Аристократ на отдыхе. Том 5

Логично. Медальон можно украсть, а Печать не утащишь. Значит, никто другой не сможет ей воспользоваться.

Я прикрыл глаза и попробовал представить, как может выглядеть такая Печать. И у меня получилось! Ее линии отчетливо вспыхнули перед моими глазами. Наверное, артефакторика, которой я занимался от случая к случаю, все же давала о себе знать.

Тогда я пошел еще дальше. Представил, что эти горящие линии нанесены на мое тело. Представил так ярко, как только мог. Так, что кожу обожгло огнем.

И вдруг стало легче.

Чудовищное давление антимагических артефактов исчезло так неожиданно, что я покачнулся и сбился с шага. Оказывается, все это время я шагал, наклонившись вперед, как будто боролся с течением. Надо же, а я и не заметил!

— Вам плохо?

Гвардеец сделал шаг ко мне, чтобы подхватить меня, если понадобится. Но я успокаивающе махнул ему рукой.

— Все в порядке!

Глубоко задышал и улыбнулся, чтобы успокоить его.

Гвардеец привел нас в квадратную комнату без окон. Посреди комнаты стоял металлический стол с креплением для наручников. Вокруг стола — четыре металлических стула.

— Ждите, — обронил гвардеец и исчез за дверью.

Я оттащил два тяжеленных стула к стене. На один из них усадил Киру, на второй кивнул Илье. Илюха опустился на стул и ладонью вытер со лба капли пота.

— Давит, — признался он, косясь на Киру.

— Не вмешивайся в разговор, — напомнил я ему. — Не пытайся надавить на Лабуаля, даже если тебе покажется, что он врет. Даже если будешь уверен в этом.

— Да понял я.

Илья вяло мотнул головой и с удивлением уставился на меня.

— Барон… — начал он.

Я понял, что он снова хочет спросить, как мне удается держаться. Но в коридоре послышались шаги, и я резко оборвал Илью:

— Тихо!

В комнату ввели тщедушного старика. Его худые руки были скованы тяжелыми магическими наручниками. Седые волосы беспорядочно всклокочены, на выпирающем подбородке торчала неопрятная щетина. Глаза профессора Лабуаля глубоко запали, он тяжело дышал.

А еще он был очень похож на Степу. На сильно постаревшего Степу Лабуаля.

У меня на минуту защемило сердце.

Тюремный охранник усадил профессора на стул и пристегнул наручники цепью, приделанной к столу.

— Я буду за дверью, — предупредил он.

Я заметил, что Кира с жалостью смотрит на старика.

— Умник, ты можешь работать? — спросил я демона-менталиста.

— Могу, Ник, — с удивлением отозвался демон. — Эта Печать… как ты ее применил?

— Давай потом, ладно? Попробуй понять, что происходит с этим человеком. Я должен знать его состояние.

Я сел напротив профессора. Его глаза упорно смотрели в стол, на меня он даже не взглянул.

— Николай Степанович, меня зовут Никита Волков. Я знал вашего отца.

Взгляд Лабуаля прыгнул на меня и снова опустился.

— Больше ста лет тому назад мы со Степаном Лабуалем служили вместе, — продолжил я. — Можно сказать, мы были друзьями. Я считал Степана чудаком, но идеи у него были интересные.

Я старался говорить медленно и размеренно. Так, чтобы до профессора доходило каждое слово.

— Степан рассказал мне про аномалию Смерти. Я пошел туда и нашел в аномалии демона, похожего на паука. Я убил его, но демон сумел переместить меня во времени. Наблюдая за профессором, я видел, что он внимательно слушает меня.

— Умник, что можешь сказать?

— Он очень сильно напуган, Ник. Прямо дрожит от страха.

— Попробуй его успокоить, только осторожно.

— Уже. Твой рассказ очень помогает. Он слушает и расслабляется.

— Я для того и рассказываю, — усмехнулся я.

Так же неторопливо я рассказал профессору Лабуалю обо всем, что случилось со мной в последнее время. Ну, почти обо всем — я же помнил, что меня слушает не только профессор.

— До сих пор не могу привыкнуть к тому, как все изменилось, — закончил я. — И дело не в магии. Люди изменились куда сильнее. Мне повезло снова встретить старого друга.

Я кивнул на Илью, который внимательно слушал мой рассказ.

— А теперь вот повезло с вами. Надеюсь, нам еще удастся поговорить. Вы расскажете, что случилось с вашим отцом?

— Он погиб, — еле слышно ответил Лабуаль. — Я был совсем маленьким. Отец отправил нас с мамой к родственникам. А сам… он занимался своей работой. В последний раз я видел его на вокзале.

— Он успокаивается, Ник, — предупредил меня Умник. — Но страх не проходит. Профессор сильно боится чего-то, прямо сейчас.

— Наверное, смерти? — предположил Убийца. — Его же могут казнить, я правильно понимаю, Ник?

— Правильно, — согласился я. — Но тут что-то другое. Если бы профессор боялся казни, то не вызвал бы жандармов. Он бы попытался сбежать.

— Резонно, — подтвердил Умник.

— Расскажите, что случилось на вашей даче, — предложил я профессору.

— Он не хочет, Ник! — предупредил менталист. — Начал закрываться.

— Я уже все рассказал следователю, — тихо ответил профессор. — И Кире Андреевне. Мне нечего добавить.

— И все же, — мягко сказал я. — Расскажите еще раз. Я не стану пытать вас вопросами или ловить на лжи. И обещать тоже ничего не буду.

Все-таки, профессор заговорил. Он не добавил ничего существенного к рассказу Киры. Убитого Алексея Трубецкого он несколько раз видел на своих лекциях. Даже принимал у него какой-то зачет.

— Маша познакомилась с ним в ночном клубе, — сказал профессор.

— Маша — это ваша внучка? — уточнил я.

— Да.

Дальше профессор так же монотонно рассказал о том, как приехал на дачу, как увидел, что Трубецкой пристает к Маше.

— Я ударил его по голове, — пробубнил профессор, — и оттащил в подвал. Потом перерезал ему горло.

К этому моменту его рассказа я твердо знал две вещи.

Первое — профессор врал. Его слова звучали заученно, в них не было и тени искренних эмоций, не было попытки оправдаться.