АРИСТОКРАТИЯ В ЕВРОПЕ. 1815—1914

Снижение дохода от сельского хозяйства стало еще более ощутимо, потому что одновременно оно сопровождалось ростом числа состоятельных дельцов. По мнению Гарольда Перкина «в период между 1850 г. и 1880 г., согласно графе Д, число получавших доходы от бизнеса и прочих источников свыше 3000 фунтов в год, увеличилось от менее 2000 человек до 5000 и более по сравнению с 2500 землевладельцами, получавшими, согласно официальным отчетам «Нью Думсдей» в 1870-х годах, доходы от земельной ренты (не включая доходы от собственности в Лондоне) свыше 3000 фунтов в год; количество людей, имевших доходы от бизнеса свыше 10 000 фунтов, возросло с 338 до 987 в сравнении с 866-ю землевладельцами с таким же доходом; а число получавших свыше 50 000 фунтов увеличилось от двадцати шести до семидесяти семи в сравнении с 76-ю собственниками с равноценным рентным доходом. К 1914 г. доходы от земли практически не поднялись, и поэтому большая часть доходов свыше 10 000 фунтов, которые получали 4843 человека, приходилась на сферу бизнеса» [84] .

84

Perkin H.Ibid. P. 64.

Источники благосостояния доиндустриального периода отходили на второй план. Аристократу приходилось делать ставку на доходы городского и индустриального общества. Начиная с 1870-х гг. значительно увеличилось количество дворян среди держателей акций, и возросло число аристократов на директорских постах. Именно собственник городской недвижимости, в особенности если его собственность находилась в Лондоне, исключительно комфортно чувствовал себя в британском высшем обществе, становившемся все более плутократическим. Так, согласно Бейтману, в 1870 г. герцог Вестминстерский имел доход от сельскохозяйственной ренты только в 35 000 фунтов, а с прибавлением прибыли от сдаваемой в аренду недвижимости в Лондоне его годовой доход подскакивал до 300 000 фунтов. Маркизы Солсбери в 1868 г. имели общий доход в 53 000 фунтов, к 1902 г. — 60 000 фунтовя, однако в этот период источники их благосостояния переместились. Хотя род Сесилей отнюдь не принадлежал к крупнейшим британским собственникам городской недвижимости, к 1880-м годам третьему маркизу Солсбери свыше половины дохода приносила городская собственность. Более того, в результате этой перемены доходы Солсбери только увеличились, поскольку его прибыль от сельских поместий в значительной степени ими же поглощалась, тогда как прибыль от городской собственности, наоборот, подобно чистой прибыли рантье, оставалась у него в руках [85] .

85

О Солсбери см.: Thompson F. M. L.Private Property and Public Policy // Lord Blake and Cecil H. (eds). Salisbury. The Man and His Policies. London, 1987. P. 255–257. Чтобы получить общее представление об этом периоде, см.: Thompson F. М. L. English Landed Society…Op. cit. Ch. XI. Разные издания кн.: Bateman J. The Great Landowners of Great Btritain…

Op. cit. — отмечают существенное различие в доходах герцога Вестминстерского от рентной платы: издание 1876 г. указывает 59241 фунт стерлингов, а издание 1883 г. — 38944 фунта. Это изменение объясняется доходом от ренты Вдовствующей Маркизы, который, согласно изданию 1876 г., составлял 5063 фунта стерлингов, а в издании 1883 г. — 26958 фунтов. У герцога Вестминстерского, несомненно, была исключительно богатая мать, но не лишним будет отметить тот факт, что матери нередко получали поистине царственные доходы от старших сыновей. Данные по 1883 г. см. в кн.: Bateman J.The Great Landowners… Op. cit.; no 1873r. — Bateman J.The acre-Ocracy of England. London, 1876.

