается теплом.

Левая нога пронизывается теплом.

Обе ноги потяжелели и пронизываются теплом.

Мое сердце бьется спокойно, сильно и равномерно.

Дыхание у меня спокойное и равномерное.

Все мое тело пронизано теплом.

Мой лоб приятно холодный.

Я совершенно спокоен. Покой овладевает всем моим существом…

Покой овладевает всем моим существом…

Несмотря на невероятные перегрузки этого дня, ему сравнительно легко удалось достичь желаемого уровня самогипноза, мускулы приятно расслабились, им овладела приятная сонливость, сознание начало ускользать. Некоторое время он наслаждался этим состоянием, а потом начал внушать себе мысли, которые должны были помочь ему спокойно пережить этот день.

Я ничего не боюсь.

Страх оставил меня.

Я спокоен, уверен в себе, несгибаем и свободен.

Я полностью владею ситуацией.

Я справляюсь с трудностями этого дня.

Еще некоторое время спустя он счел, что готов предстать перед своим внутренним судьей.

Огромный зал, последних рядов в нем даже не видно. Сейчас все вокруг видится в его любимом фиолетовом цвете, и стены уходят куда-то высоко-высоко, за фиолетовые облака. А может, никаких стен нет и он находится где-то в мировом пространстве.

Единственное, что он мог распознать, что имело контуры, был удлиненный стол, по форме напоминавший стойку бара, но поставленный так высоко, что он, находясь в каких-то трех метрах от стола, его поверхности не видел. Но человека, расположившегося на месте судьи, он хорошо разглядел. То есть нет, не черты лица, но черный берет судьи, белую накидку и большой золотой крест на груди.

И этот человек начал задавать вопросы своим бесстрастным голосом, который вызывал эхо, словно отражаясь от скал или утесов.

— Ваше имя?

— Доктор Ральф Мариа Карпано.

— Год и место рождения?

— Третьего августа тысяча девятьсот тридцать первого года, в Нонненхорне на Боденском озере.

— Отец?

— Вольфрам Мариа Карпано, нотариус и адвокат.

— Мать?

— Анна Карпано, урожденная Ребеле, домохозяйка.

— Ваши отношения с родителями?

— С отцом — неплохие. Но у него было мало времени для меня. Умер, когда мне исполнилось шестнадцать.

— Ас матерью?

— Внешне могло даже показаться, что мы любим друг друга. Но если с моей психикой что и не в порядке, в этом виновата она одна. Вечно она меня дергала, подстегивала, ругала, никогда не хвалила. Если у меня была четверка по математике, она морщилась: почему не пятерка? У Герберта пятерка, а у него времени для занятий меньше, чем у тебя. В тот год, когда я стал чемпионом Баварии по теннису среди юношей, она сказала мне: мы столько платим твоему тренеру, что тебе пора бы стать чемпионом ФРГ. Вся моя юность прошла в такой обстановке.