Арикона, или Властелины Преисподней
Шрифт:
Она не ощущала тепла, которое должно идти от людей, и не чувствовала серой энергии, присущей демонам. Они не несли с собой мерцание огней небесных, как ангелы. Они молчали и продолжали свое движение к Ариконе. Тени шагали по земле, не пользуясь крыльями или иными штуками, которыми обычно щеголяют существа такого рода. Они были не из этого мира, и Арикона не могла понять, какому владыке они принадлежат.
Страх так и не пришел к ней. Страх она отдала вместе со своей душой, когда заключала сделку с Лордом. Потерянная же Душа, навизжавшись, бесстыдно покинула лес, просвистев в воздухе своими одеяниями, и Арикона осталась одна, лицом к лицу с врагом. Она не сомневалась, что перед ней враги. Но кто именно?
Подчиняясь инстинктам, она машинально отстегнула тяжелый пояс и бросила
И больше реальности не было…
Тени, не дыша и не издавая никаких звуков, бросились на нее все, одновременно. Кровь тотчас закипела в жилах, и лютая ненависть и ярость к тем, кто перебегает ей дорогу, возникла в груди и вырвалась наружу, поджигая траву и воду. Тени прыгнули ей на голову, закрыли глаза, перехватили горло, но топорик рассек воздух, а вместе с воздухом – и тела теней. Брызнула ярко-голубая фосфоресцирующая кровь… Арикона лишь краем глаза заметила это, отметив про себя необходимость подробнее узнать о тварях, посмевших напасть в темном лесу на демона, и пошла в атаку…
Она отрывала от себя призраков и зубами перекусывала глотки. Кинжал молнией метался вокруг сцепившихся тел и, подчиняясь воле хозяйки, кромсал длинные волосы-плащи и пустые лица, рубил мягкие кости, рекой проливая голубую кровь…
Умирая, они не стонали. Они падали безмолвно и покорно, тая на теплой земле. Она впитывала их, возвращала к жизни, и из-за косматых елей выходили все новые и новые тени, бесконечным потоком устремляясь к Ариконе и вонзая когти ей в спину. Она убивала их десятками, а они воскресали сотнями, и били, били, били ее по плечам и пояснице, превращая тело в кровавое месиво без кожи и сухожилий.
Мышцы превращались в стальные нити и рвались от напряжения. В глазах появились жилки наползающего кровавого тумана, в ушах звенела боль. Могучие кулаки, как камни, барабанили по лицу и скулам. Во рту давно стоял привкус металла – кровоточили разорванные десны и губы. Арикона не сдавалась – она все больше стервенела, но и враг становился сильнее. Чем яростней сопротивлялась она – тем яростней наносились удары с четырех сторон.
Всего на мгновение увидела она лицо одного из призраков – он слишком близко оказался у ее глаз. Этого оказалось достаточно – она рассмотрела в глубине как бы недорисованного создателем лица образы бушующего синего пламени, пожирающего золотое изваяние. Изваяние корчилось и кусало губы, а пламя поднималось выше и выше, дотягиваясь до сердца…
Арикона закричала, как раненый зверь, оттолкнула от себя эту тень и ударила по ней топором. Исчезло во мраке золотое изваяние…
Ноги ослабели. Подкосившись, они больше не могли удерживать искромсанное тело, и Арикона рухнула на влажную траву, продолжая орудовать топором. На кинжал мысленных сил не хватало, и он, неуверенно метнувшись взад-вперед, упал рядом с ней…
Удары сыпались один за другим – в живот, в грудь, под челюсть… Арикона знала уже, что потерянная кровь делает свое страшное дело, но она продолжала бить по теням и захлебываться голубой вонючей рекой, текущей на ее лицо из рвущихся тел. Жалкие остатки физических сил были на исходе. А тени не слабели. В кровавом тумане забытья, подступившего к голове, Ариконе рассмотрела очередную темную волну, катящуюся к ней из-за елей, и поняла, что ее схватили и несут куда-то, не прекращая при этом избивать, и кажется теперь тяжелыми ботинками с железными носками… Разжались ее руки и выпустили топорик. Глаза закатились под веки, судорожно задергались легкие, наполняющиеся горячей водой (или опять кровью), раскололось от боли сознание… Многое тотчас потерялось в памяти – и страшные безликие тени, и чувство полного бессилия перед неведомым врагом, и ярость… Осталась боль и огонь, раздирающий грудь… Краешком последней дотлевающей мысли дотронулась она до чего-то мягкого и нежного, услышала вскрик, похожий на раскат грома, а потом вспыхнул голубой пожар и все, наконец-то, ушло.
