Арманд и Крупская: женщины вождя

Далее следует едва ли не документальная зарисовка посещения Инессой Ленина и Крупской: «Прибежала я к Ивану. На сердце так и кипит. Он сидит за чаем, какие-то бумажки перебирает. Тут же сидит его жена, чай пьет. Я села рядом. «Ну, — говорю, — Иван, ты все говоришь, что власть в наших руках. А вот сейчас мы, работницы, и наши дети без хлеба сидим. Пайка-то вот уж который день не выдают. О чем же вы там думаете? Почему не позаботитесь о том, чтобы вовремя был хлеб? Не для того мы вас выбирали (Ленина, верно, никто и никогда не выбирал. — Б. С.),чтобы вы стулья в Советах просиживали. А вы вот все говорите, митинги, собрания устраиваете, а дела не делаете!» Столько наговорила, что другой оратор в цельный час не сказал бы!»

Хозяин квартиры в ответ произносит примечательный монолог против эксплуататоров: «Иван посмотрел на меня этак серьезно: «Постой, — говорит, — ты не горячись. Давай лучше разберем все дело по порядку. Советская власть делает все, что возможно, чтобы в нынешнее трудное время доставать хлеб рабочим. Если хлеба мало, то виновато в этом царское правительство, помещики и капиталисты (кто ж еще! — Б. С.).Они затеяли грабительскую трехлетнюю войну, которая привела к невиданному разорению и полной разрухе, как в городах, так и в деревнях. С этой разрухой нельзя так скоро справиться. Возьми хоть бы наши железные дороги. В течение трех с половиной лет только и делали, что солдат возили, военное снабжение доставляли, пушки отливали, ружья и снаряды изготовляли (ну, литьем пушек, равно как и производством снарядов и ружей, железнодорожники и при «проклятом царском режиме» никогда не занимались! — Б. С.).А паровозы и вагоны чинить-то и некогда было. Сколько теперь попорченных паровозов, вагонов! Вот и не на чем хлеб-то возить, он и задерживается. Такая же разруха и во всем другом.

А еще виноваты Деникин и Колчак, английские, французские, американские, японские буржуи (задумывалась ли когда-нибудь Инесса, чем в принципе иноземные «буржуи», да и свои родные, российские, хуже тех «буржуев», которых она не только очень хорошо знала, но и любила — братьев Александра и Владимира Армандов? — Б. С.).Они хотят восстановить старые николаевские порядки, вернуть землю помещикам, фабрики и заводы — капиталистам, а нас, рабочих и работниц, загнать в кабалу (так и видишь белые армии, марширующие под лозунгами: «Землю — помещикам!»; «Фабрики — капиталистам!». — Б. С.).Но в открытом бою они нас одолеть не могут, а потому хотят взять голодом. Они захватили наши хлебные губернии, Украину, Дон, Кубань, Сибирь. Они нарочно оставляют без хлеба нас и наших детей. Советы наши давно сумели бы дело наладить, да буржуи не дают (плохому танцору, как известно, всегда яйца мешают; Советская власть продовольственную программу выполняла вплоть до своей кончины в 1991 году, да так и не выполнила. — Б. С.).Вот сломим их поганую силу, тогда не будем знать ни голода, ни холода. Серчать-то ты серчай, но знай на кого. Серчай не на Советскую власть, а на буржуев, и вместе с нами борись против них. Вот тогда мы скорее общими силами добьемся всего, что нам нужно».

