Арка в скале

— Да я мигом. Моток лески и крючки я тайком прихватил, только палка подлиннее нужна, чтобы удочку смастерить. Сейчас пацанов попрошу, чтобы нашли мне что-нибудь подходящее, — сказал Прохоров, обрадовавшись, что просят его колхозные власти любимым делом заняться.

Отправив деда на рыбалку, Нечаев завел отдельный журнал, куда начал записывать все остатки припасов и колхозного инвентаря. Разобравшись с этим вопросом, он решил, что хорошо бы организовать выпас для колхозных лошадей, которых осталось целых семь штук. Так что кое-какая скотина пока имелась. На крайний случай, если никакого продовольствия добыть не удастся, то можно будет пустить под нож и их. Но, лучше бы обойтись без этого, а найти хорошее пастбище, чтобы лошади отъедались. Ведь потом и пахать на них можно будет. Трактора никакого теперь нету у колхоза. Да и вся механизация крестьянского труда, которую с такими усилиями наладили за последние годы, пропала полностью из-за проклятой войны. Остались только конный однолемешный плуг и конные бороны. И как же теперь на новом месте полноценно работать?

А работать надо. Кто не работает, тот и не ест. Так гласила народная мудрость, которую любили часто повторять большевики на собраниях. Сам же Нечаев в партии не состоял. Ему даже никогда не предлагали в нее вступать, потому что все на селе помнили, что старший его брат Еремей погиб, сражаясь за белых в гражданскую. Потому Поликарп видел себя простым сельским финансистом, и не более того. Он радовался, что хоть самого не посадили, как пособника белых, знал свое место и в начальники никогда не лез, а тут внезапно пришлось взять на себя командование всеми остатками колхозного хозяйства.

Вот только идею колхоза в том виде, как ее понимали большевики, Поликарп никогда особо не одобрял, хотя открыто и не возражал против нее. В душе Нечаев оставался привержен идее традиционной русской земледельческой общины. Впрочем, никакого особенного противоречия в двух этих различных идеях он для себя не видел, а просто считал, что нужно брать за основу лучшее и оттуда, и отсюда. Нечаев почему-то сам для себя решил, что им для колхоза теперь просто обязаны выделить новый земельный участок, взамен утраченного из-за войны. Поликарпа занимал вопрос, что же точно имел в виду подполковник Сомов, когда сказал ему, проходя мимо:

— Теперь ваш колхоз будет прямо здесь. Так что обживайтесь.

Но, никакого официального распоряжения начальник полигона пока не выдал. Да и как же на землях полигона обживаться прикажете? А вдруг там мины где-нибудь установлены? Или еще какие-нибудь сюрпризы есть опасные? Карты никакой тоже не имелось пока. Надо для начала хотя бы разведку ближайшей местности произвести. Где тут поля распахивать? А где пастбище организовывать? Все вопросы пока оставались без ответов.

Старший лейтенант, которого подполковник оставил за главного, ни на один вопрос Нечаева толком ответить не смог. Говорил уклончиво, мол, все вопросы к Сомову, он разберется. А куда этот Сомов ушел и когда снова появится, выбравшись из своей секретной дыры в скале, старлей не знал. Единственное, в чем он действительно помог, так это отправил со своими бойцами в дыру всех пленных, что сняло с Нечаева хоть какую-то часть ответственности. А то что с немцами и финнами делать, где их содержать и чем их кормить, было совсем уже непонятно.

Не получив от старлея ответов, Поликарп решился пока самостоятельно отправить на разведку тех мужиков, которые состояли в партизанском отряде. У них имелось с собой и оружие. Да и охотниками все слыли хорошими. Вот Нечаев и подозвал троих мужиков среднего возраста, Василия Егорова, Сергея Терентьева, да Григория Шандыбина, попросив их сходить разведать окрестности, а то пока и не посмотрели тут толком ничего, кроме полосы вдоль реки длинной в несколько сотен метров. Собрались все трое быстро. И первая разведка уже хотела отправиться, когда их приготовления заметил вездесущий старлей. Впрочем, возражать он не стал, а лишь дал для усиления двух своих бойцов, представив их, как сержанта Романа Ануфриева и ефрейтора Леонида Зимина. Тут намечающейся экспедицией заинтересовались и ученые. Подошел даже сам профессор Игнатов, чтобы переговорить с колхозным бухгалтером с глазу на глаз. А еще он выделил для участия в экспедиции своего помощника.

* * *

Дима Матвеев, молодой аспирант двадцати семи лет, остался наблюдать за артефактом. Он стоял и смотрел, как бойцы входят один за другим внутрь и готовятся к защите скального прохода, устанавливая пулемет и позицию гранатометчика недалеко от выхода из расщелины перед самой границей странного тумана, который никак не желал рассеиваться. Потом Диме надоело стоять. И он уселся в нише прямо на артефакт. «Если немцы попрут, то один пулемет и один гранатометчик их едва ли задержат надолго», — думал Дима в этот момент. Ситуация казалась ему не просто необычной, но и совсем небезопасной.

