Ароматы кофе
Шрифт:
— Я уверен, мы справимся.
Ее глаза сузились:
— До тебя дошло, что спать с тобой я не буду никогда?
— Да, Эмили. Я это осознал.
— И жалованье твое будет весьма скудным. Ты уже не сможешь себе позволить обычных многочисленных куртизанок и шлюх. Чему ты улыбаешься?
— Просто вспомнились недавние переговоры с неким Линкером насчет условий моего найма. Я уверен, сколько бы мне ни платили, для моих скромных нужд этого будет достаточно.
— Скромность не то свойство, которое я бы охотно тебе приписала.
— Тогда, возможно, я тебя удивлю. Впрочем, и у меня есть некоторые условия.
— Какие
— Настоятельно прошу избавить меня от этих дурацких призывных надписей. Приходящих к нам будет нелегко переубедить, что я вовсе не собираюсь читать им лекции во славу алкогольного воздержания.
— Хорошо. Что еще?
— Никаких кофейных смесей. Какого черта собирать кофе по всему свету, чтобы смешать все сорта в невообразимое пойло.
— Ты всерьез считаешь, что таким образом не прогоришь?
— Понятия не имею. Тебе-то что до этого? По-моему, есть надежда, что в убытке не останусь.
Она протянула мне руку:
— В таком случае, Роберт, мы договорились.
Глава семьдесят первая
Для разработки подробного лексикона вкусовых ощущений и постижения неисчислимого количества нюансов, прячущихся в тени основного запаха, а также особых вкусовых ощущений, ассоциируемых с понятием кофе, необходим опыт. Обретение такого вида опыта требует времени. В обретении его нет коротких путей.
Эмили ошиблась: наше с ней предложение не вызвало у Линкера особого энтузиазма. Я предположил, что его беспокоила двусмысленность ситуации: замужняя дочь нанимает человека, с которым некогда состояла в близких отношениях. Я подчеркнул, что моя роль будет сведена только к помощи в приведении в порядок помещения: и в конце концов он сдался.
— Хотя, Роберт, запомните вот что. Стрелки часов вспять не повернуть. Наши неудачи лучше позабыть. В будущее с собой мы берем только наши успехи.
Тогда я не был вполне уверен, имеет ли он в виду мои неудачи в Африке или же неудачу в связи с женитьбой на Эмили. То, что был и еще один вариант, мне не приходило в голову еще много лет: возможно, его слова относились вовсе не ко мне, а к нему самому и его собственным отношениям с Эмили.
Последующие недели я весь пребывал в трудах. Надо было надзирать за рабочими, набирать служащих, спорить с адвокатами — возникла краткая юридическая полемика, когда выяснилось, что заведение больше не может называться «Кофе „Кастл“»: в конце концов мы его переименовали в «Кофейню на Кастл-стрит», и это всех устроило. Я познакомился с Фредериком Фербэнком, тем самым закупщиком, который снабжал Эмили кенийским кофе. К моему изумлению, он был наслышан обо мне; более того, был явно польщен знакомством.
— Роберт Уоллис? — вскричал он, пожимая мне руку. — Тот самый, создатель «Определителя Уоллис-Пинкера»? Должен признаться, сэр, что слегка измененная версия вашей системы используется теперь всеми мелкими торговцами кофе. Представляю физиономии моих коллег, когда я им сообщу, что закупаю кофе для Уоллиса!
Мне было странно слышать, что я создал нечто, обретшее свою собственную жизнь. Но особой гордости за авторство я не ощущал: по суш, главным вдохновителем был Линкер, вовсе не я.
Мы с Фербэнком вместе апробировали несколько видов кофе и произвели предварительный
отбор. Я был удивлен, как скоро африканцы превзошли Южную Америку в отношении качества и насколько быстрыми темпами процесс влажной обработки зерен опережает сухую обработку. Мы проговорили несколько часов на языке, понятном торговцам кофе, и в результате я заключил, что поставщик Эмили вполне порядочный человек.Едва кафе открылось, меня тотчас поглотили другие дела: надзор за официантами, уход за аппаратом Тозелли, даже порой при необходимости мытье чашек и прочей посуды. И почти сразу же к нам потоком грянули женщины, жадные до информации. Таких всегда можно было определить по внешнему виду — они проскальзывали внутрь с выражением боязливой решительности, как будто подстегивая себя неотвратимостью такого шага.
Воинствующее суфражистское движение — «Дело», как они сами это называли, — теперь быстро разрасталось, подогреваемое сообщениями газет о событиях в Манчестере и Ливерпуле. Но в своей новой роли кофевара и подручного работника я мог заключить, что не слишком очевидно, чтобы и Лондон последовал в том же направлении. Эмили со своими подругами-конспираторшами долгие часы заседали в дальней комнате, обсуждая разные вопросы: свою конституцию, свою этику, что такое легитимное действие и что нелегитимное, как утвердить свою правоту. Для движения, чьим главным девизом стал призыв: «Не слово, а дело!», пожалуй, слов оказывалось во много раз больше. Они обсуждали, как охватить весь Лондон, но у них, по-моему, для посланий вечно не хватало почтовых марок.
Временами, признаюсь, мне все это представлялось не более чем увлечением — незрелым дамским авантюризмом. Но вот, закончив свои нескончаемые собрания, они надевали шляпки, зашнуровывали ботинки и, вместо того чтобы идти к омнибусу и ехать домой, направлялись в одиночку или парами с ведрами краски малевать лозунги на стенах правительственных зданий или лепить на стены свои манифесты. Молли, Мэри, Эмили, Эдвина, Джеральдина и им подобные становились уже не «ангелами домашнего уюта», но ангелами возмездия. Признаюсь, эти их ночные вылазки вселяли в меня дурные предчувствия. С детских лет мне внушали, что женщина — воплощение слабости, и я понял, что это представление изжить мне нелегко.
— Нечего стоять передо мной с кислой физиономией, — сказала как-то вечером Эмили перед тем, как отправиться расклеивать воззвания на Челси-бридж. — Если боишься за меня, идем с нами.
— Почему ты решила, что я боюсь?
— По тому, с каким усердием ты трешь эту чашку полотенцем, чуть дырку не протер. Право же, я прекрасно справлюсь, но если хочешь, пойдем, во всяком случае, твое присутствие окажется не без пользы, можешь подержать ведро, пока я буду мазать клеем.
— Хорошо. Если я тебе нужен, я пойду.
— Я не сказала, Роберт, что ты нужен, я сказала, что ты можешь быть полезен.
— Есть разница?
— Как сказал бы отец, различие.
Выйдя на улицу, мы — пятеро дам с рулонами прокламаций под мышкой, с небольшими ведерками клея для обоев, с кистями, а также я, — кликнули кэб. Если правительство когда-либо решится подавить этот мятеж, поймал я себя на мысли, ему не потребуется для этого особых усилий.
Мы с Эмили сошли у набережной Виктории. Она принялась расклеивать плакаты — но, несмотря на туман, задувал ветер, и обмазать их клейстером оказалось непросто.