Арена
Шрифт:
Интересно, титановый меч — можно, а шлем из бронестекла — нельзя. Почему, собственно? Или кому-то из Жюри очень хочется видеть мертвое тело женщины с торчащей из глаза шпагой? Или это хочется видеть не членам Жюри — они-то уж насмотрелись, наверное, на всю оставшуюся жизнь, — а миллионам и миллионам зрителей, которым сейчас транслируют это действо? А также всем тем, кто захочет просмотреть запись? Им нужно шоу, и в этом большинство пернатых, шипастых, слизистых и других странных созданий мало отличаются от людей. Хлеба и зрелищ… Будет вам зрелище, будет! Куда же без него?
Александр выдернул меч из расколотого черепа игга и бросил взгляд на поле боя. Силы были все еще равны, если считать по конечностям. Их осталось шестеро, иггов — трое.
Эмоции… Вот что мешает людям. Казалось бы, все прекрасно знают, что никому здесь ничего не грозит.
Игг согласен. И проходит… Но Лика получает лишнюю секунду и теперь может выстрелить в упор, с двух шагов тяжелая металлическая стрела пробивает кажущийся несокрушимым панцирь, и противник валится назад, прямо на распростертое у него под ногами Женькино тело.
Штерн не посмеет лишить Женьку премии — Малой сегодня держался хорошо.
Пять-два. Еще мгновение назад счет был именно таким, и вот он уже изменился. Не в пользу людей. Игг-капитан, командир вражеской Команды, стоит, ощетинясь шпагами, высматривая противника, а у его ног пластом лежит Лонг. Саша с ужасом ощутил, что его начинает переполнять бешенство. Это плохо, очень плохо: к противнику надо относиться как к сопернику в Споре, как к партнеру по Арене, а не как к злейшему врагу. Даже несмотря на то, что этот «партнер» только что выпустил кишки твоему другу и стоит теперь, слегка покачиваясь, на двух мощных длинных ногах. Да и то сказать — Игорь в одиночку полез на главаря, практически не имея шансов на успех. Если Женька и был худшим фехтовальщиком в Команде — дам в расчет не берем, — то Игорь-длинный вполне претендовал на второе место. С конца.
Олег и Игорь-большой атаковали второго из уцелевших иггов. В принципе, там итог трудно предсказуем: жук лишился одной из «рук», а Биг дерется левой — в бою с человеком это был бы плюс, но иномирянам глубоко наплевать на понятия «левша» и «правша». Хитрое ли дело — владеть двумя руками. Они четырьмя владеют и не задаются.
Трошин движется навстречу капитану Команды противника. Дыхание становится ровнее… Зачем психоматрице дыхание? Чтобы кровь красиво пузырилась, вытекая из пробитого горла?.. Тяжелый двуручник угрожающе целит в панцирь жука. Соперник неподвижен, но видно, что четыре тонких лезвия придут в движение в любую секунду, ставя заслон, почти непреодолимый для врага.
Нет, не врага — все-таки соперника Саша старался не испытывать к этому жутковатому созданию ненависти. Все делают работу — работу по защите интересов своей родины. Он, этот жук-переросток, защищает свою родину если не от реальной военной угрозы, то, по крайней мере, от некоторых экономических проблем. А что делаешь здесь ты, Александр Трошин? Ради кого и ради чего сейчас ты попытаешься пробить стальным лезвием этот хитиновый панцирь? За приличную, по нищим российским меркам, зарплату? За очередную тряпку, которую сможет купить твоя жена, чтобы пару раз надеть, а затем швырнуть в шкаф и забыть о ней навсегда? Может быть, те, кто не вышел в финал, отчаянно нуждались в треклятых астероидах, что крутятся вокруг звезды с ничего тебе, Трошину, не говорящим номером?
Косой удар, направленный в плечо, — достигни он цели, и крошечная голова с огромными фасеточными глазами полетит в песок. Здесь он красный, этот песок. Саша не на своей территории. Но клинок не достигает цели — жук уворачивается, и лишь кончик лезвия скользит по прочному панцирю, оставляя глубокую царапину. А в следующую секунду — короткий и точный ответный удар: одна из презрительно называемых Сашей «шампурами» шпаг пробивает кольчугу, толстую подкольчужную куртку, мясо, а потом все перечисленное в обратной последовательности — и выставляет кровавое острие наружу. Саша отпрыгивает назад и совершенно явственно ощущает, как набухает от крови куртка, как левая нога становится тяжелей и теперь уже не так хорошо его слушается. Нейрококон фиксирует повреждения и вносит коррективы в управление матрицей. Сволочь.
