Арийский миф в современном мире

Это направление исторического мышления не осталось без внимания и со стороны русских самодержцев. Еще императрица Екатерина II любила размышлять на досуге о древней славянской истории и находила «славянскую» топонимику в Испании, Франции, Шотландии и даже в Индии и Америке. Она утверждала, что ранние короли Франции и Испании были славянами по происхождению. Ей принадлежит честь «открытия» связей этрусских и рунических памятников с «древним славянским письмом». Наконец, незадолго до своей смерти она пришла к мысли о том, что славяне якобы три раза завоевывали Европу от Дона до Швеции и Англии (Екатерина II 1878: 318, 321–325, 636). Примечательно, что для некоторых неоязычников не только Ломоносов, но и Екатерина II до сих пор представляются непревзойденными авторитетами в решении научных споров (Рыжков 1991; 1993: 309).

В конце 1830-х – 1840-х гг. те же идеи развивал в борьбе с немецкой историографией один из основоположников славянофильства А. С. Хомяков, без устали доказывавший принадлежность славян к индоевропейцам. Все географические названия, хоть как-то сближающиеся с венедами/вендами, он однозначно интерпретировал как следы обитания древних славян. В итоге он щедро расселял славян по всей первобытной Европе от Волги до Франции и Голландии. Правда, он критиковал чересчур смелые построения Венелина и справедливо отмечал, что на Земле нет чистых народов, что в процессе своего становления и развития народы складывались из различных компонентов (Хомяков 1871: 61). Тем не менее одним из важнейших компонентов многих народов Европы (например, вандалов, готов, кельтов и, конечно же, этрусков!) он считал славян. Даже Древнюю Трою он называл славянской землей и готов был именно с ней, а не с римским императором Траяном связывать известные упоминания о «веках Траяновых» в «Слове о полку Игореве». По мере изложения его фантазия становилась все более неуправляемой, и он готов был отождествлять венедов с «ванами» скандинавской мифологии, населять ими Кавказ и Иран и даже искать их у границ Китая. Колыбель «ванов» он находил в междуречье Оксуса (Амударьи) и Яксарта (Сырдарьи) и писал, что в старину «свободно и легко гуляло слово славянское от Бактрии до оконечностей Галлии» (Хомяков 1871: 298–311) 40 .

40

О месте славян в исторической концепции Хомякова см.: (Riasanovsky 1952: 71–74; Walicki 1975: 220).

Особым почетом у современных творцов «славяно-арийского мифа» пользуются труды Е. И. Классена (1854а; 1854б; 1861) 41 , одного из наиболее беспомощных представителей «славянской школы», не имевшего никакого авторитета даже у своих современников, не говоря уже о последующих поколениях специалистов. Будучи немецкого происхождения, Классен стал в 1836 г. русским подданным, добившимся своей ревностной службой титула статского советника. В частности, еще в 1826 г. он входил в комиссию по коронации Николая I. С 1825 г. его профессиональная деятельность была связана с Московской практической коммерческой академией.

41

Его книга даже была переиздана в постсоветской России издательством «Белые альвы» в 1999 г.

В области истории «заслуга» Классена состояла, пожалуй, лишь в том, что он довел рассмотренные выше идеи до полного абсурда, находя славян повсюду едва ли не во все эпохи. Он писал об обитании славян у Балтийского моря 4 тыс. лет назад, о подвигах русских защитников Трои, о русах в Аравии в эпоху царя Соломона, о Великой России в начале н. э. Он отождествлял со славянами едва ли не все народы Геродотовой Скифии, начиная, естественно, с самих скифов. Связь русов с этрусками никаких сомнений у него не вызывала. Он выводил донских казаков от гетов и гетами же населял Малую Азию. Он был убежден, что еще 4 тыс. лет назад венеды обладали грамотой, и объявлял все рунические письмена славянскими. Для него не было проблем с отождествлением санскрита со славянским языком, и он смело причислял парсов к славянам. В принципе он не выдвинул ни одной новой идеи, лишь скомпилировав все то, что высказывали до него Ломоносов, Шлегель, Венелин, Хомяков и ряд других авторов. Но если они пытались хотя бы сформулировать какие-либо методические приемы и руководствоваться ими при анализе источников, то он не делал и этого. Ему этого и не требовалось, ибо его труд преследовал конкретную идеологическую цель – дать русским моральную компенсацию за поражение в Крымской войне, продемонстрировав их исторические преимущества перед остальными народами, а следовательно, и справедливость их претензий на особое политическое место в мире.

