Аркадиана
Шрифт:
– - Ммм...
– мычу я.
– Чего?... В чем дело?..
– - Нинк, - говорит Вера задумчиво.
– Где-то у нас был трихопол?..
Сон слетает в один момент. Я даже вроде подлетаю на кровати.
– - Ты чего?
– говорю я.
– Ты меня не пугай!
– - Да тихо, тихо, - она легко отмахивается. Видно, что она довольна своим выступлением.
– Светка просит. У нее Дашка что-то температурит...
– она копается в сумке с лекарствами.
– А анальгин у нас где?..
– - Что, аптечки у них нет?..
– ворчу я.
– Любой советский ларек обязан был иметь аптечку, а они в отеле не держат...
Впрочем, вопрос это риторический.
Я поднимаюсь. Все равно разбудили.
– - Анальгин зачем?
– спрашиваю я.
–
– - А чем температуру сбивать?
– говорит Вера.
– - Видать, давно у тебя не было температуры...
– бормочу я.
В дверь стучат. Это Маша.
– - У меня антибиотик есть, - говорит она, не заходя, из коридора.
– Пойдем...
Они выходят, и я за ними. Делать все равно нечего. Никому, похоже, не пришло в голову обратиться к Мустафе или к Машкиному Али. Скорее позовут Ваню - отец двоих детей как-никак...
Светка мечется по комнате, закусив губу.
– - Тридцать восемь и семь, - говорит она тревожно.
– Не знаю... Что ей лечить? Когда ничего не болит?..
– - А раньше так было?
– спрашивает Маша.
Светка перебирает таблетки.
– - Или она на солнце посидела?.. Ела, что я.. Яблоко еще ела... Не знаю... ну не холера ж это?.. Или бассейн?
– она кидается к Дашке.
– Ты точно в бассейне не купалась?.. Даша, слушай меня, точно?
Дашка, бессильно утонувшая в постели, качает головой. Ручки лежат вдоль тела как плеточки. Кажется, что сейчас она провалится в белье и исчезнет.
– - Ты чего это, Дарья?
– бодро говорит Вера.
– Ты смотри! Растрепанная вот... давай, волосы заплету.
Она садится к изголовью и осторожно расчесывает Дашкины спутанные волосы. Дашка не реагирует. Я тупо сажусь рядом на кровать. В Дашкиных испуганных глазах страдание. Вокруг глаз - сероватые тени. Плечики - липкие от жары. На худенькой грудной клетке проступают ребра. От бессилия и жалости у меня сдавливает сердце. Я беру Дашкину ручку и целую маленькие пальчики. Я прекрасно понимаю, что это не поможет. Бабушке не помогло... и папе тоже... Будь все так просто, никто бы не болел... Тем более - посреди Турции, на раскаленном побережье, за тысячи километров от дома...
– - Дашка, милая, - говорю я умоляюще.
– Потерпи, сейчас будет легче...
Дашка смотрит на меня строго и сурово. Я не знаю... Что я могу знать, когда у меня нет своих детей?.. Я судорожно перелистываю память в поисках медицинских сведений. Пустота... Похолодеть, проникнуть под кожу, забрать этот жар... Будь это мой ребенок, я бы с ума сошла...
Машка черенком ложки толчет на тумбочке какую-то белую таблетку. Антибиотик? И что толку?.. Я не могу смотреть в мученические Дашкины глаза. Уксус? От головной боли... Ничего не болит... ну и что? Если бы болело - что мы поймем?..
– - Водка, - вспоминаю я.
– Нам нужна водка.
Светка переглядывается с Машкой.
– - В бар, - говорит Машка коротко.
– - Чего, поить?
– ошалело спрашивает Вера, но я не отвечаю.
– - Не в бар!
– кричу я испуганно, вспомнив их фармацевтическую ракию. Бог знает, как она подействует на ребенка.
– Тут нашу надо... Есть наша водка?..
– пока они думают, я распоряжаюсь.
– Значит так: ты - к Ване, за водкой, - Вера послушно встает.
– Пусть хоть отель перевернет... Ты - к Али, пусть распорядится выдать ключи от номера... или сама возьми...
– Маша только оскорбленно за сомнения в ее способностях пожимает плечами.
– Сейчас вспомню, какой номер... Четвертый этаж, от лифта справа... Посмотри по спискам, там двое наших мужиков, Андрей и Гарик, фамилии не знаю. В шкафу сумка, в сумке бутылка. Только не перепутай ничего. И записку оставь, а то хипеж подымут...
