Argumentum ad hominem
Шрифт:
— Да, мэм.
Он явно не вдумывается в то, что я сейчас говорю. Зато точно знаю: запомнит. И обязательно обдумает.
— И тебе нужно быть осторожным. Не доверять никому. Считай, что любой человек, который окажется рядом, твой враг. И я тоже.
— Вы не рядом. В данный момент.
Что ж ты со мной делаешь, зайчик…
— Лучше всего, наверное, убежать и спрятаться. Ты это сумеешь. Если хорошо постараешься, тебя никто не сможет найти.
— Меня ищут?
— Да. Нехорошие… люди. Которым не нравится, какой ты есть. Они собираются тебя…
— Убить?
Если бы. Нет, им
— Причинить тебе вред. А я этого не хочу. Надеюсь, ты тоже.
Промолчал. Наверное, у меня слишком сложно получилось со словами.
— Будь осторожен. Обещаешь?
— Да, мэм.
— И ещё… Я знаю, ты не жалуешь Лео… Мистера Портера. Но ему тоже нужно кое-что знать. Пожалуйста, передай ему, что мы ошибались. Что все, о чем мы с ним говорили сегодня, давно уже существует и здравствует. Рейнолдс, который из Коллегии, точно работает на рыцарей. Возможно, и сама Коллегия…
Нет, лучше о таком не думать. Чтобы не терять остатки веры в людей. Даже за считанные минуты до смерти хочется надеяться. Да, что в конечном итоге все будет хорошо.
— Мэм?
— Передай ему мои слова. Когда получится. И… прости, что взяла на себя больше, чем смогла вынести.
В наушнике повисла тишина. Я бы даже сказала, зловещая. А потом Петер спросил, уже не просто ровным, а каким-то вусмерть зашлифованным голосом:
— Где вы сейчас, мэм?
— Милый, я…
— Адрес.
Ну разумеется. Ничего другого он и не придумал бы. Но это все пустое. Все зря.
— Ты не успеешь.
— Адрес.
Прозвучало опять же, предельно ровно, но к уже знакомому тону явственно добавился ещё один. С легким эхом, напоминающим звон. И я выпалила, как по команде:
— Третье кольцо монорельса, остановка «Пятнадцатая миля».
А он одобрил мой порыв сдержанным:
— Хорошо.
Потом сказал кому-то за кадром:
— Мне надо идти.
И добавил:
— Очень быстро.
Он что, не один? Похоже на то. И хотя это кажется странным, почему бы и да? Лео же вроде отправлял к нему племянника, присматривать. Стоп. Нет. Тот звонил, как раз перед Рейнолдсом, собирался о чем-то поговорить с дядей. Значит… А может, он вообще — с девушкой? Если вспомнить отдельные нюансы прошедших часов, вполне возможно. И тут вдруг — я, со своими проблемами.
— Зайчик, тебе не нужно отвлекаться от…
— Мы закончили.
Да с таким выражением, точнее, без всякого выражения вовсе, нельзя разговаривать с людьми! Они же живые.
Ещё одна пауза. Довольно долгая и пронзительно тихая. Закончившаяся новым приказом:
— Спойте для меня, мэм. Что-нибудь, придающее сил. И смысла.
О, я знаю такую песню. О героях, которые однажды в жизни могут понадобится каждому. Особенно женщинам.
Надеюсь, ты сможешь её запомнить, чтобы потом, когда-нибудь…
Они до тебя не доберутся. А если и доберутся, то очень сильно об этом пожалеют. Если успеют, конечно. Если вообще поймут, что наделали.
Ты сильнее них. И хорошо, что сам этого не понимаешь. А ещё лучше, что этого не понимают они. Я бы хотела дожить до той грандиозной битвы, которую ты им устроишь однажды. Хотя, может статься, что армия врага будет повержена одним мановением твоей руки. Ведь
им всем ещё нужно суметь справиться со своими демонами, тогда как ты уже давным-давно и крепко-накрепко…— Достаточно, благодарю вас.
Эй, я же, считай, только начала. Не нужно меня щадить. Да я могу выложиться сейчас хоть вся и разом!
— Уверен?
— Да, мэм.
И его ведь уже никто и никогда не отучит от этих дурацких односложий. Наверное, и у меня бы не получилось. Но пробовать было так… весело. И вроде бы, ему тоже нравилось. Внимательно слушать, ни черта не понимая, только для того, чтобы… Чтобы я продолжала говорить.
— Мне нужна вводная, мэм.
— Ввод… Что?
Кажется, вздохнул. Или выдохнул. Надеюсь, не ругательство.
— Опишите предполагаемую угрозу.
— Я… С чего ты это взял? Про угрозу?
— Я не хочу быть настойчивым, мэм.
Он так это называет? Сталь в своем голосе, которая режет собеседника по живому?
— Зайчик…
— Опишите угрозу. А лучше… покажите её мне.
— Показать?
— Просканируйте периметр и перешлите мне… ваши впечатления.
Что ж, это можно. Немного нелепо, но чисто технически — вполне. Только что это ему даст? Он же не песенник, для него эти волны будут просто…
— Пожалуйста, мэм.
Уже-уже. Стараюсь изо всех сил. Последняя гастроль же. Последний прибой, по кромке которого я смогу прогуляться.
Искусственные объекты всегда фонят схожими голосами. Структурированными, скучными и монотонными. С живой природой интереснее: она текуча. Даже дерево, за счет движения внутренних соков, рисует в вернувшейся волне свои очертания не ровно, а смазанно. Словно пальцы невидимого художника мелко-мелко дрожали, когда он пытался запечатлеть увиденное. Но самое занимательное, это, конечно, люди. Потому что они упруги и одновременно вязки, даже можно чуточку запутаться прежде, чем хорошенько их разглядишь. Правда, Рейнолдс сказал, что гончие…
— Спасибо, вижу. Прямо по курсу.
Где? Кого? Я же ещё сама не…
А я бы, наверное, и не увидела. Если бы мне не подсказали.
Пробитый насквозь? Да, пожалуй, очень точное определение. Дырявый, почище любого решета. И песне во всем его теле просто не за что зацепиться — протекает, не останавливаясь. Только если очень-очень внимательно присматриваться и прислушиваться, можно ощутить. Какую-то зыбкую неправильность пространства.
— Вы знаете, что это такое, мэм?
— Рейнолдс… Человек, на встречу с которым я сюда пришла, назвал его гончим.
Ну да, можно подумать, стало понятнее. Хотя, кто его знает, моего рыцаря? В прибое он освоился на удивление ловко, и гораздо быстрее меня обнаружил убийцу. Как, скажите на милость? Если даже мне трудно было разобраться во всех оттенках отклика. А у него словно имелся наготове фильтр, который сразу отсек лишнее и…
Вот о чем я точно буду жалеть, перебравшись на тот свет. О чудесах, которые ещё ждут своего часа в рукавах белобрысого фокусника.
— Это человек, такой же, как ты, в смысле того, что с тобой происходит, только… Невоспитанный и несдержанный. Ему нужно было кушать песни по чуть-чуть, а он глотал, не жуя. В итоге случилось своего рода несварение. И теперь он…