«Славянская школа» продолжала занимать определенное, хотя и достаточно маргинальное, место в русской науке вплоть до Первой мировой войны. К ней принадлежал консервативный историк В. И. Ламанский, энергично, но без особых на то оснований настаивавший в своей магистерской диссертации на том, что славяне могли проникать в Малую Азию еще на рубеже н. э., если не раньше. Произвольно интерпретируя название греческого города Киос, он конструировал некую группу «киян», с которыми и был якобы связан легендарный Кий и которые со временем переселились в Поднепровье. Он же привлек и скандинавскую мифологию для доказательства того, что якобы в древности ваны соседили на Дону с асами, ушедшими позднее в Скандинавию (Ламанский 1859). Корни этой идеи можно обнаружить еще в упомянутых выше рассуждениях Екатерины II (Екатерина II 1878: 324).

Одним из поздних представителей «славянской школы» был Д. И. Иловайский. Он считал скифов «германо-славяно-литовской» ветвью индоевропейской или «арийской» семьи и настаивал на том, что преобладающим среди них было именно славянское население. А родину скифов он помещал между Оксом и Яксартом, то есть в сердце современной Центральной Азии (Иловайский 1876: 7, 22). В принципе такая локализация прародины скифов находит некоторую поддержку среди части ученых и ныне. Однако отождествление скифов со славянами несло во второй половине XIX в. особый политический заряд – шла колонизация Центральной Азии, и скифская генеалогия помогала ее оправдать «возвращением на земли предков». А вот один из аргументов, выдвигавшихся Иловайским в пользу такого отождествления, – скифы «любят паровые бани, как истые предки восточных славян…» (Иловайский 1876: 20). Он вслед за Хомяковым доказывал, что «века Траяни» в «Слове о полку Игореве» относились будто бы не к эпохе императора Траяна, а к событиям Троянской войны (Иловайский 1876: 121). Иловайский был яростным противником норманизма и настаивал на связи термина «русь» с Азово-Черноморской Русью, где якобы когда-то обитали «славяне-роксоланы» 42 . К славянам он причислял и Ахиллеса. Но варягов он щедро отдавал норманам, не переставая настаивать на славянском происхождении их имен (Иловайский 1876: 269, 302 сл.).

42

Роксоланы были ираноязычным племенем, и это было хорошо известно специалистам, современникам Иловайского (Васильевский 1882: 184–190).

На рубеже XIX–XX вв. в попытке найти древнейшие корни славян в Восточной Европе некоторые археологи также обратили свои взоры к скифским и сарматским древностям, вслед за историками «славянской школы» отождествляя их с предками славян (Самоквасов 1908; Забелин 1908) 43 . Единственным положительным результатом этого подхода стало бурное развитие скифо-сарматской археологии. Для ранней истории славян это направление оказалось тупиковым.

«Арийская идея» достигла России в начале второй половины XIX в., благодаря польскому эмигранту Ф. Духинскому, бежавшему на Запад после Польского восстания 1830 г. и нашедшему убежище во Франции. Будучи польским патриотом, он пытался всеми силами восстановить местное общественное мнение против России. Имея в виду популярность «арийского мифа» в Европе, где «арийские предки» тогда высоко ценились, он всеми силами отлучал русских от «арийского наследия», делая их тем самым чуждыми Европе. Для обоснования польских территориальных и политических претензий он развивал глубокополитизированную версию этногенеза славян и соседних с ними народов. В 1861–1862 гг. в своих лекциях в парижском Научном обществе он всячески пытался отлучить великороссов от славянской общности. Находя им место среди туранцев, Духинский утверждал, что «арийцам» (индоевропейцам) и туранцам суждено было находиться в постоянной вражде друг с другом (Duchinski 1858; 1864).

43

Впрочем, сторонником отождествления западных скифов («скифов-пахарей») со славянами был даже такой серьезный специалист, как А. С. Лаппо-Данилевский (1887: 359, 391–395).

