Архитектура жизни: закон случайных величин

Что же касается интуиции, то я до сих пор плохо разбираюсь в людях. Сужу о них, даже при приеме на работу, не по профессиональным качествам. И вне деловых отношений я тоже часто ошибаюсь. Это свойство вплетается и в мою личную историю — странно было бы это отрицать. Кто знает, быть может, последовавшие за нашим с Настей разводом потрясения были своеобразным предостережением, благодаря которому со мной не случилось чего-то более травмирующего или непоправимого. Если человек резко оказывается выбитым из зоны комфорта, на то всегда есть причины. Не исключено, что в моем случае это было сигналом SOS — остановись! Одна ошибка в выборе близкого человека может стать шокирующим, но полезным опытом. Но системная ошибка может привести к трагедии. И, к сожалению, человек склонен наступать на одни и те же грабли…

Хотя… теперь я понимаю, что в любой ситуации важно сохранить способность не драматизировать, а анализировать.

Я ВЛЮБИЛСЯ ВО ВТОРОМ КЛАССЕ. БЫЛА ОСЕНЬ. ВЫХОДНОЙ. И МЫ С ОДНОКЛАССНИЦЕЙ ЛЕРОЙ ЕХАЛИ КУДА-ТО НА МЕТРО. ВДВОЕМ. СТОЯЛИ НА ЭСКАЛАТОРЕ. ЛЕРА — ВЫСОКАЯ И СТРОЙНАЯ БЛОНДИНОЧКА С ДЛИННЫМИ ВОЛОСАМИ — ОКАЗАЛАСЬ НА СТУПЕНЬКУ НИЖЕ. Я ЗАЛЮБОВАЛСЯ, ГЛЯДЯ НА НЕЕ,

И СПОНТАННО ПОЦЕЛОВАЛ В ЩЕКУ. ОНА УЛЫБНУЛАСЬ

Откопать корни, истоки нынешнего положения в своем прошлом, собрать пазл своего пути, порой парадоксальный, — именно это помогает изменить ориентиры и вовремя скорректировать направление. Был ли у меня когда-нибудь тип женщины, который особенно меня привлекал? Попытка ответа сразу приводит меня к воспоминанию о первой любви.

Я влюбился во втором классе. Была осень. Выходной. И мы с одноклассницей Лерой ехали куда-то на метро. Вдвоем. Стояли на эскалаторе. Лера — высокая и стройная блондиночка с длинными волосами — оказалась на ступеньку ниже. Я залюбовался, глядя на нее, и спонтанно поцеловал в щеку. Она улыбнулась.

Наши родители дружили, и потому с Лерой мы часто встречались вне школы. Она со своей мамой бывала у нас дома, я приходил к ней в гости.

Я был влюблен, но тогда еще не понимал, что это такое, и потому сейчас мне проще назвать то чувство и то отношение к ней привязанностью. Тем более что в начальных классах я дружил не только с мальчиками, но и со многими девочками тоже. Да и в средних классах, когда мы, мальчишки, пытались курить, девчонки тоже принимали в этом активное участие и бегали вместе с нами за угол школы. Пока у нас у всех не начался переходный возраст. Тогда юношеская дружба закончилась: лет с двенадцати у девочек стали появляться свои секреты, в которые мальчиков они не допускали. Девочки стали шептаться и секретничать, вести дневники, которые никому из нас не показывали, но сам факт демонстрировали очень активно. На этом фоне дружба, как в те годы я ее понимал, иссякла…

А с Лерой я встретился спустя много лет. Помню, приехал к ней домой, вскоре пришли какие-то ее знакомые — нам всем тогда было лет, наверное, по девятнадцать — двадцать. Я уже учился в институте. Вижу: странные товарищи, если не сказать мутные. Привезли с собой какой-то наркотик и, как у них это называлось, «зарядили баян»: растворили вещество в воде, нагревая в столовой ложке над горелкой, добавляя лимонный сок, чтобы не жгло вены. По очереди перетягивая друг другу жгутом руки, одной иглой ввели каждому по дозе. Предлагали и мне. Настойчиво предлагали. Пытались даже на «слабо» взять. Я, конечно, ни под какими уговорами не согласился, но не ушел исключительно из любопытства, — чтобы посмотреть, чем же у них дело закончится. И самое поразительное, что меня больше всего удивило, — они все были уверены, что они вовсе не наркоманы и таковыми никогда не станут! Они верили, что делают это из любопытства, из желания самовыражения и протеста. Или просто следуя какой-то, на мой взгляд, странной моде. Для меня же здесь все было очевидно. Как белый день.

С тех пор прошло лет двадцать, и тех парней, кажется, уже нет в живых. Но Лера! Я до сих пор не могу понять, что подвигло ее на ту странную дружбу. Но знаю, что драйв саморазрушения может казаться притягательным, особенно в молодости. И, что самое опасное, — неосознанно притягательным. Вероятно, образ Леры, хоть и неявно, повлиял на мои последующие, уже взрослые, влюбленности. Какой-то глубинный общий нерв, ускользающий от меня, был в моих историях. Но, если уж углубляться в тайный причинно-следственный рисунок судьбы, то для полноты и оживления картины нельзя не вспомнить неотразимую Аллу Борисовну.