У него не так уж много времени. Скоро его отключат, посчитав, что объект «истек кровью». Нападать надо сейчас,
уже не считаясь с последствиями. А бок горит огнем, боль пульсирует, рвет тело на части… Черт бы подрал этот нейрококон, что сейчас транслирует импульсы боли беззащитному существу, находящемуся под его контролем.Здоровенная полоса острой стали молотила игга с такой силой, что тому пришлось уйти в глухую оборону. Казалось, это кошмарное существо — чьельовьек… — такое не выговоришь, и насосавшись синей одури до полной отключки, — полностью утратил инстинкт самосохранения, не реагируя на получаемые раны и стремясь только к одному — добраться до его, Ссунга, мяса. Одна из рук уже безжизненно повисла, не перерубленная — панцирь, хоть и более тонкий, чем на теле, выдержал, — но сломанная в суставе. Острая боль ломала тело, но она была легкой чесоткой по сравнению с тем, что он почувствует, если меч чьельовьека ударит в голову. Страшна плата за разум — с тех пор, как его, Ссунга, предки обрели этот проклятый дар, боль стала бичом их народа. Нервные волокна отзывались спазмами даже на простой удар, не способный повредить панцирь. Если же враг добирался до нежной плоти… Игги редко умирали от кровопотери, и в их телах было не так много жизненно важных органов. Они умирали от боли.
Он достал этого великана уже, по меньшей мере, трижды железная башня, продолжая свои жуткие атаки, оставляла за собой следы красной крови — не иначе как на основе железа. Но непохоже было, чтобы этот боец хоть немного утратил пыл.
Он не испытывал ненависти к противнику. Ссунг дай Саар не первый цикл выходил на Арену. За свои заслуги перед Империей Игг он был удостоен высшей чести — стал единственным, кому позволили не только участвовать в боях на Арене, но и заседать в Большом Жюри. Он редко терпел поражения, и те немногие противники, что смогли по воле случая или по праву умения победить его, многому научили Ссунга. Научили психологии боя, дали понять, что сильным эмоциям не место на Арене. Вот и сейчас его разум был спокоен, тщательно взвешивал и рассчитывал каждый шаг, каждый удар, но все эти расчеты пропадали втуне, разбиваясь о бесхитростную, необычайно мощную атаку закованного в железо бойца.
Ссунг дай Саар отступал. Его глаза, замечавшие даже намек на предстоящее движение противника, ловили нужный момент. Атаку он просчитал и выверил до мельчайших подробностей, и она была неотвратима. Оставалось только ждать подходящего случая. Он представится, Ссунг был в этом уверен: ни одно белковое существо… да вообще ни одно существо, если не вспоминать о не знающих усталости бессах, не способно так долго атаковать, не давая себе передышки. Надо только ждать. Хрустнула еще одна рука — в этот раз хитин не смог защитить своего хозяина, и, отсеченная, она упала на алый песок. Полетели темно-синие брызги крови… Впрочем, кровотечение тут же остановилось. Наследие предков — гибкие пластинки панциря сомкнулись, перекрывая путь драгоценной жидкости. Острая боль пронзила тело, вплотную подводя игга к той грани, после которой нейрококон оборвет его связь с иллюзорной оболочкой. Игг стиснул жвала и сделал еще шаг назад. Ждать, ждать…
И вот он, решительный момент. Две оставшиеся руки выполнили великолепный, прекрасный в своем совершенстве пируэт, устремившись туда, где у чьельовьека должно находиться его единственное сердце. Игг немало времени уделял изучению анатомии потенциальных противников и, хотя искренне сочувствовал бедолагам, вынужденным жить практически без резервирования жизненно важных органов, тем не менее подходил к использованию своих знаний с должной прагматичностью. Дарк должен был пронзить сердце противника, даровав Ссунгу дай Саару победу в этом поединке. Умение владеть дарком — длинным и тонким стальным клинком, история которого терялась в глубокой древности, — сделало Ссунга дай Саара капитаном. Не одно, конечно, но и оно тоже. Может быть, даже в первую очередь.
Чьельовьек не мог уклониться. Но он сделал это! Немыслимо изогнув тело, куда более гибкое, чем можно было ожидать от железной башни, он ушел с роковой траектории клинка, отделавшись еще одной раной — тяжелой и наверняка болезненной. Но рана его не шла ни в какое сравнение с тем, что почувствовал в тот же момент сам Ссунг. Огромное, тяжелое оружие обрушилось на панцирь игга, пробивая хитин, опрокидывая его на спину.
Весь залитый кровью, чьельовьек стоял над поверженным Ссунгом, намереваясь нанести последний удар. И почему-то Ссунгу казалось, что этот удар обрушится именно на голову. Он приготовился умереть от самой страшной из всех видов боли…