Археолог

Дверь открылась, и появился Приказчик с чайником и заварочником. Вслед за ним вошел незнакомый Столбову мужик с чашками, вазочкой с вареньем и булкой. Они поставили угощение на стол и молча вышли. Гривенный разлил заварку по чашкам и залил ее кипятком.

– Я все это понимаю. Ты лучше вот что скажи. Тысячу лет им этот Пролетарский район был не нужен. Чего они в него сейчас так вцепились?

Гривенный взял в руки чашку и сделал маленький глоток. Поморщился – чай был очень горячим.

– Скажем так, кое коему из сильных мира сего очень не нравится, что в городе установилась определенная модель власти. Троецарствие, я бы сказал. Кое-кто имеет свои виды на Углич и хочет найти себе постоянного и сильного партнера, который бы во всем ему подчинялся. Но это невозможно, пока в городе три группировки. Вот этот кое-кто и спустил к нам информацию о своих намерениях. Да срок дал полгода, чтобы ребята сами определились, кто с ним работать будет, а кто самоустранится с игрового поля. Как сам понимаешь, никто устраняться не собирается, а вот разборки сразу же начались, и они только набирают силу.

– И кто этот кое-кто, ты мне, конечно, не скажешь? – уточнил Столбов.

– Зачем? – удивился Гривенный. – Ты же умный. Ты и сам догадаешься.

– Хорошо. – Столбов взял чашку с чаем. – Расскажи мне лучше, что из себя представляют Костыль, Шаман да Тараканов. Хочу к ним в гости заглянуть. Может, удастся с ними договориться. В конце концов, пролетарским подойдет и вариант, когда у них появится один хозяин.

Столбов отхлебнул чай. Крепкий, терпкий, довоенный, не то что современные опилки, которые и чаем-то назвать трудно.

Гривенный усмехнулся, откинулся на спинку кресла, сложил руки на груди и начал говорить.

По рекомендации Гривенного первым делом они направились к масловцам. Занимали те территорию бывшего сыродельного завода на Волжской улице. Промышленный район, серые бетонные плиты забора, колючая проволока поверху и пулеметные вышки через каждые несколько сотен метров. Территория завода большая, надо быть готовым к любым неожиданностям, поэтому масловцы укрепили ее и охраняли, как золотое хранилище. Некоторые цеха на заводе до сих пор работали. Масло, сыр, колбасы двух видов производились и сейчас. Пускай не в довоенных масштабах, но и людей вокруг стало значительно меньше. Большая часть продукции отправлялась на рынки Ярославля и Рыбинска. По словам Гривенного, здесь же производились химические наркотики. Что конкретно варили масловцы, он не знал. В Угличе они свой товар не сбывали. Да и наркош здесь один-два и обчелся, да и те скоро вымрут. А вот самогон да плодовое крепленое вино с причудливым названием «Штык» – по слухам, туда добавлялись какие-то таблетки, чтобы с ног сбивало качественнее, – производились здесь в промышленных масштабах, и поставлялась продукция на угличские прилавки и в другие города.

Артельщики и часовщики с большим удовольствием потребляли спиртовую продукцию масловцев, не боясь быть отравленными. Лучше пить проверенное с завода, чем палёнку из-под полы. Надо сказать, что масловцы усиленно боролись с самогонщиками-единоличниками. Так, словно наступило советское время, они по каждому поступившему сигналу о появлении левого товара устраивали следствие. В лучшем случае самогонный аппарат реквизировали, а его владельца штрафовали. В худшем могли и вздернуть на ближайшем дереве. Доносчику полагалась трехлитровая банка отменного самогона. Впрочем, все самогонщики-единоличники в деревнях остались. Там их дави не дави, все равно проку не будет, а в Угличе о них давно никто ничего не слышал.

Потешкин подрулил к заводской проходной. Возле нее стояли два военных грузовика, прохаживались вооруженные бойцы, которые при их появлении насторожились. Потешкин заглушил мотор. Столбов и Доктор выбрались из машины и зашагали к проходной. Навстречу им выдвинулся худой невзрачный мужик с розовым обожженным лицом:

– Кто такие? Куда путь держите?

