Арская дорога
Шрифт:
С благословлением повернулись к столу, Иоанн произнёс Исусову молитву:
– «Господи Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй ны грешная».
Фёдор с радостью, как в детстве отцу своему, ответил: «Аминь», – и обратился:
– Благословите покушать.
Старец Иоанн загляну ему в глаза и, увидев в них радость, с удовлетворением ответил:
– Бог благословит.
Молча отобедали. По окончанию старец произнёс, а Фёдор повторил:
– Спаси вас Христос и сохрани на многая лета!
Фёдор непроизвольно глубоко вздохнул и услышал:
– Фёдор Петрович! Иди, осмотри наш скит, тебе покажут твою земляную келью, а я почитаю то, что ты принёс
Старец не стал ждать ухода гостя, аккуратно развернул тряпицу: сердце учащённо забилось при виде писанной книги протопопа Аввакума, вспомнил его, осенившего толпу двумя перстами из огня; обратился к медной иконке, когда-то вывезенной из земляной тюрьмы Пустозерска, и раскрыл письмо игумена Тихона. Увидел родную руку, расслабился душой, разомлел. Игумен не упоминал о церковном расколе, а писал о едином русском православном народе, который должен жить меж собой в мире и приумножаться: «…Я очень рад и доволен жизнью ещё более, потому что делаю в этом мире одно дело вместе с тобой, старец Иоанн: спасаю души и жизни православных людей. Мы не должны быть противниками, не должны быть подвержены политике, но до конца быть со своей паствой…»
Фёдора, вышедшего из избы, сразу же перехватил отрок, повёл за собой в дальний угол скита, в противоположную сторону от избы старца. Землянка пришлась по душе: вход, стены и потолок из полусгнившего дерева, но было сухо, веяло прохладой и спокойствием; в углу несколько икон, горел огонёк в лампадке из бересты, вдоль стены топчан. Нахлынули детские воспоминания о жизни на Порошинской заимке, о родителях. Земляная тишина завладела им. Встал на колени и страстно молился до тех пор, пока отрок не позвал его.
Говорили недолго, но все слова старца находили отклик в сердце. А вскоре обитатели скита собрались на общую молитву; в часовенке Фёдор насчитал десяток послушников. Вернулся в землянку, полночи не мог уснуть: ворочался, думал о своей жизни, вспоминал слова о русской церкви, о раскольниках и новой вере, о родителях и детстве. Не вынес своих дум, вскочил, привёл себя в порядок и пошёл в часовенку. Звёзды освещали натоптанные тропы, а лёгкий ветерок и шорох листвы леса несли прохладу, спокойствие и умиротворение.
Молился, как в детстве с отцом, страстно и преданно. Слёзы душили его: «…Господи Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго. Многое я потерял, неразумный, отшатнувшись от веры отцовской во благо торговли и блага своего. Чуть душу не потерял, идя на поводу алчности и гордыни. Не ведал, что творил по неразумности своей. Не стоят дома мои, имущество, серебро и злато измены вере отцовской, веками хранимой. Господи прими мя таким, какой я есть. Подсоби силой своей вернуться в лоно веры отцовской; укрепи мя и помилуй отступление моё и слабость мою».
Услышал, как скрипнула дверь: кто-то лёгким шагом прошёлся по часовенке. Поднялся, осенил себя крестным знамением и направился к выходу, на ходу отметив стоящего в стороне отрока Прохора.
Утренние сумерки вместе с лесной тишиной окружали скит. Не стал задерживаться, вернулся в свою землянку и забылся в раздумье. Очнулся от голоса отрока:
– Дяденька Фёдор, старец Иоанн приглашает к себе.
Ответил с запозданием:
– Хорошо, Прохор.
Неспешно вышел. Солнце после темноты ударило по глазам, ослепило. На мгновение остановился, привыкая к ярким лучам, направился в избу к старцу; он уже жаждал беседы со старцем, чтобы укрепиться в своём решении.
Беседовали
целый день, забыв о времени, о делах и обеде. Фёдор никогда не вдавался в детали церковного раскола, но продолжал вместе с основной частью православных людей посещать церковь и поддерживать отношения со всеми священнослужителями и нововерами и раскольниками, а его жизнь была занята дорогой, торговлей, деловыми встречами и разговорами. Всё, что он делал, было направлено для достижения одной цели: увеличить состояние, расширить денежные возможности и поднять социальный статус. Всё делал играючи, но аккуратно и правильно. Многого добился, живя пятый десяток лет: прекрасная жена и две любимицы-дочки, большое торговое дело, которое ежегодно приносило многотысячный доход, большие связи с большими людьми… Но давно уже чувствовал, будто упустил в своей жизни что-то большое и значимое.В беседах он всегда старался избегать темы раскола, а о корнях его знал мало, и только из уст священнослужителей-нововеров. Теперь, выслушивая версию раскола от старца, соглашался с ним, а слова ложились на благодатную почву.
Фёдор удивлялся, как же возможно отменить двуперстие – два протянутых перста, которые означают божественную и человеческую суть Христа, а остальные, сложенные в ладонь, – Святую Троицу: Отца, Сына и Святой Дух? Как возможно убирать из храмов и даже уничтожать старые образа, с которых двуперстием благословляют паству православные святые и сам Спаситель? Зачем заменять Исусову молитву «Господи, Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго», о которой ещё святитель Иоанн Златоуст говорил: «Умоляю вас, братие, никогда не нарушайте и не презирайте молитвы сей», – и которая всегда имела мистическую силу?
А устройство церкви по подобию светской власти и отмена древнего обычая избрания духовных лиц приходом, но только назначением сверху? Разве можно подчинить мою душу, дух и мысли мои? Обращался за разъяснениями, получал их и удивлялся простым ответам.
Но ответ старца о его дальнейшей жизни озадачил Фёдора. Это произошло после окончания беседы, когда день был на исходе. Собираясь выходить из избы, он остановился:
– Старец Иоанн, мне трудно, изнутри разрывает! Посоветуй, как жить: стою на перекрёстке, куда свернуть мне?
Иоанн удивлённо посмотрел на него:
– Я тебе так скажу: твоя дорога неведома никому, кроме Господа нашего. Ты как лепесток на воде: то к одному берегу прибьёшься, то ко второму и нигде не причалишь. Игумен Тихон с доверием и любовью относится к тебе. И я вижу – доброй души ты человек, но колеблешься и будешь таким до кончины своей: ты каждому православному помогаешь. Господь направит, а я буду молиться за тебя… Иди с Богом. Завтра провожу тебя.
И опять всю ночь стоял Фёдор на коленях перед образами в часовенке, задавал вопросы о судьбе своей. Но молчали святые, молчала часовня. Забылся, так на коленях и простоял утрешнюю общую службу, а после отправился вслед за старцем в избу. Вместе перекусили.
– Пора тебе, Фёдор, пойдём, провожу тебя.
Молча шли по лесу, вышли к роднику – святому источнику на поляне; рядом открытая купель со стенками, укреплёнными тонкими тёсанными стволами деревьев.
– Окунись, Фёдор, легче в дороге будет, – старец указал на купель. Но в это время на поляну выскочил медведь и кинулся к людям.
– Опять балуешь, – остановил его возгласом старец Иоанн. – На тебе, родимый. – И что-то кинул ему с рук. Медведь на лету, как собака, поймал, приложил к пасти, протяжно зарычал и развернулся в лес.