Армейские будни (сборник рассказов)

Колесников виновато потупив глаза, шмыгнул носом. Безбородов усмехнулся. Он, конечно, понимал, что секретчик делал это для себя, но тут же улыбка соскользнула с его лица: "А что если он Наташу... в какой-нибудь позе?!"

– Где карточки, негативы!?

– Там... в секретке,- дрожащим голосом тихо отвечал секретчик.

– Кто-нибудь знает... видел!?

– Нет, товарищ капитан, никто.

– И друзья твои... твоего призыва!?

– Нет... клянусь, никто не знает,- сделал покаянное лицо секретчик.

Надо было изымать карточки и плёнку. Но идти в секретку, пока шла поверка, мимо строя нежелательно. Кто-нибудь, тот же Новосельцев, мог заподозрить по лицу с каким идёт секретчик, что в канцелярии происходил не просто разбор фотоконтроля. Потом его запросто могли "разговорить", как это сейчас сделал Безбородов. По всему секретчик не врал и карточки действительно пока не пошли по рукам.

– Откуда снимал?- спрашивал Безбородов, чтобы заполнить паузу до конца поверки.

– В основном сверху, с сопки, оттуда обзор хороший...

Они пошли в секретку минут через десять после команды "отбой". Колесников достал пачку фотокарточек. Он снимал женщин гуляющих с детьми, стирающих, вывешивающих бельё, возящихся на своих небольших огородиках возле ДОСов... Некоторые красовались на снимках в купальниках. Наташи не было ни на одном.

– Это всё?- Безбородов спрятал во внутренний карман кителя всю пачку и моточек плёнки.

– Ддда,- Колесников не мог удержать дробного стука своих зубов.

Именно эта дрожь навела Безбородова на мысль, что секретчик показал не всё и очень боится, не решается сказать всю правду.

– Слушай, если ты боишься Новосельцева... Я его в порошок сотру, он у меня после Нового Года уволится, если тебя хоть пальцем тронет. Не бойся, говори всё как есть. Я же вижу, что ты не всё отдал. Хочешь, чтобы я обыскал твою секретку? Если ещё что найду, пеняй на себя. Доложу в полк начальнику особого отдела, что ты рядом с секретными документами хранишь посторонние вещи... Ты же подписку давал, сам знаешь, дело подсудное,- пугнул на всякий случай Безбородов и тут же успокоил.- А если добровольно отдашь, всё между нами останется, обещаю.

Но Колесникову это обещание совсем не добавило храбрости. Мимика его лица по-прежнему отображала сильные внутренние мучения – он, казалось, вот-вот расплачется. Безбородов недоумевал: так бояться "дедов" секретчик не мог, на дивизионе не было стариковского беспредела. Он явно боялся кого-то другого... Безбородов наконец понял – секретчик боится его, боится сильно, панически. Его сердце учащённо забилось, он почувствовал, как и к его лицу приливает кровь – видимо этот интеллигентный очкарик всё-таки сфотографировал его Наташу.

– Давай, что там ещё... по-хорошему!- едва не сорвавшись на крик, приказал Безбородов.

Секретчик начал спешно шарить за металлическими шкафами набитыми секретной литературой и откуда-то, едва дотянувшись рукой, достал чёрный конверт и дрожащей рукой протянул Безбородову. В конверте лежала всего одна фотография. Безбородов вынул её...

Это произошло более месяца назад. Начало июля выдалось очень жарким. Днями зашкаливало за тридцать градусов, да и вечерами температура ниже двадцати не опускалась. Безбородов на правах командира топил баню для своей семьи по пятницам, в то время как остальные офицеры и их семьи мылись в субботу. Мыться отдельно заставила его жена. Брезгливая и чистоплотная Наташа предпочитала мыться с мужем, нежели в общей бане с прочими женщинами по субботам. В пятницу пока Безбородов протапливал, она отмывала полок стиральным порошком и поливала горячей водой. Вечером Безбородов приходил со службы, и они всей семьёй шли в отдраенную, стерильную баню.