Глава 16
«…И пришел один из семи Ангелов, имеющих семь чаш, и, говоря со мною, сказал
мне: подойди, я покажу тебе суд над великою блудницею, сидящею на водах многих…»…Душно. Очень душно, просто нечем дышать. Дайте воздуха, хотела сказать она, но губы не слушались. Кто-то тяжело дышал рядом. Дышал с хрипом, с бульканьем, словно вдыхал воду. Она протянула руку и коснулась горячей кожи человека. Почти сразу же узнала и лицо, всплывшее из горячего тумана. Любимое и дорогое лицо, до жути исковерканное физическими и нервными страданиями.
Анн. Милая Анн, что сделала с тобой странная болезнь, которой нет названия и нет причины? Дорогая моя, единственная моя сестра, что мне сделать и кого убить, чтобы избавить тебя от боли? Сколько жертв принести мне богу, чтобы он услышал мои слезы и мои молитвы?
Он не слышит, шептала Анн, пытаясь взять Арикону за руку, но тело так плохо слушалось ее, что не хватило сил даже шевельнутся. Слезы катятся и катятся из добрых глаз, и понятно, что Анн на грани смерти… Страшно понимать, что всего минута отделяет тебя от забвения, и страшно подумать, что минуту эту все более и более отдаляют суетящиеся врачи, втыкающие иглы в измученные вены… Кровь такая густая, что иглы сразу забиваются и драгоценное лекарство, от которого, впрочем, больше нет никакой пользы, капает на простыни, пропитанные потом мук. Анн не может говорить, она смотрит на Арикону замутненным взглядом, почти ничего уже не видя, и душа ее готова сорваться с тонкой нити тела…
Арикона упала на колени, сложив ладони. Господи, говорит она страстно и горячо, господи, помоги! Дай ей шанс остаться здесь со мной, рядом со мной хотя бы еще немного! Анн такая молодая, ей еще многое надо сделать в этой жизни, не забирай ее! Пошли ей исцеления! Господи…
Слезы льются, а в горле комок колючей проволоки – тяжело вздохнуть… И она продолжает шепотом: не забирай ее! Она нужна мне! У тебя, боже, там, на небесах столько народу – зачем тебе Анн сейчас? Ты заберешь ее все равно – рано или поздно, но лучше поздно…
И память возвращает страшные прожитые дни, полные отчаянья… Мечущаяся в бреду Анн, перед которой встают галлюцинации – какие-то давно забытые подруги, видения детей, бегущих к ней навстречу, обрывки воспоминаний юности, загнанные страхи… Страхи… Она в бреду кричала: спасите меня!… Унесите меня с дороги, меня раздавят!… Кто-нибудь, поднимите меня, я не могу встать!… Анн кричала, а Арикона, воя, пыталась привести ее в чувство. Но сознание сестры погружалось все глубже во тьму. Я падаю, падаю, рыдала Анн, хватаясь руками за край кровати, за Арикону, за подушку и любого, кто подходил к ней близко, не дайте мне упасть…
Анн всегда боялась высоты. Болезнь заставляла ее каждую минуту испытывать этот страх, сбрасывая вниз с воображаемых зданий и мостов. Болезнь разрушала ее мозг и сердце.
А потом Анн пришла в себя. Она узнала и Арикону, и друзей, и обстановку. Но узнала для того, чтобы проститься.
И Арикона вновь взывала к небесам. Отец наш, господь! Услышь меня! Матерь Божья, Дева Мария! Помоги! Избавь от мук! Головой билась она об пол и стонала: помогите… помогите… Ангелы добрые мои, хранители, придите, дайте сил! Боже, если ты спасешь Анн, я обещаю больше никогда не подпускать к себе ни одного мужчину! Боже, клянусь посвятить свою жизнь только тебе одному! Я клянусь и небом, и землей, что буду принадлежать и телом, и душой только тебе, если ты спасешь Анн!
Но господь не услышал. Он молча смотрел на нее с иконы, а рядом улыбалась его мать – Дева Мария. Им было все равно, что Анн задыхается, что сердце ее с трудом может перекачивать сгущенную, как смола, кровь, что разум ее отдаляется и гаснет… Им было наплевать. Но Арикона продолжала верить, что докричится до них, тронет их чувства, и явят они милость свою и чудо. Анн так нужна мне, боже…
Последние дни Анн боролась за каждый глоток воздуха. Арикона сидела рядом, держа ее за руку и слушала жуткое бульканье у нее в груди. Молиться больше не было сил. Теперь осталась одна мечта – чтобы Анн ушла без боли, быстро. Арикона уходила в свою комнату, когда Анн впадала в забытье, и, упав на пол, кусала ковер и собственные руки, чтобы понять, живет ли она сейчас, или уже нет.