Аргонавтика
Шрифт:
Феокрит также обратился к двум аполлониевским эпизодам и написал две прекрасные идиллии о Гиле и Амике. Едва ли нужно здесь заниматься выяснением того, кто из двух поэтов, Аполлоний или Феокрит, первым использовал этот сюжет. Лучше прочесть их даже в переводах, чтобы установить различие между ними и высоко оценить каждого из двоих, не забывая о различии жанровой природы.
В отличие от Гомера, Аполлоний имел возможность обращаться к богатой сокровищнице прошлого словесного и драматического искусства. Динамичным драматизмом проникнута сцена встречи аргонавтов со слепым прорицателем Финеем. Немощный больной старик наказан Зевсом за свою былую гордыню. Лишив его зрения, Зевс лишил также счастья наслаждаться пищей и питьем. Каждый раз, когда старик пытается утолить голод или жажду, ощупывая доброхотные дары своих соседей, появляются страшные крылатые чудовища Гарпии, полуженщины-полуптицы, и оскверняют или похищают все. Сыновья Борея, которые оказываются свойственниками Финея, бросаются в погоню
Наутро, действуя по советам Финея, аргонавты минуют плавучие скалы Симплегады и вводят Арго в Черное море. Огибая его южное побережье, которое кажется им далеким севером, они плывут дальше. Читатели вместе с ними проходят отроги Финии, видят страну мириандинов, мифических женщин-воительниц амазонок, далее проходят изобретателей плавки железа халибов. Сколько удивительного и необычного содержится в рассказах о всех этих людях, живущих по странным для греков законам и обычаям.
На острове Ареатида аргонавты отражают нападение стимфалийских птиц-людоедов, которые обычно осыпают свои жертвы стрелоподобными перьями. Там же им удается спасти четырех юношей, корабль которых разметала буря. Они оказываются сыновьями Фрикса и внуками Эета, эллинами по отцу и колхами по матери. Выполняя завет покойного отца, Фриксиды отправились в Элладу за сокровищами Афаманта. Аполлоний смело меняет традиционную версию сказания, согласно которому Фриксиды прибыли в Иолк до отплытия аргонавтов. А старший из них, Арг, уже опытный моряк, строит для эллинов первый корабль, дав ему свое имя. В «Аргонавтике» Фриксид Аргявляется тезкой строителя. Аполлоний изменил предание, предпочтя стройность сюжета поэмы возможной путанице имен. Без Фриксидов аргонавты не смогли бы проникнуть в Колхиду. Братья Фриксиды явились той чудесной помощью «из соленого моря», о которой сказал им Финей. Увидев в аргонавтах своих спасителей и установив близкое кровное родство с Ясоном, их троюродным братом, Фриксиды ведут их в Колхиду и обещают свое содействие. В ночных сумерках Арго входит в устье Фасиса. Аргонавты укрепляют якорь в болотистом месте, скрытом тростником, и располагаются на ночлег.
Новый проэмий открывает третью книгу, действие которой начинается на Олимпе. Изящная шутка — обращение поэта к музе Эрато, покровительнице любовной поэзии, имя которой созвучно имени Эрота и греческому слову «эрос» («любовь»). Так в эпос вводится новая и доселе чуждая ему тема любви. Эта тема была известна в лирической поэзии, где она не отделялась от брачных обрядов (Сапфо) и от застольных песен (Алкей, Мимнерм и другие). В трагедию ее ввел Еврипид, за что подвергся жесточайшим нападкам своих современников (Аристофан). Аполлоний осмелился не только перенести ее в эпическую поэму, но закрепить за ней приоритет. Помощь «коварной Киприды» предсказал аргонавтам Финей. В трагедии Еврипид а «Медея», отвергнутой современниками, колхидянка Медея жестоко мстила обманувшему ее Ясону, убивая детей.
Медея впервые появляется в третьей книге «Аргонавтики», играя в ней главную роль и будучи совершенно иной.
Исследователи обычно не скупились на упреки Аполлонию. Его обвиняли в неоправданном делении поэмы на две части, в появлении двух проэмиев, в несоответствии третьей книги прочим трем и даже в том, что эта третья книга по своим художественным достоинствам несравнима с остальными. Поэтому третью книгу неоднократно издавали отдельно, щедро комментируя.
Вряд ли такой приговор справедлив. Прежде всего нельзя забывать о различии требований и эстетических критериев античности и Нового времени.
Основное внимание поэта в первых двух книгах сосредоточивалось на походе и приключениях аргонавтов. Когда же путь благополучно завершился, героям предстояло достигнуть цели, т. е. добыть руно и вернуться с ним обратно. Так возник новый проэмий. Начало повествования первой части напоминало сказку про злого правителя, который хочет устранить героя. Тот же прием Аполлоний повторил во второй части, усложнив сказку введением мифа.