9. Алла Борисовна

С первого класса я занимался плаванием и музыкой. В бассейн меня возили родители или бабушка. Он находился далеко, в Доме пионеров в Лужниках. Где еще городскому мальчишке было учиться плавать? Конечно, в отпуске взрослые плескались со мной в воде, но плавать я не умел.

Помню, приехали мы на запись, и оказалось, что перед приемом от нас требуется пройти кое-какие испытания. Тренер выстроил всех желающих учиться плаванию в линейку, перед планкой вдоль «лягушатника», и скомандовал: «Кто в спецшколе учится — сделать шаг назад! Остальным оставаться на местах!» Я был скромным, конечно, ребенком, но не до такой степени, чтобы умолчать тот факт, что хожу во французскую спецшколу. Просто я тормознул в тот раз: скажи тренер сделать шаг вперед, я бы сделал, а тут не сориентировался вовремя и остался, а потом мне уже было неудобно выходить. И пока я рассуждал про себя, тренер спокойно продолжил: «А теперь те, кто сделал шаг назад, развернулись и шагом марш — вперед, в раздевалку — одеваться и домой!»

Как я понимаю, их отрубили из-за того, что в спецшколах нагрузки, действительно, были большими, и тренер это прекрасно знал, а тут еще и бассейн!

Так я остался в группе, но испытания на этом не закончились! Тренер скомандовал: «Встали на бортик. Руки вверх! Всем прыгать!»

Это было ужасно страшно и потому очень трудно, но научиться плавать мне хотелось сильно. Ничего не оставалось делать, как выполнять: зажмурил глаза — и сиганул в воду!

Однако успевать везде — и в школу ходить, и домашние задания делать, и в бассейне заниматься, и на музыку бегать (а это же не только специальность — игра на фортепиано, но и сольфеджио, и музыкальная литература, и композиция), а дома еще и эти задания выполнять — конечно, было тяжеловато! Поэтому в конце учебного года, в мае, родители решили забрать меня из бассейна — научился плавать, и хорошо! Так я действительно научился плавать. И теперь очень хорошо плаваю. Год отзанимался — хватило на всю жизнь!

САМА ТОГО НЕ ПОДОЗРЕВАЯ. АЛЛА БОРИСОВНА

СТАЛА ДЛЯ МЕНЯ ПЕРВЫМ СЕКСУАЛЬНЫМ ОБЪЕКТОМ,

БУДОРАЖАЩИМ МОЮ ДЕТСКУЮ. ТОГДА ЕЩЕ

НЕ ОСОЗНАВАЕМУЮ МНОЙ ЧУВСТВЕННОСТЬ

Преподавательница Алла Борисовна, конечно, была еще та штучка! Она, по тем-то временам всеобщего дефицита, одевалась только в «Березке», на занятия приходила всегда с маникюром, вся такая напудренная, в бусах и браслетах. Выглядела, как сейчас говорят, оч-чень сексуально. Вспомнилось: идет урок — я играю что-то, вдруг открывается дверь, и в класс входит ее подруга, учительница французского — из другой группы, не той, в которой я учился, — Тамара Петровна. И вкрадчиво так спрашивает:

— Ал, у тебя че-ньть от сифилиса нет?

А Алла Борисовна преспокойно ей отвечает:

— Не, нету.

Судя по всему, она пофигисткой была редкостной, и интересовали ее только шмотки. Подруга печально повторила: «Нет? А, ну ладно» — и вышла. Единственной мыслью в моей голове на тот момент было — мимо клавиш не промахнуться. Интересно, что Алла с Тамарой даже не заподозрили, что я в курсе значения такого «взрослого» слова. Или им было все равно? Детская память — непревзойденный мастер эпизода.

А, может, от моей учительницы музыки исходил некий аромат благополучия, достатка или чего-то иного — то ли запретного, то ли недосягаемого, но определенно волнительно-недостающего, и потому память выхватывала непривычные образы, слова, с нею связанные? Сама, вероятно, того не подозревая, она стала для меня первым сексуальным объектом — будоражащим мою детскую, тогда еще не осознаваемую мной чувственность и страсть. Да, Алла Борисовна разбудила во мне первые сексуальные ощущения. Как сейчас перед глазами — ее руки с наманикюренными ноготочками, неотделимые в воспоминании от звона ее браслетов и цоканья ногтей по клавишам. Именно эти звуки на уроках музыки и этот образ сформировали во мне первые устойчивые эротические ощущения! А чего стоил аромат ее духов — «Клима», «Шанель» и «Диор» с запахом ландышей — в сочетании с пышным бюстом в неизменно полуоткрытом состоянии и лежащими на нем бусами! Вне сомнений, на этих занятиях я получал музыку с эротическим эффектом!

Есть ли связь между Аллой Борисовной, Лерой и Настей? На первый взгляд, абсолютно никакой. Но во всех троих была манкость чуждой мне природы. Меня привлекал именно тот тип женщины, который был мне противопоказан. И если бы не мое болезненное наваждение после развода, не мощная переоценка ценностей, которая произошла тогда, то, возможно, я и дальше совершал бы ту самую системную ошибку выбора, которая привела бы к настоящим потерям…

10. Первая премия