По-прежнему диаметрально противоположным в британской и русской землевладельческих элитах было место, занимаемое там женщинами. Составленный Минарик список русских землевладельцев, которым принадлежало свыше 50 000 десятин земли, включал в себя семь женщин, но это, несомненно, меньше, чем их было на самом деле: исследовательница числит замужних женщин вместе с мужьями. Между тем, в ряде случаев, среди которых наиболее известны были Юсуповы, большей долей супружеского состояния владела жена. С другой стороны, в списке Бейтмана среди шестидесяти семи человек, получавших ежегодный доход с земельных владений в 50 000 фунтов, нет ни одной женщины.

Из семидесяти девяти крупных русских землевладельческих родов примерно двадцать пять приобрели свое состояние в девятнадцатом веке. Из шестидесяти семи собственников в списке Бейтмана новоявленным лендлордом был лишь один — лорд Оверстоун, который разбогател на банковских операциях. Из тех же шестидесяти семи землевладельцев только восемь были из простого народа, трое из которых на самом деле получали доходы менее 50 000 фунтов, а остальные пятеро были выходцами из семей весьма солидных джентри. Среди пэров только Оверстоун был во всех смыслах новичком. Все прочие семьи владели своей земельной собственностью еще до 1700 г., добрая половина из них были рыцарями или дворянами еще в средние века, а остальные почти все «достигли» высших уровней в правящем классе еще до 1642 г.

Производить сравнение «продвижений» из более низких сословий в русскую и британскую аристократические элиты следует осторожно. Приобрести крупные поместья в России было куда проще и дешевле, так как в 1815 г. губернии вокруг Черного моря все еще оставались малонаселенными пограничными территориями. Вследствие массовой продажи земель после 1861 г., богатые покупатели поместий легко стяжали себе огромные состояния. Но если до 1870-х годов в России существовала не в пример большая возможность, чем в Британии, попасть в высшее сословие — а не просто в группу крупных землевладельцев — в дальнейшем, пожалуй, наблюдается как раз обратное явление. Начиная с семидесятых годов в Англии увеличилось число пэров, не имеющих земельной собственности, и полноценность члена высшего общества уже не могла измеряться исключительно количеством наличествующих у него во владении акров. В противовес этому, в России до 1914 года ни одному из представителей финансовой, промышленной и коммерческой элиты не был дарован титул, хотя некоторые магнаты, например, «сахарные короли» Терещенко и Харитоненко, были пожалованы в дворянство. Пожалование в дворянство не являлось единственным критерием ассимиляции новой элиты с аристократией. Существенное значение также имели смешанные браки. К 1914 г. русская аристократия еще не успела связать себя браками с новоявленными богачами, появившимися во время индустриального бума 1880-х и 1890-х, что, судя по всему, не удивительно, учитывая столь короткий срок. Не в пример им, лондонцы накануне Первой мировой войны стали свидетелями нескольких браков между представителями старого и нового класса магнатов, среди которых наиболее эффектными были союзы британских пэров и американских наследниц [86] .

86

Большая часть поместья Томаса Айлэнда принадлежала его невестке. Сэр Джон Рамсден совместно с сэром Сент-Аубином получали доход в виде ренты от тех городских районов, которые являлись всего лишь их земельной собственностью. О трансатлантических браках см., например, Montgomery М. М. Gilded Prostitution, Status, Money and Transatlantic Marriages, 1870–1914. London, 1989.

Интересные замечания о соотношении имущественного положения английской и германской аристократии содержит переписка королевы Виктории со своей старшей дочерью, британской принцессой и будущей германской императрицей. Так, в 1877 г. принцесса писала: «Вы знаете, как невелики состояния в Германии и как мало людей здесь имеет привычку к роскоши и train du grand monde [87] ». Будучи кронпринцессой Пруссии, Виктория считала, что не может позволить себе провести светский сезон в Лондоне, разве только будет жить в доме своей матери, и королева соглашалась, что «один сезон в Лондоне… способен разорить любого небогатого человека». Давая согласие на брак принцессы Луизы с маркизом Лорном, королева Виктория отмечала, что часть британской аристократии «по своему богатству и общественному положению, несомненно, может быть приравнена к малым германским принцам» [88] .