Героиня брошюры восхищается: «Объяснил, как в рот положил» (сторонники психоанализа, вероятно, истолкуют эту фразу как подсознательную мечту Арманд об оральном сексе с Ильичом). Но все-таки возражает: «Тебе хорошо приглашать: «Борись с нами!» А что бы ты запел, когда тебе надо было бы дома с ребятишками да с хозяйством возиться? Эхма. Нисколечко Советская власть о нас не позаботиться!» «Неверно, — говорит Иван, — что Советская власть не заботится о вас, работницах. Посмотри, вот у нас на заводе открываются ясли для маленьких детей. Вот и будете туда посылать ребят. Да кроме того устраивают столовую. Вот и не надо дома обед готовить (о том, что малоаппетитную пищу в рабочих столовых есть можно было только с очень большой голодухи, Инесса или не знала, или намеренно умолчала. — Б. С.).Хоть и трудно сейчас, а все-таки Советская власть открывает бесплатные столовые, выдает детям бесплатно добавочные пайки. Идут к тому, чтобы все содержание детей сделать совершенно бесплатным. Раньше дети работниц все больше по подвалам сидели, а теперь Советская власть вытаскивает их из подвалов и переводит в хорошие светлые квартиры, в которых раньше жили буржуи. Дело идет, значит, к тому, чтобы освободить вас, работниц, да и крестьянок также от домашнего хозяйства, чтобы всю заботу о детях передать государству. Пока еще недостаточно столовых, яслей, детских садов. Всего сразу не переделаешь. Ну, что же, давай строить побольше! Вы, работницы, должны в этом помочь Советской власти. Без вас, без вашей помощи, мы, рабочие, не сможем создать новую жизнь. Еще раз скажу: если хотите освободиться — стройте, работайте, боритесь вместе с нами».

Здесь Арманд повторяет давние марксистские идеи об освобождении женщин от домашнего хозяйства и заботы о детях. Чувствуется, что в данном случае Инесса пишет не вполне от души, скорее по обязанности. Ведь о том же Гришутке и других своих ребятах работница-мать говорит очень тепло. Трудно представить себе, чтобы героиня брошюры с большой готовностью целиком отдала заботу о собственных детях государству. В нашей стране, как и во всем мире, женщины, конечно, с удовольствием бы избавились от значительной части домашних забот вроде стирки, готовки, уборки, необходимости круглые сутки сидеть с маленькими детьми. Но вовсе не для того, чтобы освободившееся время провести у станка за мизерную зарплату или в колхозном поле за символический трудодень. Да и никакая настоящая мать всю заботу о детях никакому, даже самому лучшему государству никогда не захочет передать. Инесса сама была матерью и прекрасно это понимала. Ведь она старалась использовать каждую возможность, чтобы побыть с детьми, и в последнюю в своей жизни поездку в Кисловодск отправилась с младшим сыном, Андрюшей, который, кстати, был не таким уж маленьким — 17 лет! Но интересы революции требовали вовлечения женщин в производство, вместо служивших в Красной Армии мужчин. И Инесса ратовала за государственное воспитание детей, хотя вряд ли верила в его эффективность. Ради идеи, ради партии, ради Ленина приходилось обманывать народ. Инесса думала, что так надо, что это поможет построить лучшее будущее, где и детей можно будет воспитывать вполне гармонично. Голодным будням работниц, с мизерной и не каждый день выдаваемой хлебной пайкой, тяжелым и по сути бесплатным трудом, можно было противопоставить в качестве достижений новой власти только бесплатные ясли да столовые. Скудное меню последних все же было лучше, чем обед или ужин дома, где хоть шаром покати.

Но самое любопытное, что монолог Ивана, похоже, не был только плодом творческой фантазии Арманд. Оказывается, он восходит к реальным словам Ленина.

В 1933 году в 45-м номере русского журнала «Иллюстрированная Россия», издававшегося в Париже, появилась статья «Ленин у власти». Ее автор укрылся под псевдонимом «Летописец». Не исключено, что так подписывался Борис Бажанов, бывший секретарь Оргбюро и Политбюро, в 1929 году бежавший на Запад и поселившийся в Париже. А может, это был уже знакомый нам Г. А. Алексинский, опубликовавший в той же «Иллюстрированной России» мемуары Елизаветы К.?