Если только они не взяли частичку родины в Памуккале... С дурных русских туристов станется на жаре хлебать... Машка криво усмехается и исчезает. Я припадаю к горячей Дашкиной руке.
– - Потерпи, милая, - твержу я монотонно.
– Потерпи...
Рука раскаленная. Я едва не плачу. Как Светка
хранит спокойствие?– - В туалет не хочешь?
– спрашивает она, ласково трогая Дашкин лоб.
– Давай пить будем. Надо...
– она подносит чашку с водой. Я щупаю Дашкин пульс. Частый... Ясное дело, частый. Какой еще с температурой?..
Появляется Машка - с хладнокровным видом и с бутылкой. Надеюсь, она больше ничего не прихватила.
– - Ты там дверь-то закрыла?
– спрашиваю я.
– - Не помню, - отвечает Машка злорадно. В бутылке примерно треть. Вот польза от моего безобразного поведения - не успели допить... Светка достает ворох носовых платков, мы осторожно, ледяными по сравнению с Дашкой руками, приподнимаем ее за плечи и обтираем мокрой тканью. Дашка вялая, как глина. Водка сразу испаряется с ее влажной кожицы. Появляются Вера с Ваней. У Вани в руке стеклянный стаканчик - со спиртовым раствором борной кислоты (тараканов он, что ли, на отдыхе травит, хобби у него такое) - и решительный вид. Он готов разделать весь отель, и разделал бы, когда б помогло. Думаю, он вообще к рефлексии не склонен... Через пять минут, шлепая мокрыми вьетнамками, вваливается Ванина жена в еле заметном невооруженным глазом платке поверх бикини. От жены пахнет пивом и лаком для волос, но она бросается к Дашке со словами "Ну-ка пустите, пустите... мамашки...", и становится понятно, что пришел компетентный специалист. Она так решительно берет Дашку за нижнюю челюсть, что я вздрагиваю, как бы вообще не оторвала.
– - Язык высуни, - командует Ванина жена.
– Ааа! Так... Ну девки, - она обращается к нам, непринужденно пересыпая речь нецензурными выражениями, - ну тут прям такой гадюшник, я в жизни своей не видела! Так и руки чешутся какую-нибудь наглую тварь мордой об пол приложить. Кондер еле пашет, белье не меняют, фрукты вообще не фрукты, а черт знает что такое... Мебель битая, как прям со свалки... Живот давай... Нормальный у тебя живот... У нас Гришка, девки, прямо в первый день слег, температура сразу под тридцать восемь, я на ресепшен пошла, говорю, я сейчас во все города звонить буду, я такое устрою... А тупые, девки - ужас. Сидит кретин, ушами хлопает, фиг понимает... зайчик, - она обращается к Ване, тыкая пальцем в воздух, - угля принеси из зеленой коробочки, в тумбочке у меня стоит... Ну в такой дыре я сроду не была. Чтобы я еще в этот отель поехала... Мы в том году были в Сиде - ну тоже не дворец, но все-таки получше...
Если бы не больная Дашка, я бы поинтересовалась у этой принцессы, в каких таких теремах она росла. Можно подумать, что пятнадцать лет назад не лопала за милую душу в каком-нибудь дощатом пионерском лагере кашу "Артек" и не маршировала строем под барабан, а родители ее не стояли в девяностом году за килограммом щупальцев кальмара в одни руки. И откуда только у нас взялось столько аристократов, ума не приложу. Дашка тем временем начинает слабо сопротивляться непрошеным врачебным действиям - значит, полегчало.
– - Чего?
– спрашивает Ванина жена.
– Ты тетю слушайся. У тети таких двое, за еще сестриных трое через мои руки прошли... Анальгинчику, мамашка, давай... нет, полтаблеточки хватит... Растерла? Ну и фиг ты ее заставишь выпить? В этом долбанном отеле сахарного песка-то нету, вареньица-то бабкиного тоже нету... Аппендицит не вырезали тебе?.. Да нет, мамаш, не пугайся, это навряд...
Является Ваня, обнимая картонную коробку из-под Птичьего молока. Ванина жена беззлобно ругается, находит в коробке уголь, заставляет Дашку выпить лекарства и задумчиво щупает ей пульс одной рукой, в то время как второй подхватывает водочную бутылку и отпивает хороший глоток одним духом. Не поморщившись. Есть женщины в русских селеньях...Ваня впадает в тоску, но молчит. Мучаясь бездействием, он неуверенно предлагает пойти и построить весь отель вместе с персоналом и менеджментом всех звеньев включительно. В ответ ему велят пойти и заняться собственными детьми - для начала снять с потолка, на который они стопроцентно залезли.