87

Образ жизни высшего света ( фр.)

88

Your Dear Letter. Private Correspondence of Queen Victoria and the Crown Princess of Prussia. 1865–1871 ed. by Fultord R. London, 1971. P. 302; Darling Child. Rrivate Correspondence between Queen Victoria and the Crown Princess of Prussia 1871–1878. London, 1976. P. 171, 242.

Совсем иную картину представляет собой другой более поздний пример имплантации английской знатной леди в прусское общество. Родители Дейзи Корнуоллис-Уэст, как известно, не были очень состоятельными людьми, зато ее супруг, принц Плесский, был одним из богатейших немецких аристократов. Сестра же принцессы Дейзи вышла замуж за герцога Вестминстерского, и ее положение позволило ей непосредственно сравнивать английский и германский образы жизни. Ее дневники дают представление о жизни высших кругов Силезии — жизни, которая, по меркам англичан, выглядела тусклой и напыщенной, но, во всяком случае, не бедной. Напротив, герцогиня подчеркивает высокую стоимость и чрезмерную пышность жизни в Плессе, отмечая, что имеющийся в распоряжении их семьи годовой доход колебался от 35 000 до 120 000 фунтов и зависел, главным образом, от рыночных цен на уголь, который поставлял ее муж. Даже в 1890-х годах, по английским меркам, «Германия оставалась примитивной», но к 1910 г., по утверждению принцессы Дейзи, в части всех потребительских товаров эта страна вырвалась вперед. Было бы действительно странным, если бы столь резкий экономический подъем экономики Германии не уменьшил бы разрыв между доходами аристократии в этих двух государствах [89] .

89

Daisy, Princess of Pless. By Herself. London, 1928. P. 12, 43, 58, 137,

Что касается богатства германской знати начала двадцатого века, то наилучшим источником информации являются тут списки Рудольфа Мартина. Правда, основанные на налоговых документах, они мшут иногда занижать оценку имущественного состояния отдельных людей. Кроме того, списки Мартина не охватывают весь Рейх, а включают лишь отдельные германские государства. Между тем, жители Пруссии и Баварии — двух королевств, вошедших в мои таблицы — составляли три четверти населения всей империи. При всех своих недостатках, статистические данные Мартина и многочисленные подробные примечания к отдельным состояниям, включенным в его списки, являются ценным материалом для каждого изучающего аристократию Германии до 1914 г. [90]

90

Приведенный спор основывается на двух книгах того же автора: Martine R. Jahrbuch des Vermogens und Einkommens der Millionare in Preussen. Berlin, 1912; и: Martin R.Jahrbuch des Vermogens und Einkommens der Millionare in Bayern. Berlin, 1914.

[ Таблица 2.10 ]

В 1914 г. Бавария, по немецким стандартам, все еще оставалась относительно бедной страной. В ней не было ни месторождений угля, ни руды, ни развитой тяжелой промышленности. Неудивительно, что в Баварии было куда меньше миллионеров на тысячу человек населения, чем в высоко индустриальных государствах, таких как Королевство Саксония или прусские провинции Силезия и Рейнская область, не говоря уже о Берлине. Тем не менее в списке Мартина присутствуют восемь жителей Баварии, имевших состояние свыше 20 миллионов марок (1 миллион фунтов), двое из которых принадлежали к королевской фамилии, а одиннадцать — к высшей знати [91] .

91

Martin R.Jahrbuch… Bayem Op. cit. S. 9.