Во всяком случае, «Летописец» без какой-либо симпатии писал о вожде мирового пролетариата: «Он с самого начала отлично понимал, что крестьянство не пойдет ради нового порядка не только на бескорыстные жертвы, но и на добровольную отдачу плодов своего труда. И наедине со своими ближайшими сотрудниками Ленин, не стесняясь, говорил как раз обратное тому, что ему приходилось говорить и писать официально. Когда ему указывалось на то, что даже дети рабочих, т. е. того самого класса, ради которого и именем которого был произведен переворот, недоедают и даже голодают, Ленин с возмущением парировал претензию: «Правительство хлеба им дать не может. Сидя здесь, в Петербурге, хлеба не добудешь. За хлеб нужно бороться с винтовкой в руках… Не сумеют бороться — погибнут с голода!..» Вполне возможно, что одним из тех ближайших сотрудников, с кем Ильич делился откровениями насчет способов, какими пролетариат может добыть себе пропитание, была и Арманд. Потому что примерно так же, только в более мягкой форме, убеждал работницу большевик Иван (Ленин).

Любопытно, что этот рассказ «Летописца» отразился в бессмертном романе Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». Там одним из эпизодических персонажей является «драматический артист» Савва Потапович Куролесов, с помощью пушкинского «Скупого рыцаря» убеждающий арестованных валютчиков «добровольно» отдать государству всю валюту и ценности. В более ранней редакции романа этого малосимпатичного персонажа звали куда прозрачнее — Илья Владимирович Акулинов. В окончательном тексте «Мастера и Маргариты» Булгаков дал персонажу менее рискованные имя, отчество и фамилию, чтобы не дразнить будущих цензоров.

В данном случае пародия на Ленина была слишком очевидна. Сразу бросаются в глаза две пары: Владимир Ильич — Илья Владимирович и Ульяна — Акулина (последняя представляет собой устойчивое сочетание в фольклоре). Кстати сказать, карточная игра «тетка Акулина» была одной из любимых ленинских игр в период эмиграции.

Акулинов, вместе с героем Пушкина, «признавался в том, что какая-то несчастная вдова, воя, стояла перед ним на коленях под дождем, но не тронула черствого сердца артиста… Помер артист злою смертью, прокричав: «Ключи! Ключи мои!», повалившись после этого на пол, хрипя и срывая с себя галстук. Умерев, он встал, отряхнул пыль с фрачных коленей, поклонился, улыбнувшись фальшивой улыбкой, и при жидких аплодисментах удалился…»

Булгаков знал о «злом конце» разбитого параличом и лишенного возможности говорить и писать Ленина, знал и о том, что, как бы в ожидании воскресения, набальзамированное тело нового святого было помещено в Мавзолей. И зло пародировал это «воскресение» в образе только что фальшиво «умершего» на сцене и тут же как ни в чем не бывало раскланившегося перед подневольными зрителями Куролесова-Акулинова.

Когда Ленин рассуждал о необходимости рабочим самим добывать себе хлеб с винтовкой в руке, когда Инесса писала брошюру, призывающую работниц поддержать Советскую власть и поверить, что она лучше любой другой, они не знали своего будущего. Но вот настоящее так или иначе было им ведомо. И оно было куда хуже «проклятого царского прошлого».

Марк Алданов в следующем внутреннем монологе передал переживания Ленина в последние годы жизни: «То, что голодала прежняя буржуазия, разумеется, могло быть ему только приятно. Нисколько не жалел он и интеллигенцию — она незаметно с буржуазией сливалась, так что иногда и различить было нельзя. Но лишения крестьян были другим делом. И уж совсем тяжело ему было то, что в еще худшей нищете, чем при старом строе, жили рабочие, тот самый пролетариат, о котором он говорил и писал всю свою жизнь. За исключением небольшого числа добравшихся до власти выходцев, рабочие действительно помирали с голоду — прежде эти слова были все-таки лишь очень хорошим фигуральным выражением в полемике. Разумеется, можно было уверять, что это временно, что скоро они будут жить превосходно. Но их положение все ухудшалось, и они сами больше в будущий земной рай не верили. Он еще продолжал что-то твердить об исторической миссии пролетариата, но эти слова, вообще означавшие немногое, теперь превращались в насмешку над собой. Вдобавок выходцы из «рабоче-крестьянской бедноты» на работе оказались не лучше, а хуже, чем большевики, вышедшие из буржуазии. Кухарка, оказалось, не умела править государством». Не знаю, как Ленин, а вот Надежда Крупская и, особенно, Инесса Арманд, наверное, примерно так и думали…