Армейские будни (сборник рассказов)

– Это почему же ты так решил?- тон Наиля не оставлял сомнений – "удары" достигали цели.

– А потому...- капитан резко повернулся к Наилю, его лицо уже выражало что-то вроде сострадания.- Потому, что вы товарищ старший лейтенант не ту национальность себе взяли!

Наиль даже потряс головой, не понимая смысла услышанного.

– Как не ту, кем же мне быть, если я татарин?- Наиль смотрел на Забродина, подозревая, что тот повредился умом на почве злоупотреблений спиртным.

– То-то и оно, что татарин, а ведь и не татарином мог быть и уверяю, служба у тебя легче пошла бы. Вон ведь как стараешься, пять лет на самой тяжёлой точке пашешь, благодарностей не счесть, на полигоне два раза стрелял, а на выходе... На выходе еле на капитанскую должность выскребся, а с неё, сам понимаешь, в Академию не поступишь. А ведь ты не так уж и молод...

В кабинет заглянули двое солдат и попросили какие-то проездные документы, но Забродин, раздосадованный, что его перебили, заревел на них как поднятый среди зимы из берлоги медведь:

– Марш отсюда... никаких документов... обед уже!

Опешившие солдаты попятились за дверь, хотя до обеденного перерыва оставалось ещё полчаса.

– Защёлкни-ка дверь на задвижку... чтобы не мешали,- Забродин не мог отказать себе в удовольствии озвучить одну из теорий служебного продвижения в Советской Армии.

– Как же это я мог взять другую национальность, если я татарин?- тем временем настороженно переспросил Наиль.

– Не надо... ты кому другому лапшу на уши вешай, а мне не надо,- весело погрозил пальцем капитан.- Я же всю твою подноготную знаю,- он кивнул на большой стальной сейф, где хранились личные дела офицеров полка.- Ну, чего ты скрываешь, я же отлично знаю, что твоя настоящая мать не татарка, а казашка была...

Наиль наверное и сам себе не смог бы объяснить, что почувствовал, услышав эти слова. Это было всё равно, что обухом по голове. Но он ведь и сам это знал... знал, а как будто и не знал. Ему никогда вот так в глаза не говорили, что его давно умершая мать, которую он совсем не помнил, была казашкой. Дома ему об этом никогда не напоминали, ни отец, ни мачеха. Его младшие брат и сестра были уже стопроцентными татарами, а он... Он никогда всерьёз не задумывался о "составе" своей крови и в семье ощущал себя старшим сыном и братом, а мачеху почитал как мать. Да и какое значение имела тогда национальность в таком городе как Семипалатинск. Там подростки и пацаны всегда делились на левобережных и правобережных, и стычки жестокие, костоломные с кровью там случались, и банды, кодлы там тоже были, но не было деления по национальному признаку, не было татар, казахов, русских, были левобережные и правобережные. Хотя... что-то всё-таки было, татары почему-то чаще корешились с русскими, нежели с казахами, к которым относились с некоторым пренебрежением. Наиль об этом никогда не задумывался. Хорошо или плохо, но были семьдесят лет Советской власти, и были люди, рождённые и воспитанные этими годами, которые не знали ни своего родного языка, ни своих корней, истинной истории – это советские люди. Они были не лучше и не хуже всех прочих, хоть именно в Перестройку их презрительно стали обзывать "совками" и рисовать только чёрной краской. И что должен чувствовать истинный советский человек, услышав вдруг от какого-то спившегося типа, что продвижение в Советской Армии зависит и от национальности!?

– Я не скрываю... А что ты хочешь этим сказать?- упавшим голосом спросил Наиль.

– Ну, как же,- лицо Забродина было бесстрастно, но глаза... глаза торжествовали.- Ты что сам догадаться не можешь? Мы же в Казахстане с тобой служим, и здесь куда выгоднее казахом быть, чем татарином.

– Что-то я в нашем роде войск ни одного не то, что генерала, полковника казаха не встречал,- Наиль старался говорить без эмоций, словно отгораживаясь равнодушием от этой неприятной для него темы.