– Я – Археолог. Хочу с Костылем поговорить. Дело есть.

– Кто такой Археолог? Я не знаю никакого Археолога. С чего это Костылю с вами разговаривать? – ткнул в сторону Столбова стволом автомата обожженный.

– А с того, что он хочет получить власть над Пролетарским районом, а я знаю, как это сделать.

Обожженный задумался. Было видно, что Пролетарский район для него не пустой звук. Доводилось ему ездить в рейды и сталкиваться с конкурирующими группами.

– Я доложу. Вы стойте здесь. Никуда не ходите.

Обожженный направился в сторону проходной.

Исчез в здании и отсутствовал с четверть часа, после чего вернулся и сказал:

– Оружие оставить в машине. Костыль лично вас принять не может. Он сейчас в командировке. С вами будет говорить его заместитель Пепел. Ведите себя тихо. Не буяньте. А то мигом к стенке поставим.

Археолог и Доктор вернулись к машине и разоружились. На территории масловцев, будь они хоть увешены оружием, как рождественская елка игрушками, против всей группировки у них не было никаких шансов. Оставалось надеяться, что разговор с этим Пеплом пройдет в мирном русле и он не станет искать способ отправить их на тот свет.

Гривенный сразу предупредил, что к Костылю их никто не пропустит. Разговаривать они будут с одним из двух его замов – либо с Пеплом, либо с Рикошетом. И коротко рассказал о каждом из них. Выходило, что Иван Пеплов, к которому их вели, из этой парочки более опасный. Он раньше служил в полиции, потом попал в команду полковника Нигматулина, а после его смерти прибился к масловцам. «Жесткий, проницательный, хитрый, злопамятный, жадный» – так Пепла охарактеризовал Гривенный.

И его характеристика оправдалась на все сто процентов.

Пепел принял их у себя в кабинете, который находился в бывшем здании заводоуправления. Сейчас это здание использовалось процентов на сорок, а раньше все этажи были заполнены служащими, погруженными в работу. Целые леса уходили на то, чтобы обеспечить бумагой делопроизводителей завода. Бумага эта потом сжигалась в печах на дачах менеджеров или сдавалась в макулатуру. После прихода новой власти с бюрократией было покончено. И оказалось, что большая часть здания никому не нужна. Теперь верхние этажи стояли заброшенными. «До лучших времен», – говорили масловцы.

Иван Пеплов был полным мужчиной с масленым взглядом, лысой головой и толстыми пальцами, на которых красовались золотые кольца. Говорил он мягко и вкрадчиво, словно змей Каа из советского мультфильма, когда тот соблазнял бандерлогов. С самого первого слова Столбов почувствовал, что разговор не клеится. Он представился Археологом и сказал, что ему поручено общиной Пролетарского района обсудить сложившееся положение… Обрисовал ситуацию, в которую попали простые мирные граждане. Ходить под одной командой – вполне разумное решение, но чтобы одновременно три хозяина доили корову, то тут никакого молока не хватит. Пока Столбов говорил, он внимательно следил за собеседником. И через пару минут понял, что тому совершенно плевать на все слова гостя, на саму общину и ее жителей района. Масловцы готовы бодаться с остальными группировками за эту землю только для того, чтобы не прослыть слабаками, а вот входить в серьезное противостояние они не готовы. Так что по всему выходило, что им очень удобно то положение, в котором сейчас находился Пролетарский район. Значит, люди будут продолжать страдать и дальше…

Когда Столбов умолк, Пепел с минуту посидел молча, выпячивая нижнюю губу, словно тяжело размышлял о чем-то, и внезапно спросил:

– Вчера недалеко Пролетарского наш отряд постреляли. Ты имеешь к этому отношение?

Столбов покачал головой:

– Это ваши разборки. Они нас не касаются.

– Смотри, Археолог, Костыль очень не любит, когда кто-то его людей стреляет. Он тут же начинает злиться. Что же касается твоей просьбы… Мы готовы взять под свое покровительство Пролетарский район. Только вот с Шаманом, да с Тараканом тебе самому придется договариваться. Они нас слушать не станут. Так что если выпросите у них вольную, то милости просим к нам.