Аритмия
Шрифт:
Вот где мрак-то… Там не то, что медведь на ухо наступил, там вообще кошмар полный: ни слуха, ни голоса. Эдакая гремучая смесь Джигурды и Витаса в одном флаконе. Даже не знаю, как нам удалось пережить это издевательство над инструментом…
Субботнее утро тоже начинается далеко не с приятной ноты. Сперва, зареванная и расстроенная Ксюша Иванова будит нас новостью о том, что ее подопечный, хомяк по кличке Боцман, совершил побег.
Вообще в нашем общежитии строго-настрого запрещено держать любых животных. За подобную шалость светит выселение. Но я уже поняла, что любые правила воспринимаются
Так вот вернемся к нашим баранам, а точнее хомякам. Подавленная грустным событием Ксюша горько оплакивает свою потерю, выпивает залпом стакан воды и отправляется на поиски грызуна. А мы, прибитые и осоловевшие, дружно зевая, идем в общую душевую. Однако и там удача, увы, оказывается не на нашей стороне. Уж очень много в выходные желающих почистить перышки…
Пока ждем своей очереди в списке, затеваем с Риткой уборку, поровну распределив обязанности. После ритуала наведения порядка, принимаемся за приготовление обеда. И даже Ингу, частенько отлынивавшую от подобных бытовых забот, удается привлечь ко всеобщему делу. То ли настроение у нашей белоручки хорошее, оттого, что родители перевели ей приличную сумму денег, то ли совесть проснулась. (Но скорее все же первое.)
Кто не успел, тот не успел… Ближе к одиннадцати в общежитии внезапно отключают горячую воду. Об этом нас оповещает в край возмущенная Инга, появившаяся на кухне.
— Не ну это просто трэш! Мало того, что очередь размером с анаконду, так еще и приколы какие! — кричит она, скручивая на голове замысловатый тюрбан из полотенца. — Только пеной намылилась и на тебе! Я буду жаловаться! Двадцать первый век на дворе! Столица! — всплескивает руками. — А если я заболею от этой ледяной воды и слягу с воспалением легких?
Инга едва не плачет. Наша тепличная ростовская принцесса не привыкла к таким экстремальным условиям. В первую неделю заселения у нее вообще случилась депрессия. Все ее удручало: недостаточно мягкая кровать, унылые обои, отсутствие штор, общий шкаф и холодильник. Держалась она с нами холодно и напряженно, но потом волею обстоятельств мы все-таки сдружились.
Жаловаться Вершинина, конечно, не пойдет, это просто игра на публику. Ингу итак по понятным причинам в это общежитие заселили с большой неохотой. И, естественно, не за бесплатно.
— А че вы такие потерянные? — наконец замечает печать озадаченности на наших лицах.
— Кастрюлю угнали, — загробным голосом сообщает Ритка, почесывая левую бровь.
— Борщ? Наш борщ? — вопит Вершинина. — Ну, знаете ли… Они тут вообще все дикие, что ли?!
Вздыхаю, хмуро глядя на плиту. Мне на работу скоро, а обед, похоже, отменяется. Впрочем, как и душ, наверное.
— Я за солью в комнату ходила, — рассказывает Бобылева, все еще пребывая в состоянии шока. — Сюда возвращаюсь, а кастрюли нет…
— Надо было лучше за ней следить!
— Да кто ж знал-то! Я на пару минут ее оставила! — огорченно причитает Ритка.
— И кто по вашему стащил наш борщ? — задумчиво склоняю голову.
— Левицкий, сто процентов! — зло прищуриваясь, выдает свою версию Инга. — На прошлой неделе Федорова чехвостила его за съеденную картошку. Ох, я те щас устрою, чертило
питерское!Угрожающе скрипнув зубами, Инга хватает из моих рук половник, разворачивается и с немыслимой скоростью устремляется в коридор с громким воплем «Левицкий, тебе хана»!
Мы с Бобылевой несемся следом, нагоняя ее лишь у комнаты Германа.
— Открывай, скотина! — брюнетка остервенело дубасит кулаком по двери, но отзываться никто не спешит.
Может, Герман и не слышит. По ту сторону стены громко играет песня «Белая ночь», в исполнении Виктора Салтыкова.
— Зараза! — Вершинина снова раздосадовано лупит ладонями по гладкой поверхности. — Есть идеи как его вытравить оттуда?
— Пожар! — кричу я во все горло.
— Горим, Герман! — подхватывает Ритка, переходя на неистовый ор.
Клянусь, я аж вздрагиваю от неожиданности. Но самое главное, что уже через несколько секунд дверь резко распахивается, саданув при этом Вершинину прямо по лбу.
Она роняет половник, а Ритка хватается за сердце. Потому что перед нами стоит Левицкий, облаченный в противогаз.
— Ты, придурок! Кто ж так делает? — Инга растирает ушибленный лоб.
— Я вас спасу.
Кажется, он говорит именно это. Толком и не разберешь.
— А тебя уже ничего не спасет, — набрасываясь на него, зло отзывается разъяренная Вершинина. — Где мой борщ? Для тебя я, что ли, его готовила?!
— Правильно ты сделала, что заставила ее почистить овощи, — одобрительно кивает Ритка, наблюдая за тем, как Инга колошматит Германа.
— Мы правда горим? — скучающим тоном интересуется Настя Лопырева, поправляя крупные бигуди на голове.
Только сейчас замечаю, что в коридоре выстроилась толпа любопытных студентов. Вон уже и на телефон снимают бойцовской клуб имени Инги Вершининой, в этот самый момент восседающей на Германе.
— Забери, пожалуйста, у Чернышова телефон, — прошу я Ритку, пробираясь в эпицентр.
— Да не трогал я ваш борщ! — уверяет распластавшийся на полу Левицкий.
— Врешь, гаденыш! — яростно шипит девчонка, отбрасывая в сторону противогаз.
— Да не вру я. Говорю ж не трогал!
Добираюсь до цели, бросаю тревожный взгляд на Германа и начинаю звонко смеяться. Вершинина, кстати, наоборот, гневается пуще прежнего, продолжая раздавать несчастному тумаки.
— Дайте ему зеркало.
— Умора, блин.
Дружный хохот ребят эхом прыгает от стен. Герман хлопает глазищами, изображая из себя саму невинность. А у самого рыльце в пушку. Точнее рот в борще.
— Эт, чё, вы мне тут устроили! — доносится до нас грозный голос комендантши.
— Фюрер! — Лопырева свистит, и в коридоре моментально начинается невообразимая давка.
Инга быстро поднимается на ноги и направляется в обитель Германа.
— Вставай уже, Гер, — протягиваю руку Левицкому.
Как-то жалко его стало, что ли… Получил он от Вершининой знатно. Лицо расцарапано, рубашка порвана. Вон даже очки в двух местах треснули, съехав на бок.
— Прости, Дарин, не удержался, — кряхтя, оправдывается парень. — Я только крышечку приподнял, чтобы в полной мере насладиться ароматом. И, собственно, стал заложником своих рецепторов. А я ж еще чеснок на окне выращиваю, так что…