Арктический экзамен

Атомоход вел караван почти сутки. Блистательно, по-рыцарски взламывал ледовые перемычки так, что и станция держала скорость десять узлов.

И вот на тебе, пожалуйста, котельный машинист! Из всех кранов — в каютах, в прачечной, в душах и в бане — ударила горячая вода. Загремели тазы, запахло субботой, свежим бельем, волглыми испарениями от сохнущих тельняшек. В душах плескались подолгу, выгоняя из распаренных тел остатки накопившейся за долгие недели дрожи. Даже дед Глушаков взмолился: «Пресную воду ополовинили! Нельзя же…» — «Можно, Валентин Григорьевич! В Тикси заправимся». — «До Тикси еще топать». — «Скоро дотопаем…»

Пшеница мелется, коровы телятся,

И все на правильном таком пути.

Ах, замети меня, метель — метелица…

— Ай… Этого еще не хватало? — Олег брезгливо морщится, по-мальчишески сует в рот окровавленный палец.

— Разрезал?

Кивает, отсасывая кровь. Нашел соску!

— Потерпи. Сейчас за бинтом сбегаю! — и Виктор почти обрадованно несется в санкаюту. Ну вот и подвернулся случай проявить свои лекарские способности! В санкаюте находит кусок бинта, прихватывает коробку с таблетками. Может, и резиновый жгут прихватить?

— Ты б еще носилки приволок! — недоверчиво следит дневальный за его хлопотами.

— Можно, если… кондрашка хватит! Проглоти-ка сначала вот эту пилюлю. Укольчик полагается, да уж извини, шприц кипятить некогда…

Олег вынимает изо рта палец, сплевывает:

— Ты серьезно?.. Смотри-ка, хлещет кровушка!

— Может, перетянуть вену? — кок молодецки растягивает жгут, демонстрируя эластичность резинового приспособления, не забывая одновременно и о таблетках.

— Че мне суешь, че суешь? — вдруг по-деревенски «зачекал» матрос, углядев надпись на коробочке, побледнел даже. — Это же знаешь че?

— Че? Заменяет пенициллин. Че! Говорят тебе, глотай. Видишь, написано: «Применять по назначению врача… Хранить в сухом, защищенном от света месте…»

— Не валяй дурочку… В защищенном от света месте! На обратной стороне прочти…

— Ну вот: «Изготовлено в Польше. Двадцать таблеток по ноль целых двадцать пять сотых грамма… Трихо — пол», — читал кок уже без прежней уверенности. — Знаешь, Вася, недавно сам просил… для профилактики. Не умер, как видишь, — закончил он вовсз удрученно, догадываясь о истинном предназначении этих пилюль. — Не умер же Вася! — зачем-то еще раз сказал в оправдание.

Олег прямо — таки взбесился от этой фразы:

— Дурика гнешь, или вправду — святая наивность?.. Ну ладно, Васе можешь давать сколько хочешь, не повредит, а я в этом плане чист, как евнух из ханского гарема. С моря да опять — в море. Мотай бинт!

Осколок тонкого стакана полоснул не глубоко, и, обмотав растопыренную пятерню матроса, которой привольней было бы разгибать среднего размера якоря, чем выполнять работу нежного свойства, отпустил Олега восвояси. Пусть крутит магнитофон свой, наслаждается поп — музыкой. Справлюсь, мол, как-нибудь сам и с посудой, и с выпечкой. Привыкать ли!

В дверях дневальный обернулся, весело потряс головой:

— Ну ты даешь, лекарь!

— Не болит? — самого Виктора смех разбирает уже. — Надо ж так!

— Зарастет, как на собаке. Слава богу, не в тропиках…

А наутро смех — по всем палубам. Не утерпел, ясное дело, Олег, «посекретничал». А корабельному народу — позубоскалить — хлебом не корми.

Но Вася-то при чем? А навалились на Васю… Мытарят Милована к делу и не к делу, проходу не дают:

— Самолечение чревато последствиями, особенно в холодном климате!

— Чего пристали? Ничего у меня и не было…

— Принеси справку санчасти…

— Старики! Да я совсем забыл о радиограмме! — сказал за обедом Сокол.

— Огласи, огласи, Николай, давно вестей хороших с берега не было.

— А и правда — с берега, точнее с мыса, прямо из яранги уважаемого папаши чукотских красавиц. Ты уж прости, Вася, тебе в руки велено передать, да какие секреты, старик. Мы все одна семья! — и Коля оглядел слушателей. — Так вот, будущий тесть радирует, — Коля достает из кармана сложенный вчетверо листок, разворачивает. За столом притихли, ожидая потехи. — Ну, поклоны, ясно, я для краткости опускаю, тут все чин чином, а далее…

Вася крутнул головой — «давай, мол, вали!» — демонстративно работая ложкой.

— Однако, жениху Василию, пишет будущий тесть… Вникните — Василию, жениху! Подарю… нет, тут другой термин — благословлю табун олешек штук тыщу и еще одного олешка белой масти…

— Ого! Как на белом коне въедете под венец! — подали реплику.

— Тыщу и одну ночь устроят тебе, Вася.

— Тиха — а! — продолжал ломать комедию старпом. — Тут еще с абзаца, с красной строки, матерыми буквами присовокуплено… А ежели у Василия какая дурная болесь в организме была раньше, то, однако, пущай не тревожится, а пущай для верности возьмет справку у кока…

Хохотать бы и Виктору вместе с братвой. Но он захлопнул амбразуру: пусть потешатся в свое удовольствие! Натешились, нагоготались, ушли. И тут сам Вася в дверях камбуза.

— Кока не бить, Вася!

Вася угрюмо сосредоточен, рубашка, как всегда, на верхние пуговицы не застегнута, глядит упрямо, со злинкой:

— Фасон давишь? А эти фраеры дешевят, раззявили варежки…

Не выдержал Виктор:

— Ша, Вася, ша! По фене ботать я не умею, но если тоже покачу бочку, перетасую всю наглядную агитацию, кусок к куску не соберешь…

— Ого! — изумился и остыл вдруг Милован. — На каменку тебе плеснули, что ли? Я ничего такого и не имел в виду. Просто думал, это между нами, все мраком уже покрыто.

— Прости, Вася. Нечаянно проговорился… Я ведь и правда думал, что таблетки от столбняка.

— От столбняка! Ха! — и ушел неулыбчивый Вася к своим дизелям.

Виктор посмотрел ему вслед: что-то изменилось в Васе — угрюмом, настороженном, — не тот уже парень, что пришел на борт «Северянки» в Тобольске.

Мнилось Виктору, что и адъютантской привилегией у Борисова стал Вася тяготиться. Пристальные же разговоры и Васин интерес к «чукотским миллионершам» — рядовой палубный треп, который стоит разве что здорового смеха крепких молодых мужиков. Дело в другом. Недавно Пятница обмолвился, будто Вася решил остаться работать на станции, на зимовку остаться! «Вася — на зимовку? Что-то новое!» — подумал Сапунов.

Все рвутся по домам, а тут — зимовка!

И коку хочется домой, черт побери!..

Виктор поднялся наверх. Что такое? Носятся — свеженькие, выбритые до глянца. Хрустально — крахмальные сорочки сияют в отворотах полушубков. Да, конечно! Это ж незапланированный заход в Тиксинскую бухту. Начальник экспедиции передавал с ледокола: нужен водолазный осмотр станции. Значит, будет возможность постоять на твердой, не уходящей из-под ног, земле. Будет ли?

Видны берега, сопки. В лучах низкого солнца они отливают красной медью. Приближаются, растут, проникая в грудь не познанными еще ощущениями.