Аромат мести

Я опустилась перед ним на колени и похлопала его по щекам.

— Э-эй! Хватит изображать из себя тяжелобольного. Вставай! — тормошила я его изо всех сил.

Наконец он открыл глаза. Пробормотал что-то на чистом английском.

— Лайф не в кайф, хоть фэйсом об тэйбл, — ответила я ему на грязном английском. — Подымайся.

Я подтянула его за плечи, усадила, прислонив к стене.

— Кто это был, не знаешь?

Он посмотрел на меня помутневшим взглядом. И в этом взгляде я уловила какую-то тоску и злость. Самую настоящую злость.

— Ну что ты смотришь на меня как волк? Это ведь ты наверняка не запер за собой дверь, и ко мне кто-то ворвался… Что они искали? Может, они — или он, она, не знаю, — приходили по твою душу?

— Нет. Я ничего не знаю.

— Ах, вот как! А я знаю. Знаю, что ты обманывал меня с самого начала, как только пришел ко мне. Я была в «Дрофе»…

Он хмыкнул.

— Зачем тебе было врать? Какой в этом смысл? И вообще, разве тебе не все равно, кто убил Даню? Я не верю, что ты действительно хочешь найти убийцу. Ты ведешь какую-то двойную игру. И откуда ты знаешь о Пицунде?

И он назвал одно имя. У меня даже волосы на голове зашевелились.

— Но ведь он погиб! — воскликнула я, поскольку речь шла о моем клиенте, который не без моей помощи доказал на суде свою непричастность к крупному политическому скандалу — я добывала ему доказательства, — а потом, спустя полгода, при невыясненных обстоятельствах погиб.

— Он жив. Он много рассказывал о тебе.

— И где же он?

— Далеко. Очень далеко.

— И ты пришел ко мне действительно для того, чтобы…

— Да. Я любил эту девочку. Она же была совсем малышкой. Ты найдешь этого гада, а я его убью.

Я опустила голову.

Так я и знала. Любовь. Я вспомнила Даню, ее светлую косу, перекинутую через плечо, и сердце мое сжалось.

— Ну ладно, у меня мало времени. Кофе попьешь где-нибудь в другом месте. А у меня дела.

И мы, полуинвалиды, вышли на улицу. Он пошел в одну сторону, я — в другую.

Очень странный человек. Скрытный. Умный. Неопределенный во всем, начиная с возраста и кончая внешним обликом вообще.

Я, петляя по улицам, остановилась возле припаркованной в одном тихом дворе машины с пивным названием «Жигули», оглянувшись, открыла ее специально приспособленной для таких вещей отмычкой, села за руль и рванула с места.

Отъехав на приличное расстояние, я остановилась у ближайшей аптеки, купила сильное германское болеутоляющее, чтобы не трещала голова, запила купленной рядом в ларьке минеральной водой, прихватила еще пару бананов и блок сигарет и поехала в гости к Храмову.

Поднялась на этаж и позвонила.

Понимая, что хозяин не преминет посмотреть в глазок, я расстегнула шелковую кофточку и выставила на обозрение обнаженную грудь. Я надеялась, что такой недвусмысленный пароль позволит мне беспрепятственно проникнуть в это осиное гнездо.

Сначала открылась первая, внутренняя дверь, и я услышала голос кого угодно, но только не Храмова:

— Что-то с глазком, лица не разберу.

Затем шаги и щелканье открываемых замков.

Увидев радостную физиономию Храмова — который был далеко не в халате, что лишний раз доказывало его причастность к моему избиению, — я, приставив к его горлу большущий кухонный нож, который я предусмотрительно взяла из дому, схватила его за руку и, приказав молчать, потащила за собой вниз.

— Если тебя, сволочь ты приторная, окликнет твой высокооплачиваемый евнух, то крикнешь ему, что у тебя все в порядке, понял?

Он кивнул головой.

Следуя моим инструкциям, Храмов на улице вел себя безукоризненно, поскольку понимал, что эта сцена предназначена для того, кто может его сейчас увидеть из окна. Тот же евнух, к примеру.

Однако, когда он оказался в машине, рядом со мной, я первым делом ударила его наотмашь по физиономии. Из носа сразу же хлынул алый ручеек.

Серая рубашка в полосочку стала напитываться кровью. А я в это время надела на Храмова наручники.

Я поняла, что неожиданность делает этого человека уязвимым в психологическом плане. Он не ожидал от меня такого. Я тоже не ожидала от них — Храмова с Клаусом — того, что произошло. А в том, что это именно они ворвались в мою квартиру, я нисколько не сомневалась.

— Куда мы едем? — затравленным голосом спросил Храмов.

— Туда, подонок, где тебе придется объяснить все, что я потребую. Иначе нафарширую тебя битым стеклом. Понял?

Я привезла его в свою разгромленную квартиру. Пока мы выходили из машины и поднимались по лестнице, Храмов был без наручников. Более того, чтобы скрыть от посторонних глаз вымазанную в крови рубашку, пришлось накинуть на него мою джинсовую куртку.

В квартире, запершись на все замки, я втолкнула его в ванную и заставила сменить рубашку. Дала ему свою футболку, которую мне подарили, что называется, «на вырост» — на пять размеров больше.

— Приведешь себя в порядок, тогда поговорим.

Он вернулся из ванной с распухшим, но чистым носом. Да, надо признать, что даже в таком виде этот мужчина смотрелся на все сто.

— Кому из вас больше нужна эта шифровка: тебе или Клаусу?

— Я не могу сказать. Меня убьют.

— Понимаешь, когда еще тебя убьют те, — я кивнула головой в сторону окна, подразумевая всех замешанных в этой истории людей, — но ты еще поживешь немного… А вот если сейчас случайно тебя убью я, то последнее, что ты увидишь в своей жизни, это унитазный пейзаж, который тебе придется отдраивать перед тем, как ты предстанешь перед Господом. Или ты думаешь, что я такая добренькая и готова простить вам все, что вы со мной проделали?

Храмов молчал как партизан.

— Хорошо.

Я уже знала, как мне действовать.

— Значит, так. Приводишь мою квартиру в порядок. Все до последнего карандаша, до последней рисинки, пуговицы и фасолины, что вы просыпали здесь… Понял?

И Храмов принялся за уборку.

Он ползал на коленях по полу, собирая в банки крупу, укладывая в письменный стол бумаги, расставляя книги на полках, затем взялся за пылесос.

Я же, достав из холодильника банку с консервированными персиками, открыла ее, улеглась на диван и принялась есть, одновременно читая Агату Кристи. Она вообще хорошо идет с персиками.

Когда уборка в комнате была закончена, он перешел на кухню, где я заставила его чистить и без того чистые плиту, раковину, мебель.

Страдая от унижения, весь вымотанный и обессилевший, Храмов с помощью химического средства выдраил до блеска мои окна, затем добрался до ванны и унитаза. Все, как я ему обещала.

Помыл везде полы, выполоскал, отжал и расстелил в прихожей коврик для ног.

И опустился в кресло — как раз напротив меня.

— Зачем вам эта дурацкая шифровка? — проронил он устало. — Вам нужны деньги? Так он вам заплатит. Ему позарез нужен этот листок. А вы сможете заработать.