Аромат зеленого яблока

После таких мрачных картин чудесный остров для Маши несколько померк. От него повеяло жутковатым холодком. Она подумала: хорошо, что они не пошли в поселок, а то бы непременно увидели бородатых мужиков в мешках.

Впрочем, никакие страсти-мордасти не помешали Маше с нетерпением ждать времени после ужина, когда они с Димой останутся вдвоем.

Дима зашел за ней в каюту, и они отправились на танцы, устроенные, как вчера, на верхней палубе. Музыка гремела во всю.

Увезу тебя я в тундру, Увезу к седым снегам. Белой шкурою медвежьей Брошу их к твоим ногам.

Танцевали только медленные танцы, и только вдвоем. Среди танцующих Маша увидела Толика. Он хорошо ей улыбнулся и оценивающим взглядом окинул Диму. Маша подумала, что захоти она, и Толик был бы ее. Но Дима ей нравился больше.

Он нежно обнимал ее за талию, а она, положив ему руки на плечи, уткнулась в его темно-коричневую кофту.

Всё пройдет: И печаль, и радость.

элегически вещал Боярский, -

Только то, что пройдет, Забывать не надо.

Маша смотрела поверх Диминого плеча на танцующих и думала о Диме. Он не похож ни на кого из ее прежних знакомых. Ни на тех, с кем она знакомилась на танцах в местном Дворце культуры, ни, тем более, на заводских ребят. Те были вечно в каких-то затрапезных серых костюмах, вытянувшихся свитерах, часто с немытыми волосами. В них было что-то беспросветное, неинтересное. Ей никто не нравился. Маша готовила себя к студенческой жизни, считая, что именно там у нее всё начнется. И вот внепланово возник Дима. Ленинградец, один у родителей. Чистенький, аккуратненький. Светлые брючки, свитерок с выпущенным поверх него воротничком белой рубашки, и эта грубой вязки кофта вместо унылого опостылевшего пиджака. И копна светлых волос. А какие голубые глаза были у него сегодня утром, когда они гуляли по острову. И как приятно от него пахнет яблоком. И как нежно он ее сейчас обнимает… И Маша призналась себе, что с нетерпением ждет диванчика.

Всё пройдет, Только верить надо, Что любовь Не проходит, нет.

После нескольких медленных танцев ноги обоих сами привели в благословенный закуток. Сначала они чинно сидели рядом. Было прохладно, и Дима грел в своих руках Машины застывшие пальцы. Когда погасили основной свет, и в закутке воцарился полумрак, Дима смелее, чем вчера, привлек Машу к себе, и она тут же потянулась к нему лицом…

Через час оба оторвались друг от друга и некоторое время сидели, притихшие, в темноте. Пора было расходиться. Где-то далеко внизу мерно гудели турбины, теплоход слегка покачивало: они возвращались в Ленинград. Перед тем как выйти на свет, Маша, помня свой вчерашний помятый вид, поправила волосы, одернула свитер и незаметно для Димы отерла ладонью мокрую нижнюю часть лица.

У дверей Машиной каюты они остановились. Это был их последний вечер на теплоходе. Маша шагнула к Диме и еще раз коротко поцеловала его в теплые губы.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Утром громким стуком в дверь каюты девочек разбудил тот же мужчина в белом кителе, что в первый вечер звал ужинать: скоро Ленинград! Накануне Дима обещал перед прибытием зайти к Маше и обменяться адресами. Но теплоход вот-вот причалит, а его всё не было. И Маша сама отправилась к мальчикам.

На разрешение войти Маша осторожно открыла дверь. Каюта впечатлила холостяцким бытом: разбросанные где попало вещи, скомканные постели – видно только поднялись. На столике рядом с колодой игральных карт стояли пустые граненные стаканы, валялись черствые куски хлеба. Полусонный Сергей запихивал в сумку вещи. На нижней полке сидел и зевал осоловелый мужичонка. С полотенцем на шее вошел Дима.

– Я сейчас как раз к тебе собирался. Значит так, – деловито начал он, доставая из кармана брюк свернутый листок. – Вот тут я записал свой адрес: телефона у нас пока нет. А ты мне оставишь свои координаты.

Маша взяла листок с адресом, написала на другом поданном листе и протянула Диме:

– Это телефон вахты и номер комнаты. Общежитие у нас маленькое, нас обычно зовут. Ладно, собирайся, не буду тебе мешать.

Маша с девочками уже были на берегу, когда, обернувшись, она увидела Диму. Они с Сергеем стояли на палубе, ожидая своей очереди на сходни. Дима был нахохлившийся, как воробей. Маша помахала ему рукой. Дима сначала ее не заметил; Сергей ткнул его в бок, – тогда он быстро вскинул голову и поднял руку.

– Вы будете встречаться в Ленинграде? – спросила Машу Галка.

– Не знаю, – неопределенно сказала Маша. – Может быть.

Она действительно ничего не знала. Ей нужно готовиться в институт. Экзамены не из легких, а осталось всего два с половиной месяца. Дима уходит в рейс. «Как получится», – решила она про себя.

В тоне Галки Маша уловила нотки нехорошей зависти: для обеих сестер и Саша, и Толя остались недоступными.

«Уик-энд» был окончен. Что ж, Маша провела его приятно. Завтра на работу.

Сразу же по приезде Маша, как и намечала, села за учебники. Придя с работы и наспех перекусив, она спускалась на первый этаж, где была выделена учебная комната для «учащейся молодежи». Но никакой «учащейся молодежи» Маша там ни разу не видела, – комната обычно пустовала. По выходным она пропадала в библиотеках. Дима сам собой отодвинулся на задний план. Он остался где-то там, на прекрасном, но далеком острове.

Однажды вечером к ним в комнату вошла запыхавшаяся девушка и позвала Машу к телефону. Спускаясь по лестнице на вахту, Маша гадала, кто это мог быть.

– Да? – она поднесла к уху черную эбонитовую трубку общежитского телефона.

– Алло, Маша? Маша, здравствуй! Это Дима.

Старый аппарат шипел и хрипел, к тому же глуховатая вахтерша громко разговаривала с не вовремя подошедшими девочками, и Маша плохо расслышала имя.

– Кто? Витя?

– Дима!

– Ой, Дима! – кольнуло Машу. – Здравствуй!

– Я тебе уже несколько раз звонил, тебя никак не поймать, – стал объяснять Дима. – К тому же домашнего телефона нет, приходится звонить из автоматов. Как твои дела?

– Я сейчас ужасно загружена: готовлюсь в институт.

– Как наши фотографии, получились?

Маша и забыла про них. Валяются где-то не проявленные пленки.

– Я ими еще не занималась. Совершенно нет времени.

– Я через четыре дня ухожу в рейс, на Кубу.

Дима еще что-то то ли сказал, то ли спросил – Маша не расслышала. Она молчала, вслушиваясь в шипение трубки, не скажет ли Дима что-то еще. Или повторит. Но он тоже молчал. Наверное, ждал, что скажет она.

– Я позвоню тебе после рейса, – Дима снова то ли спросил, то ли сообщил – Маша не уловила интонацию.