– То-то и оно, что у нас совсем нет казахов,- с воодушевлением подхватил капитан. Он явно выздоравливал от представившейся возможности влить ложку дёгтя в радость ближнего.- Ты бы у нас в Корпусе вне конкуренции был, один единственный представитель коренной национальности. Да тебя бы сейчас на руках носили, тебя бы не то, что на ваш Полуостров, вообще в наш полк бы не заслали. В Алма-Ате, в штабе Корпуса бы служил, на Медео на коньках катался, в шикарных ресторанах девочек бы снимал. И в Академию поступать, никто бы тебе препятствий не посмел чинить. Корпусное начальство вынуждено заигрывать с руководством республики, и ты бы мог здесь много выгадать... Хотя, конечно,- Забродин, окинув взглядом Наиля, с сожалением покачал головой,- вид-то у тебя чисто татарский, ничего казахского. Но всё равно, назовись ты казахом, здесь бы на "точке" не гнил.

– Ерунду городишь,- Наиль было дёрнулся на выход, толкнул дверь, но не открыл, забыв, что сам же закрыл её на защёлку.

– Постой... не веришь!? Чем хочешь поклянусь. Мы же кадровики все друг с другом контачим. Вон в пехоте казахов много, не то что у нас, так они в Округе все в нормальных местах сидят.

– Ну и пусть сидят, я то здесь при чём?- Наиль потянулся к защёлке.

– Как это при чём, чудак-человек?- Забродин подскочил и удержал Наиля за локоть.- Подожди, я ведь тебе не всё сказал. Понимаешь, ты же по матери мог национальность взять, многие так делают. Вон у Фишмана мать русская, так он русским записался... Хотя всё равно бестолку, ему бы, дураку, и фамилию матери взять, но у тебя совсем другая история, у тебя бы всё было хоккей.

– А я татарин и татарином хочу быть,- Наиль отбросил руку Забродина.

3

Наиль вышел из штаба, будто в бане побывал, красный, вспотевший. От хорошего настроения не осталось и помина. Старшина и Валентина стояли возле машины и негромко, но неприязненно препирались. Продавщица, было, подошла к Наилю с каким-то вопросом, но увидев его лицо, не решилась спросить.

– Ты почему почту не забрал!?- Наиль так обратился к старшине, что тот в свою очередь тоже присмирел.

– Да понимаешь... забыл как-то с этими простынями... извини.

– Держи!- Наиль бросил старшине газеты и тот, неловко растопырив руки, часть поймал, остальные рассыпал...- Ну что, все на месте... поехали!?

– Поехали... тебя одного ждём,- лениво отозвался прапорщик, помощник дежурного по части, который должен был в качестве старшего машины отвезти "точечников" и их груз на берег водохранилища и пригнать машину назад.

По дороге Наиль молчал. Слова Забродина буквально засели в мозгу, рождая тягостные размышления. Клин надо выбивать клином – с этой целью Наиль достал письмо от Гули, надеясь, что оно поможет вернуть хорошее расположение духа. Письмо оказалось неожиданно коротким. Обычно Гуля писала две-три страницы, сейчас не более полстранички.

"Наиль! Прости, что так долго не отвечала на твои письма. Я вообще не хотела тебе больше писать, но это было бы нечестно по отношению к тебе. В моей жизни произошли большие перемены, и они непосредственно касаются наших с тобой отношений. Мне тяжело писать, но иначе нельзя, ты должен это узнать. Я встретила человека, который... В общем, мы любим друг друга, и этим всё сказано. Не хочу больше терзать тебя и себя всевозможными словоизлияниями. Не пиши мне больше. Искренне желаю тебе счастья. Прости, если можешь".

Гуля.

Машина ползла вверх преодолевая крутой подъём, туда где плотина перегородила реку, где разлилось водохранилище. Наиль сидел словно поражённый громом. Он ещё раз перечитал короткий текст письма...

На верхнем бьефе плотины у бетонного причала была пришвартована "Дора", большая лодка-баркас с двигателем, на которой в безлёдный период осуществлялось снабжение расположенной на противоположном берегу водохранилища "точки". При ней находился рядовой Разбицкий, моторист, в обязанности которого входила поддерживать "Дору" на плаву, а её двигатель в исправном состоянии, ну и конечно управлять ею. Водохранилище вроде бы не очень сильно, но заметно волновалось, брызги от волн нет-нет, да и перехлёстывали борт. Обычно Наиль принимал самое деятельное участие в перегрузках, но сейчас он словно отключился, и весь груз пришлось перетаскать двум солдатам, мотористу и водителю машины. Валентина опять же покрикивала, когда носили её товары, а старшина и старший машины... Прапорщики в этом полку вообще считали физический труд недостойным себя, скорее можно было увидеть офицера с ломом, лопатой или несущего какую-то тяжесть.