Девальвация мифологии продолжилась в эллинистическую эпоху особенно интенсивно. А требования эпической поэтики диктовали поэту вмешательство богов, которым надлежало стимулировать эмоциональную сферу поведения людей. Социальное сознание ранней истории человечества удовлетворялось подобными объяснениями. Со временем божественное
вмешательство стало достоянием художественного сознания, т. е. подверглось метафоризации, о чем свидетельствует «Аргонавтика».После проэмия действие в третьей книге переносится на Олимп. Гера и Афина, верные хранительницы и помощницы Ясона, всю ночь обдумывают план осуществления цели похода и спасения Ясона. Наутро они идут к дому Афродиты. Троянской войне предшествовал спор этих трех богинь. Тут они должны быть единомышленницами. Аполлоний не подражает, а преобразует Гомера. Гомеровские реминисценции в «Аргонавтике» постоянны. Но обычно они представлены завуалированными. В тени пребывает у Аполлония гомеровский певец Демодок, который на пиру у феаков в «Одиссее» развлекает всех веселой песней о любовном свидании Ареса и Афродиты, застигнутых ревнивым Гефестом.
Встречу трех богинь на Олимпе Аполлоний по-своему трансформирует, наполняя миф подробными бытовыми реалиями. Гера с Афиной застают Афродиту в спальне за утренним туалетом. Трудолюбивый супруг давно отправился в свою кузницу, а бойкий сынишка где-то бегает со сверстниками. Афродита готова помочь просительницам. Она заплетает волосы, одевается, и все втроем отправляются на поиски Эрота.
В чудесном саду Зевса Эрот с виночерпием богов маленьким Ганимедом увлеченно играют в бабки. Эта сценка обычной земной игры, перенесенной на Олимп, раскрывается в экфрасе. Эрот выигрывает. Левую руку, полную золотых бабок, он крепко прижал к груди и, стоя во весь рост, с хохотом продолжает метать. Ганимед проиграл последние две бабки и поплелся прочь, столь огорченный, что даже не заметил Киприды. Та подходит к сыну, треплет его по щеке, шутливо бранит за нечестную игру и просит спуститься на землю, чтобы выстрелить в сердце Медеи. В награду Афродита обещает сыну удивительный подарок — мяч, которым некогда забавлялся маленький Зевс. Описание чудо-мяча и ссылка на Гефеста, которому вряд ли по силам создать подобный мяч, — шутливое напоминание о чудесном щите, выкованном Гефестом для Ахилла в «Илиаде». Маленький плутишка умоляет мать немедленно вручить ему подарок, но она, лаская и целуя его, отказывает.
Тогда он собирает все бабки, прячет их за пазухой матери, берет стоящий у дерева колчан с луком и летит на землю.
В «Илиаде» судьбу и исход всей Троянской войны предрешает выстрел троянца Пандара, произведенный по внушению Афины. В «Аргонавтике» ему будет соответствовать выстрел Эрота, маленького плутишки, соблазненного детским мячиком, Эрота, бездумно выполняющего просьбу матери и ее двух приятельниц. От выстрела Эрота зависел исход похода, столь удачный для Ясона, и судьба Медеи, драматизм которой еще до Аполлония раскрыл Еврипид, но предрешил Аполлоний.
Начиная с третьей книги, в «Аргонавтику» вошла Медея. Ее образ целиком создан Аполлонием. Конечно, утверждение такое голословно. Но из-за фрагментарности всего предшествующего наследия невозможно опровергнуть его. Выстрел Эрота, предшествующий ему замысел трех богинь и даже туалет Афродиты могли иметь аналогии в эпосе, хотя в каждом отдельном случае Аполлоний вносил свои коррективы, не скрывая стремления к комедийно-фарсовым сценам, делая это с едва заметной усмешкой, но, в отличие от Каллимаха, не прибегая к иронии.
Для эллинистических поэтов первостепенной была проблема становления личности и раскрытия эмоционального мира человека. Во второй половине IV в. до н. э. Аристотель никак не мог понять, как Ифигения, героиня еврипидовской трагедии «Ифигения в Авлиде», обманом вызванная в лагерь ахейцев под предлогом брака с Ахиллом, сначала трагически воспринимает предстоящую ей участь, протестует против заклания, но потом добровольно идет на смерть. Еврипид, гениальный драматург, лишь интуитивно ощутил и констатировал то, что произошло с его юной героиней, когда она узнала, что ее смерть — залог спасения ахейцев и победы в Троянской войне. Через сто лет после Еврипида великий философ Аристотель не мог принять и допустить для человека возможность развития личности. По античным представлениям, характер человека формировался раз и навсегда уже в момент зачатия. Аполлоний сумел преодолеть эту догму. Необычно для античного поэта он раскрыл те изменения, которым подверглась его героиня на протяжении второй части поэмы. Можно только предположить, что ему не мешала традиция и он чувствовал себя свободным творцом, не боясь осуждения своих читателей и слушателей. Ведь Медея была варваркой, внучкой самого Гелиоса, племянницей колдуньи Кирки, которая посвящала девочку в таинства служения страшной подземной Гекате и знакомила со всякими зельями.
В день прибытия аргонавтов Медея случайно была дома. Встреча с чужеземцами испугала и поразила юную девушку. Чудесное одеяние Ясона, весь его облик показались ей необычными. А в это время маленький Эрот, никем не замеченный, спрятался за стулом напротив нее и выпустил стрелу в ее сердце. Вмешательство бога словно дублировало то, что помимо него происходило в сердце Медеи. Подобный прием отмечался исследователями уже у Гомера как закон двойного зрения.
Все то, что в дальнейшем произойдет с Медеей, поэт перенесет в четвертую книгу. Там он подвергнет ее таким испытаниям, что легко будет представить себе героиню Еврипида, которую хорошо знали все эллины, в новой для нее и негостеприимной Элладе, за пределами поэмы Аполлония.