В ту пятницу на точку к вечеру привезли молодое пополнение, только что прошедшее "курс молодого бойца" при управлении полка. Безбородов был вынужден задержаться, распределяя "молодых" по батареям, взводам и отделениям. Наташа уже собравшаяся в баню несколько раз нервно названивала ему, но он освободился только после десяти часов. В баню, они пошли уже затемно. Обычно Наташа сначала мыла сына, после чего Безбородов относил его домой и возвращался. В тот день, вернее ночь, когда он с сыном на руках выходил из бани, Наташе разомлевшей от жары, вдруг нестерпимо захотелось пить... Рядом с баней стояла цистерна, из которой брали холодную воду. Ночь стояла тёплая и безлунная – кто мог её увидеть кроме мужа, державшего на руках закутанного в тёплое одеяло и уже начавшего дремать Кольку.

– Подожди я попью... не могу жарко очень. А ты постой тут пока.- Она на всякий случай выглянула из двери в темень и скользнула к цистерне... открыла кран и, ополоснув выходное отверстие, приникла к нему губами. Видимо уж очень мучила Наташу жажда, раз её не остановил даже страх перед некипячёной, прямо из цистерны водой. Пила она где-то секунд десять...

Как секретчик оказался ночью после отбоя в районе офицерской бани с фотоаппаратом?... Кто же будет проверять где он, ведь ему нередко приходилось работать у себя в секретке и после отбоя... шифрограммы, срочные донесения... Колесников действительно оказался классным фотографом. Он поймал в кадр именно тот момент, когда Наташа на одной ноге, изогнувшись всем телом, прильнула к освежающей струе. Она как нарочно попала в полосу света падающего из широко открытой двери бани... Её ноги, грудь, живот... формы, что у таких женщин великий артист Смоктуновский называл "прелестными излишествами", её круглощёкое лицо выражало блаженство... Это была кустодиевская "Русская Венера" в позе фигуристки делающей "либелу". В отличие от Наташи Безбородов с сыном не попали в луч света и едва угадывались на заднем плане.

Безбородов молча спрятал фотографию, после чего тихо приказал:

– Негатив.

– Нету... я его сразу сжёг... клянусь!- лицо Колесникова было таким, что Безбородов поверил.

– Это единственный экземпляр?

– Клянусь ...- Колесников видимо не мог уже сдержаться и от страха испортил воздух, от чего в маленькой секретке стало трудно дышать.

– Хорошо,- Безбородов скривился и поспешил выйти.

От казармы он не пошёл сразу домой. Остановился на ярко освещённом фонарями дневного света плацу. Осторожно, словно из ограждавшей плац полутьмы кто-то мог подсмотреть, вынул фотографию. Улыбка тронула его губы. Как сумел её этот засранец запечатлеть! Но советовать Колесникову после Армии заняться художественной фотографией, он не будет. Хватит с него и того, что больше месяца в тиши своей секретки любовался его обнажённой, да ещё так соблазнительно изогнувшейся женой. Он и сам сейчас любовался. Жечь карточку жаль, но необходимо, жечь и молчать про всё это. В том, что будет молчать Колесников, Безбородов не сомневался...

Каптёр Магомедханов уволился в поощрительную партию. Никто из дембелей, претендующих на поощрительное увольнение не возмутились – все всё понимали. Перед Новым Годом перевели на другое место службы и замполита с его Ленкой. А Наташа со смехом рассказывала мужу, что в неё, кажется, влюбился очкастый солдат-секретчик – только её увидит, пунцовым становится, глаза прячет, просто чудеса.

В бурю

С утра день у старшего лейтенанта Наиля Хакимоллина складывался отлично. В штабе полка ему сообщили, что документы на очередное звание уже подписаны и не сегодня-завтра будут отправлены "наверх". Сердце Наиля билось с радостным учащением и все данные ему на "точке" поручения он делал в охотку с удвоенной энергией. Уже к двенадцати часам он успел "выбить" в автослужбе машину, загрузить в неё две бочки дизельного масла, лично отобрать на радиотехническом складе запчасти на РЛС... Хорошее настроение придавало сил, и всё у Наиля получалось. К полудню солнечного июльского дня он уже готов был ехать на берег и дальше плыть на Полуостров, на свою "точку", поделиться радостной вестью с друзьями. Так бы оно и случилось, приедь он один, но в управление полка с "точки" откомандировали ещё двух человек, и Наиль в этой группе старший. Потому он был вынужден умерить свой пыл.