Поэтому вступление русских ученых в «арийский дискурс» вначале преследовало цель доказать свою причастность к «арийству». Фактически это было продолжением выступлений ряда русских интеллектуалов против немецких и французских русофобов, исключавших русских из круга европейских народов (Нойманн 2004: 99 – 139; Laruelle 2005: 42–43). Первым ответ Духинскому дал журнал «Отечественные записки», возмущенный злонамеренным исключением русских из славянской семьи и их отлучением от «арийского наследия» (Краевский, Дудышкин 1864). После этого русских как славян к «арийцам» причислил во второй половине 1860-х гг. Н. Я. Данилевский в своей известной книге «Россия и Европа», вызвавшей большую полемику и выдержавшей несколько изданий (Данилевский 1895: 130). Затем против концепции Духинского выступил профессор Харьковского университета П. А. Безсонов. У него «арийство» русских никаких сомнений не вызывало, и он противопоставлял их туранцам, подобно Духинскому, рисуя тех дикой племенной массой. Полемизируя с последним, он замечал, что «неосторожное обращение русских с поляками, притязания поляков относительно народности русской и возведение этого в теорию туранизма, последование этому со стороны малороссов, – все это опасно» (Безсонов 1885: 106). В том же ключе высказывался и А. Н. Пыпин (Пыпин 1887). Следовательно, поначалу, как правильно отмечает М. Ларюэль, «арийский миф» в России выглядел как «миф об идентичности» – он призван был доказать принадлежность русских к европейскому единству, то есть наделить их «цивилизованностью» и «европейской культурой» (Laruelle 2005: 15–19, 181).

В 1879 г. в своей знаменитой Пушкинской речи Ф. М. Достоевский возвестил о готовности русских к «воссоединению со всеми племенами великого Арийского рода». Это и были русская «всемирность» и «братство», как их представлял Достоевский. В те годы «арийская идея» уже прочно ассоциировалась в Западной Европе с антисемитизмом, и «арийцам» было не по пути с «семитами» 44 . О знакомстве Достоевского с антисемитскими трактатами, выходившими тогда на Западе, говорит «Дневник писателя». Так во второй половине XIX в. «арийская идея» постепенно вошла в русский дискурс практически одновременно как научная и как политическая.

44

Этот вовсе не случайный нюанс «Пушкинской речи» тут же отметил Н. К. Михайловский. См.: (Михайловский 1909: 941).

В годы Первой мировой войны арийской тематикой увлекался казачий историк Е. П. Савельев, один из эпигонов «славянской школы», подхвативший рассуждения о «скифах-славянах» для реабилитации истории казачества. Но его интерес к «арийцам» имел иные мотивы. Ему было важно доказать, что казаки обладали собственной идентичностью, отличали себя от великороссов и с гордостью величали себя «казаками» (Савельев 1915, вып. 1: 3–4). Подобно многим интеллектуалам своей эпохи, Савельев был заворожен образом славных «арийцев». Он помещал их родину в Предкавказье от Дона до Кубани и причислял к их остаткам ряд современных народов Северного Кавказа (осетин, адыгов, чеченцев и др.) (Савельев 1915, вып. 1: 13–17; вып. 2: 63–69). Упоминая о северной прародине индоариев, Савельев настаивал на близком сходстве санскрита со славяно-русским языком. В работе Савельева нашла место и фантастическая идея о славянстве этрусков, которых он отождествлял с гетами, считая тех «военным сословием». Его воображение будоражили и другие идеи «славянской школы», объявлявшей исторических троянцев народом славянского корня. В ходе написания работы фантазии Савельева достигали планетарных масштабов, и он находил «гетов-русских» не только в Италии и Испании, но и среди хеттов, гиксосов и даже африканских йоруба. Его воображением владела, разумеется, и Атлантида Платона, которую ему тоже хотелось приписать к русскому наследию. Кроме того, Савельев отмечал, что религия народа была важнейшим мерилом его развития, и ему казалось немаловажным подчеркнуть, что древние арийцы якобы верили в единого бога, что и создавало прочную основу их высокой культуре (Савельев 1915, вып. 3: 158–161).

Вместе с тем вплоть до самого начала XX в. арийский дискурс в России избегал биологических аргументов, и если «арийцы» кому-то противопоставлялись, то в полном соответствии с Духинским – «туранцам», а не «семитам» (Laruelle 2005: 46–49, 181–184). В общественном дискурсе раса еще не наделялась узким биологическим содержанием, и под ней понимали языковую общность – в этом смысле и говорили об «арийской», «туранской» или «семитской» расах. Кроме того, в последней четверти XIX в. под «семитами» все еще понимали языковую семью в целом и не ассоциировали этот термин именно с евреями. Касаясь взгдядов Х. Лассена и Э. Ренана о якобы полной противоположности «арийцев» и «семитов», Н. И. Кареев относился к их выводам скептически и критиковал слабости их методики (Кареев 1876).