Однако, цифры эти не совсем верны и вряд ли могут служить руководством для определения имущественного состояния богатейших представителей собственно баварской знати. Целый ряд крупных аристократов (например, принц Гвидо Хенкель фон Доннерсмарк) имели летние загородные виллы в Баварии, но их земельные владения и главные особняки находились за ее пределами. Хотя принц Альберт фон Турн-унд-Таксис и принц Адольф Йозеф Шварценбергский владели большими поместьями в Баварском королевстве, владения эти были карликовыми по сравнению с собственностью, которая принадлежала им в других местах, к тому же ни тот, ни другой не был баварцем и не имел никакого отношения к Баварии [92] . Из одиннадцати дворян, являвшихся собственниками состояния свыше 20 миллионов марок, шестеро по существу были иностранцами. Из остальных пяти трое вышли из семей промышленников (Маффей, Клетт, Лотцбех), пожалованных в дворянство в девятнадцатом веке, и только двое, принц Оттинген-Валлерштейн и граф Тэринг, являлись представителями старинной местной знати. Оттинген был Standesherr из Швабии, Тэринг — из очень древнего баварского курфюршества. Земельные владения обоих в основном состояли из лесных угодьев, но хотя стоимость собственности, принадлежавшей Оттингену, была выше 36 миллионов против 25 миллионов Тэрринга— поместья Тэрринга давали 1,2 миллиона марок ежегодного дохода (60 000 фунтов), тогда как Оттинген получал только 1 миллион (50 000 фунтов) [93] .

92

Это совершенно верно для Шварценбергов, но в меньшей мере относится к Турн-унд-Таксисам, чьи прежние основные владения в Оберпфальце, Регенсбурге оказались на территории Баварии. Однако большая часть их семейного поместья оставалась в Богемии.

93

Иногда встречаются землевладельцы, имеющие в собственности несколько поместий, которые могут быть разбросаны по разным государствам и особенно по маленьким германским княжествам. Обычно Мартин указывает на основное поместье, в котором живет землевладелец, а также описывает величину его собственности. Ценным источником информации о различиях между старым и новым дворянством, а также о том, в каком государстве та или иная семья была пожалована в дворянство, является кн.: Kneschke Е. Н. Neues allgemeines Deutsches adelslexicon, 9 Bande. Leipzig, 1859.

[ Таблица 2.11 ]

[ Таблица 2.12 ]

Имущественное состояние сорока восьми баварцев оценивалось в пределах от 10-ти до 20-ти миллионов марок (от 1/2 до 1 миллиона фунтов). Из них тридцать два принадлежали к высшему дворянству, а четверо — к королевским фамилиям. Среди этой менее состоятельной группы иностранцы составляли меньшее число — правда, в определении, кого именно считать «баварцем», а кого «иностранцем», существуют свои сложности. Из двадцати одного баварского дворянина, двенадцать происходили из семей промышленников, получивших дворянский титул в девятнадцатом веке, остальные — из более старого дворянства. К последним относились Standesherren из Швабии (Фюггер фон Бабенгаузен и Оттинген-Шпильберг) и Франконии (Аейнинген и Лёвенштейн-Вертгейм-Фрейденберг), а также графиня Фабер-Кастелл, дочь от брачного союза между представителем младшей ветви династии Standesherren Кастелл и наследницы семьи предпринимателей Фабер. Тукеры, выходцы из старой знати Нюрнберга, были одним из редких очень древних германских родов, чье состояние образовалось на основе городской собственности, тогда как Пошингеры были промышленниками, пожалованными в дворянство в восемнадцатом веке. В этой группе из тридцати двух человек нет ни одной из старинных дворянских семей, принадлежащих к курфюршеству Виттельсбахов. Хотя в среднем собственность, принадлежащая знати, имеет большую стоимость, чем собственность, которой владели двенадцать членов буржуазной среды, вошедших в эту группу, доходы у нее были меньше. Доходы знати колебались от 90 000 марок (45 000 фунтов) у Кристофа Фрейгерра фон Тукера, который получал большую часть доходов не от сельского хозяйства, до 300 000 марок (15 000 фунтов) у принца Фюггера фон Бабенгаузена, которые он ежегодно получал от состояния в 15 миллионов марок (750 000 фунтов). В среднем двенадцать буржуа имели доходы, составлявшие 6 процентов от их состояния, а девять представителей древней баварской знати были вынуждены довольствоваться 4,5 процентами.