Архивное дело
Шрифт:
– Где, сынок, целый день пропадал? – встревоженно спросила Полина Владимировна.
– В Серебровке, – ответил Антон и посмотрел на уставленный едой стол. – Ух, и проголодался я сегодня!
– Умывайся да садись к столу. Только тебя и ждем.
– Ты, ядрено-корень, Антошка, не тощай, а то жена хилого любить перестанет, – назидательно проговорил дед Матвей, по-стариковски неловко умащиваясь за столом.
– Не завались, философ, – сказал ему Игнат Матвеевич.
– Чо гришь?..
– Щи, говорю, из тарелки не вылей!
– Не повышай голос, командир. Не в конторе командуешь…
За
– Выкопаем, не паникуй, – склонившись над тарелкой, сказал отец. – Сына со снохой призовем в помощь.
– Урожай хороший. Не знаю, куда девать будем.
– Ныне агропромовские заготовители станут прямо в селах принимать картошку. Без заботы сдадим.
– Значит, создание агропрома начинает сказываться? – спросил Антон.
– Задумка хорошая, но в зародыше гибнет.
– Почему?
– Кадры у нас слабыми оказались для увеличившегося объема работы. В армии, скажем, никому в голову не придет назначить командира взвода командиром дивизии. Формально, конечно, можно лейтенанту присвоить генеральское звание, но генералом от этого он не станет. В районном же и областном агропроме получилось, что на полковничьи да генеральские должности сели люди, которые в бывших сельхозуправлениях еле-еле тянули, а теперь в десять раз больше забот на их головы свалилось. Разве они вытянут этот воз…
– Вечно ты, отец, недоволен и собой, и другими, – сказала Полина Владимировна.
– Самодовольство, мать, только верхоглядам да очковтирателям свойственно.
Все замолчали. Сосредоточенно принялись за еду. В конце ужина, за чаем, Игнат Матвеевич спросил Антона:
– У тебя как дела?
– Вообще или в частности?
– И в том, и в другом смысле.
– Вообще – работаю не на генеральской должности. А в частности… Хотел выяснить судьбу Жаркова, но залез в архивные дебри. Строить по нему какие-то версии – все равно, что на кофейной гуще гадать.
– Ты все-таки погадай.
– Постараюсь, – невесело вздохнул Антон.
Глава 8
Заклубившиеся с вечера облака ночью расплескались по березовским и серебровским полям хотя и недолгим, но плотным дождем. Видимо, не зря вчера у старика Хлудневского «постреливал» крестец. На рассвете ливень утих так же внезапно, как и начался.
В воскресное утро Антон Бирюков встал ни свет ни заря, вместе с отцом, для которого в страдные дни выходных не существовало. Антону спешить было некуда, но ему не давали покоя мысли о странном поведении Федора Степановича Половникова. То, что Федор Степанович битый час промолчал у Инюшкина, объяснялось просто. В присутствии Торчкова заводить разговор мог только тот, кто не знает о безграничной фантазии Кумбрыка. Но какая серьезность привела Половникова в позднее время к Инюшкину? Почему старик при встрече не отозвался на отклик? По-стариковски не услышал, как его окликнули, или не захотел вступать в разговор?..
За завтраком Игнат Матвеевич поругал «вредительницу» природу – на сырое поле комбайн не запустишь, жди теперь
пока колос обсохнет от влаги; обжигаясь, выпил бокал крепкого чая и, надвинув на голову «походную» кепку, отправился в контору. Антон, тоже позавтракав, хотел было позвонить в Серебровку Кротову, чтобы договориться с Половниковым о встрече, однако Кротов позвонил Антону сам. Оказывается, участковый уже спозаранку прикатил на мотоцикле из Серебровки и ждал Бирюкова в своем служебном кабинете.Несмотря на ранний час, в коридоре колхозной конторы было многолюдно. Как бы ни складывалась работа, на утренней разнарядке всегда выявляется что-то непредвиденное и позарез необходимое. Толклись люди в конторском коридоре перед началом рабочего дня. Спорили о делах, шутили, незлобиво подначивали друг друга, дымили табаком. И каждый норовил проскользнуть в кабинет к председателю раньше другого. Всем требовалось что-то у него выяснить, всем – срочно! Так было раньше, так и теперь по сложившейся традиции продолжалось.
Поздоровавшись с приветливо заулыбавшимися земляками, Антон Бирюков отворил дверь кротовского кабинета. Участковый, сидя за столом, разъединял цепочку из канцелярских скрепок, укладывая их по одной в стоящую перед ним стеклянную пепельницу. При входе Бирюкова он смутился и торопливо предложил Антону сесть.
– Ну, какие сегодня новости, Михаил Федорович? – привычно спросил Антон, усаживаясь на стул против участкового.
– Относительные… – Кротов замялся… – Половников вчера появился дома очень поздно. Без согласования с вами я не стал с ним беседовать. Но с Лукьяном Хлудневским, после ужина, мы проговорили весь вечер.
– Что интересного дед Лукьян еще вспомнил?
– Память у старика отменная. Например, он говорит, что перед поездкой в Томск Степан Половников брал у него, то есть у Лукьяна, ружье и десять заряженных патронов, а после похорон отца Федя вернул Лукьяну с ружьем только девять…
«Неужели Торчков не выдумал?» – мелькнуло у Бирюкова и он уточнил:
– Значит, Половников в кого-то стрелял?
– Вероятно, так.
– В кого?
– Лукьян предполагает, что они отбивались от волков.
– Всего одним патроном?
Кротов задумался:
– При нападении волчьей стаи одного выстрела маловато, чтобы отбиться. Для одиночного волка, если не промазать, – достаточно.
– В то время, говорят, волки бродили стаями.
– Я и сам это знаю. Бывало, когда отправлялись мужики в поле, скажем, на вывозку сена или за дровами, непременно брали с собой ружья и полные патронташи к ним.
– Что Половников сказал Хлудневскому насчет выстреленного патрона, когда возвращал ружье?
– Федя с молодых лет красноречием не отличался. Дословно Лукьян не помнит, какую причину высказал тогда Федор, но предположительно что-то вроде того, мол, «один патрон мы с папашкой израсходовали».
– Это не то ружье, которое Хлудневский продал Сергею Тропынину?
– Оно самое. Двуствольная тулка шестнадцатого калибра. В молодости Лукьян был заядлым охотником.
– Михаил Федорович… – Бирюков помолчал. – Не мог ли Федя Половников застрелить отца по… неосторожности?
Кротов пожал плечами: