Аркан

— Неужели? — оборвала принцесса, критически вскинув бровь.

— Дурные настают времена. Достойные люди умирают до срока. Вот и Джамал…

— А что — Джамал? — снова прервала Анира, но на этот раз в ее глазах горел искренний интерес. Аджакти справился наконец с поясом штанов и опустился на ковер перед принцессой, скрестив ноги. «Похоже, настала пора припомнить, чему учил меня Мастер Ар».

— Луноподобной известны четыре опоры власти? — Вопрос, заданный тихим голосом, прозвучал почти как утверждение.

— Напомни мне, — растянула губы в улыбке принцесса. — Память у меня девичья.

— Сила. Богатство. Вера. Закон. Четыре опоры. Без одной из них любая власть неустойчива. Без двух — обречена, — Аджакти замолчал, проверяя реакцию принцессы. Девушка пожирала его глазами, чуть приоткрыв губы, будто пробуя каждое слово на вкус. Но, заметив взгляд гладиатора, Анира наигранно резко махнула рукой:

— Все это — пустая философия. Ближе к делу. У тебя осталось… — Принцесса обернулась на песочные часы, но только тут сообразила, что забыла перевернуть склянку. — Гм, скажем, десять секунд.

Кай понизил голос еще больше — на случай, если Шазия способна была опуститься до подслушивания:

— В Танцующей школе сто обученных гладиаторов. Любой новобранец стоит двух солдат, которые присягнут Омеркану. Последний из ветеранов — пяти. В Королевской школе триста закаленных ареной бойцов. Всего в Церрукане порядка пятидесяти крупных и мелких школ. Сколько насчитывает церруканская армия?

— Включая городскую стражу, примерно пять тысяч, — Анира нахмурилась, между красиво изогнутыми бровями залегла глубокая складка. — Куда ты клонишь? Гладиаторы — рабы и сражаются только на арене.

— За что?

Анира задумчиво покачала головой:

— О чем ты? — Похоже, она забыла про десять секунд.

— За что они сражаются?

Принцесса презрительно фыркнула:

— Они — обесчещенные! Их гонит в бой плеть и приказ мясника!

— Это верно. Но многие из них никогда бы не принесли клятву гладиатора, если бы не одно обещание, одна надежда.

— Деньги? — сморщила носик Анира. Кай покачал головой:

— Свобода. Эти люди пойдут за тем, кто даст им свободу.

Принцесса откинулась в кресле и прикрыла глаза. Несколько мгновений она сидела без движения, только вздымалось и опадало атласное покрывало на груди. Внезапно она распахнула глаза. Зрачки светились в полумраке, как раскаленные угли:

— Это безумие. Допустим, рабы Скавра послушают тебя. Но как насчет других школ? Королевская подчиняется Омеркану напрямую…

— И гладиаторы презирают принца за истеричность и слабость к мальчикам, — быстро закончил за Аниру Аджакти. — Конечно, на организацию потребуется время, и его у нас немного. Все должно завершиться до прихода весны и открытия караванных путей — тогда Омеркану будет неоткуда получить поддержку. Зима — время дворцовых переворотов.

Анира смотрела на него так, будто пыталась заглянуть в самые дальние уголки души и убедиться, что там не притаилась измена. Наконец она порывисто поднялась на ноги, подошла к кувшину с водой и отпила прямо из горлышка. Обернувшись к Аджакти, принцесса смерила его взглядом с головы до пят, будто пыталась определить ему цену:

— Что ты за это хочешь?

— Свободу, — твердо ответил Кай. — Для всех выживших гладиаторов. Безоговорочно и сразу, как только Луноподобная взойдет на престол.

Анира качнула рукой, прислушиваясь к плеску оставшейся в кувшине воды.

— Мало захватить власть, надо еще ее удержать. Как я это сделаю без одной опоры?

Аджакти усмехнулся:

— Кто лучше служит охотнику? Сокол, запертый в клетке или взлетающий с его руки?

Принцесса кивнула, но Кай еще не закончил:

— Горец. Он должен остаться в живых.

Брови Аниры удивленно взлетели, а потом сошлись на переносице:

— А ты упрямый! Да кто он такой, этот несчастный идиот, что ты ради него готов рискнуть всем?

Аджакти спокойно ответил:

— Мой друг, — и, следуя внезапному наитию, добавил: — Тот, кто возглавит бунт гладиаторов.

Принцесса поставила полупустой кувшин на изящный столик. Рука ее дрогнула, и дерево издало глухой, неловкий звук.

— Ты что, уже говорил об этом с… как его… Горцем? — Глаза настороженно следили за Аджакти из-под длинных ресниц.

— Нет, — признался Кай. — Но парень — прирожденный лидер, у него дар сплачивать людей и вести за собой, к тому же он бредит свободой.

— Вот именно! — наставила Анира тонкий пальчик в его грудь. — Он бредит! Кидается, как бешеный, на гайенов, плюет на церруканские законы… — Принцесса остановилась на полуслове, удивленно приоткрыв рот. Аджакти позволил уголкам губ расползтись в ухмылке:

— Вот именно, — повторил он слова девушки. — Идеальное качество для предводителя бунтовщиков, не так ли?

Принцесса сжала губы в тонкую ниточку и прищурилась:

— Значит, мой думающий раб уже заочно распределил роли в этом спектакле? Может, и мои реплики уже расписаны заранее? Так вот, — девушка решительно прошла мимо Аджакти и уселась на край кровати, — я тебя удивлю. Твоему дикарю-протеже придется самому разбираться с капитаном гайенов. Да-да, Шазия поведала о планах Скавра. Пусть северянин докажет, что достоин отведенной ему роли.

Аджакти отчаянно тряхнул головой:

— Значит, ты знаешь, что поединок будет на рассвете? Луноподобная, мне необходимо быть там!

Анира раздраженно пнула мех ковра и фыркнула:

— Зачем? Чтобы наделать еще больше глупостей? Нет, ты останешься здесь, — она похлопала по перине рядом с собой. — У тебя есть незаконченная работа.

— А у Луноподобной — будущее, написанное на воде! — По какой-то причине слова Аджакти попали прямо в цель — принцесса вздрогнула, румянец на щеках побледнел. Он поспешил развить успех: — Жизнь Горца — это волосок той кисти, которая выводит узор.

Несколько долгих мгновений принцесса сидела с неподвижным взглядом, устремленным куда-то мимо Кая — будто за его спиной парил призрак, видимый только ей одной. Наконец жизнь вернулась в ее глаза, янтарь блеснул под дрогнувшими ресницами:

— Хорошо. Иди. Прямо сейчас я не хочу тебя больше видеть. Через полмесяца у меня должен быть подробный план и список того, что понадобится для его осуществления. Я запрещаю тебе называть мое имя, даже шепотом и во сне — шпионы брата повсюду.

Аджакти подобрал с полу свой плащ и шагнул к двери в сад.