Посидев немного, Матвеев почувствовал, что камень теплеет. Или показалось? Но, тут начал рассеиваться и тот самый туман, который до этого заполнял выход из расщелины в иное пространство и время. А когда окончательно туманное облако рассеялось, за ним оказалась сплошная скала. Расщелина в этом месте будто бы сошлась. Причем, совершенно бесшумно и безо всяких внешних эффектов. Камень, как бы, зарастил трещину. Словно и не было никогда в этом месте того прохода в сорок первый год. Аспирант вскочил и принялся фотографировать на свой смартфон глухую каменную стену, образовавшуюся на месте расщелины.

Он спросил у лейтенанта, все ли его бойцы успели вернуться внутрь. Но, ничего страшного не случилось. С той стороны ни одного солдата с полигона не осталось. Правда, остались где-то снаружи те самые храбрые партизаны, которые ушли вместе со своим командиром. Но, Матвеева успокаивало то, что они местные жители. А значит, есть шанс, что не пропадут. И все же было досадно, что проход сквозь время так внезапно закрылся.

В замешательстве Дима снова уселся на артефакт. И внезапно услышал голос в своей голове: «Не стоит волноваться. Открою опять, когда пожелаешь, или когда будет необходимость. Но враги внутрь не пройдут». И голос принадлежал словно бы маленькой девочке. Дима подумал, что от всех этих непонятных происшествий, свалившихся на него в этот день, начинает сходить с ума. Ну, а как еще объяснить, если ни с того и ни с сего в голове начинает говорить какая-то маленькая девочка?

— Это кто говорит? — спросил Матвеев.

Матвеев положил руку на плиту артефакта, и внезапно почувствовал отклик. От камня исходила и радость, и нежность, как от живого существа, которое радовалось тому что получило возможность общения.

— Я живу в этой капсуле, которую ты называешь артефактом. Я спала, но теперь проснулась. И я умею управлять структурой камня, — снова сказала маленькая девочка в голове у Димы.

— Ну, если так, то хорошо бы установить снаружи какую-нибудь маскировку, например, сделать завал, но так, чтобы ничего не упало во внутрь, да так, чтобы видеть и знать изнутри, что происходит снаружи. И чтобы снаружи никто не отличил это место от других обычных скал, и, главное, чтобы мы могли, когда будет нужно, выбраться отсюда в сорок первый год, а потом войти внутрь обратно, когда будет нужно.

— Сделаю, как просишь, — сказал голос и замолк.

«Может, я сам себе придумал весь этот разговор?» — подумал Дима. Да и камень артефакта, вроде бы, не показывал повышенную температуру, как Матвееву показалось. Тут его отвлекли. Прибежала какая-то босоногая крестьянская девчонка в грязном и порванном платье. Она позвала на обед.

Пещерный зал, где беженцы решили сделать общественную столовую, уже был полностью вычищен от мусора. Солнце постепенно клонилось к закату. Было тепло и комфортно. Рядом с Димой на камнях сидели люди, которых Матвеев почему-то ощущал неожиданно для себя, как родных. Все были к нему настроены очень доброжелательно. Вот только обедать супом из медвежатины он не стал. Избалованным жителем мегаполиса был Дима, и к таким странным таежным кушаньям совсем не привык. Читал он об особенностях мяса медведей, что через медвежье мясо можно заразиться всякой дрянью, если термическая обработка недостаточная. Да и запах кушанья ему не понравился, хотя все беженцы ели варево из мисок с большим аппетитом. Потому, отдав свою миску какому-то голодному подростку, которому захотелось добавки, Матвеев просто наблюдал за этими странными людьми из прошлого.

С обращением к собравшимся выступил какой-то сухонький мужичок средних лет в стареньком пиджаке и с лысиной на голове:

— Товарищи колхозники! Хочу вас поздравить с переселением в новый мир. Да. Не смотрите на меня такими удивленными глазами. Это другой мир. Так мне сказал сам профессор Игнатов. И нам здесь придется прожить какое-то время. А если захотим, то жить можем на этом месте хоть всю жизнь. Земли здесь много. Всем хватит. Только надо изучить это место как следует. Нужно узнать местный животный и растительный мир. Узнать какие здесь времена года. Мы даже не знаем пока сколько дней в году в этом мире. Узнать нет ли других людей здесь, а если есть, то каков уровень их развития. Судя по нетронутой природе, в этом месте рядом с нами других людей нет. Мы выслали небольшую экспедицию, чтобы разведать пока хотя бы ближайшие окрестности. Будем обживаться. Конечно, когда уйдут немцы, то мы сможем вернуться назад в наши края. Но, повторяю, это случится не раньше, чем немцев прогонят, а для этого нужно время, даже годы, как сказал мне товарищ Игнатов. А еще он сказал, что Красная Армия обязательно победит немцев и финнов, но не быстро.