Архив

— Допустим.

— Не смени фамилию на торговой вывеске, мы оказались бы… как сказать? Белой вороной, да…

Все равно Чемоданова слушала невнимательно. Влечение, что испытывала она к своему гостю, рассеивало внимание. Ей нравились мужчины с ранней сединой, особенно если это не яркие брюнеты, а такие, как Янссон — шатен с ненавязчивой светлой прядью. И этот красивый, крупный рот с мягкими добрыми губами… Дерзкое желание искушало Чемоданову. Ей хотелось подойти к Янссону и прижаться щекой к его щеке, обнять сильную шею и вдохнуть вблизи запах его духов.

— Знаете, Янссон, вы стали лучше говорить по-русски. За такое короткое время, — проговорила Чемоданова, чувствуя почти головокружение от томящего желания.

— Я стараюсь много ходить, слушать. Удивительное состояние, знаете. Я физически ощущаю, как во мне просыпаются гены. Я произношу слова, русские слова, которыми никогда не пользовался раньше. Они входят в меня как воздух… Вероятно, вы не поймете, не знаю. Более того, мне кажется, я стал забывать шведскую речь. Надо скорее возвращаться.

— Вам здесь так плохо? — Чемоданова прикрыла глаза, они могли ее выдать.

— Как сказать? — помолчав, ответил Янссон. — Вы хотите спать?

— Нет, нет, — Чемоданова испугалась, что он сейчас уйдет. — Я не ложусь так рано. Мне интересно, какое впечатление у вас о России?

Янссон медлил с ответом, его отвлекали протяжные шаркающие шаги в коридоре. Шаги утихли, и тотчас раздался деликатный стук в дверь. В проеме показалось лупоглазое лицо Майи Борисовны, потом протиснулось плечо с опущенной рукой, в которой она держала чайник.

— Извините, Ниночка… Он почти весь выкипел, — Майя Борисовна шныряла глазами по комнате, разыскивая гостя. Но безрезультатно — от двери угол за стереоустановкой просматривался трудно, особенно второпях.

Чемоданова вскочила с места и, шагнув к двери, взяла чайник. Голосом, которым обычно принимают извинение человека, наступившего на мозоль, Чемоданова поблагодарила Майю Борисовну за услугу. Глухо, словно утюгом, выдавила соседку в коридор и захлопнула перед ее носом дверь.

Янссон засмеялся. Чемоданова ответила кривой улыбкой, что придавало лицу какое-то лисье выражение.

— Налить вам чаю? — суховато проговорила она.

— Пожалуйста, — Янссон уловил перемену в голосе Чемодановой.

Ну так зашла пожилая женщина, принесла чайник, что здесь такого? Янссон озадаченно крутил головой, ловя каждый ее шаг с видом человека, опоздавшего на поезд… Но вскоре он овладел собой, его лицо вновь обрело выражение уверенности в себе, что так нравилось женщинам…

— Вас интересует, какое впечатление у меня от России? — проговорил он и через долгую паузу продолжил:

— Вы помните сегодняшний день, Нина Васильевна? Когда возвращались с работы?

Чемоданова удивленно подняла спрямленные брови и взглянула на Янссона.

— Мы с вами сели в автобус. К нам пристал какой-то человек. Заметьте, он вовсе не был пьян, он просто был ко мне… недоброжелателен, скажем так. Бывает! Он натравлял на нас пассажиров… Мы с вами решили не связываться и поспешили покинуть автобус.

Чемоданова перестала разливать чай и смотрела на Янссона.

— Толпа была недовольна, мы нарушили их покой… Я чувствовал, как она пытается сделать нам неудобно. Совсем незнакомым людям, не сделавшим им ничего дурного. Но и это бывает! Их можно понять — в тесном автобусе, едва заняли удобное положение, а тут… Бывает. Но тут случилось самое страшное, Нина Васильевна… Помните, что вы тогда сказали? Довольно громко. Помните?

Чемоданова отрицательно повела головой, она и впрямь не помнила. Мало ли что можно сказать в той обстановке.

— Вы сказали: «Скотный двор, а не автобус!» — и даже повторили: «Скотный двор!»

— Вы запомнили? — искренне удивилась Чемоданова.

— Еще бы! Я думал, сейчас остановят автобус, вызовут полицейского, привлекут вас к ответу за оскорбление людей… Но нет! Весь автобус молчал. Весь автобус молчал, Нина Васильевна. Понимаете?! Никто не вступился, не защитил свою честь! Свою! Все молчали и сносили вашу пощечину. Все! И при всех! Как должное. Как… справедливое. Терпели, не пряча глаз… Меня это потрясло… Вы помните, на улице я почти всю дорогу не разговаривал. У меня не было слов.

— Ну и ну! — Чемоданова вновь принялась разливать чай. Темно-коричневая заварка падала в стакан тонкой прерывистой струйкой. — Мне кажется, вы не все высказали.

— Не все, Нина Васильевна… Но это касается уже вас.

— Интересно.

— Вы сами… Вы даже не обратили внимание на это происшествие, понимаете? Вам это стало привычным. Вам, тонкому, интеллигентному человеку… Вот что самое страшное, Нина Васильевна.

— Господи, чепуха какая, — с досадой проговорила Чемоданова.

Янссон не ответил. Он сидел как сидел. Прямой, строгий, в светлой рубашке. Бордовый галстук подпирал острый кадык. Сильные руки лежали ровно на коленях, точно на старой фотографии.

Они пили чай как-то торопливо, нервно и стыдливо. Словно узнали друг о друге нечто такое, чем хвалиться неловко. Говорили отрывисто, о всяких пустяках. О том, что Янссон вернется сюда, если появится результат по запросу, надо только дать ему знать, адрес он оставит. И телефон.

Янссон извлек из пухлого портмоне визитную карточку и положил на шоколадную крышку стерео-установки. Сказал, что знает об увлечении Чемодановой и непременно привезет ей набор каких-нибудь пластинок.

Чемоданова кивнула, не скрываясь, поглядела на часы.

Янссон поднялся и попрощался сухим, крепким рукопожатием.

В коридоре было темновато и тихо, лишь скрипели рассохшиеся половицы.

Пахло сыростью и хозяйственным мылом. Квартира спала.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава первая

1

Только кажется, что у милиционера из вневедомственной охраны жизнь без особых проблем. Взять хотя бы спецодежду. Третий раз Мустафаев пишет заявление, чтобы ему сменили шинель, дело тянулось с прошлого года. Была бы велика, сам укоротил, так ведь короткая и тесная. Округлив птичьи глаза, сержант составлял заявление. На память приходили и другие обиды, которые надо бы заодно внести в заявление. Например, поведение коменданта общежития, что никак не вставит дополнительную раму в окно его комнаты, всему этажу поставил, а его обошел…

Мустафаев задумался, вспоминая упущенное. Взгляд его вновь наткнулся на старуху Варгасову, что покорно сидела в углу скамьи.

— Мы с вами, Дарья Никитична, уже как родственники, — Мустафаев отвлекся от своего скучного занятия.

— Ну дак, — с готовностью отозвалась Дарья Никитична Варгасова. Она и с котом уже поласкалась, и вздремнула, и бутерброд съела, зваром запила. — Куда это провалилась твоя Чемоданова? Не заболела?

— Придет… Забот у нее сколько, только крутись, — с уважением пояснил сержант. — Знает, что вы ждете?