Арт-Кафе

Стелла быстро нашла в моей свалке упомянутую книжку. Это была тощая «тетрадочка» в глянцевой обложке где-то страниц на сорок. Никакого названия у брошюрки не имелось, вместо него на черной блестящей поверхности был изображен дом из дикого камня с цилиндрической башней, увенчанной крышей, похожей на шляпку гриба и на тюрбан одновременно. На заднике обложки не было вообще ничего: ни информации, ни данных издателя, только черный глянец и все.

Стелла аккуратно открыла книжечку и углубилась в чтение, а я принялся молча наблюдать за своей подругой. Она явно выделялась из серой толпы, мне всегда нравились такие люди. Одежда настолько хорошо облекала ее фигуру, что не смотреть на нее было просто невозможно. Однако бессонная ночь и усталость дали о себе знать, я и не заметил, как задремал, а потом и вовсе уснул. Мне даже начал сниться какой-то несуразный сумбурный сон. Снилось, что я жарю яичницу с ветчиной, колбасой и многоножкой, а многоножка шкварчала, румянилась и вдруг стала подпрыгивать. Тут меня разбудил веселый смех моей подруги.

– Ты чего? – сонно спросил я.

– Да вот тут. Явно нужно – «пенитенциарная система» А написано что?

– Что? – переспросил я, проснувшись все еще не совсем окончательно.

– Надо пе-ни-тен-ци-ар-на-я, – по складам выговорила Стелла. – От слова «пенитенция» – раскаяние по латыни. А здесь написано – «пеницитарная», это от какого слова? «Пенис» что ли?

Я слегка хихикнул.

– Не заметил даже, дай посмотреть… действительно! Надо же! Я и внимания не обратил, когда читал, – я вернул Стелле черную книжечку. – А у вас что, в универе был латинский язык?

– Философия без латыни существовать не должна. Классиков надо читать в оригинале.

– В оригинале – это конечно хорошо, но не всем доступно, – высказался я, трогая Стеллу за коленку. Вместо философии верх все-таки взяла физиология.

– Так что ты хотела спросить? – изрек, наконец, я, когда все уже закончилось. Обычно в такие минуты на меня нападает болтливость.

– А, ну да, – спохватилась Стелла, будто и впрямь только что вспомнила. – Захожу тут к себе на ЖЖ-страничку и вижу, что некто послал запрос мне в друзья. Из любопытства смотрю на страницу запрашивающего и наблюдаю записки типа: «Люблю свою половинку» или «кисуля, мы вместе навсегда». Семейное положение не пустует, естественно. Притом, что нет никаких сообщений, зачем этот некто набивается ко мне в друзья? Для чего? Смысл тогда в чем?

– Ну-у-у-у, смысл! – важно заявил я. – Смысл далеко не всегда состоит в том, чтобы заключить брак или смачно перепихнуться. А может – ты его интересуешь как личность? Возможно, и вполне понятное желание накрутить счетчик количества друзей, или просто так, чтобы было. В запас.

– Вот этого «чтобы было» я и не понимаю, – грустно заметила Стелла. – Какое-то лицемерие получается и ханжество.

– Ну почему же обязательно лицемерие? Разве кому-то мешает нежно любить свою «кисулю» и одновременно со вкусом развлекаться на стороне? Большинство именно так и делает, а самоутверждение в совокупности с самовнушением тоже играют не самую последнюю роль. В этом случае такой человек как бы льстит себе: «ух, сколько у меня в друзьях симпатичных мордашек!»

– Однако! Самомнение и нынешнее время лишает веры в дружбу и просто переписку. Если кто-то меня добавляет себе в друзья, то мог бы написать, что желает интересного общения или еще чего подобного, а то добавил и молчок. Хотя вообще-то я не верю, что друзей нужно искать именно таким способом.

– Мало ли чего там, – возразил я. – Может стесняшка, или увидел фотки с информацией об интересах, а какие-то детали помешали написать записку. Испугался! Это тебе возможная версия подобного. Но версия вполне вероятная из-за особенностей современных юзеров. А из личного опыта скажу, что я в интернете познакомился со многими интересными для меня людьми. Друзей можно найти в самых невероятных местах, и твой ресурс тому не исключение. Но друзьями в полнм смысле их не назовешь… На мордашку с желанием заняться сексом я обычно не смотрел, потому что с этим всё у меня уныло хорошо, а новых приключений на свою задницу не ищу. Простое желание разнообразить мир новыми знакомствами – это вполне естественная потребность нормальных живых людей.

– Врешь, небось.

– Почему обязательно? – картинно удивился я. – Как мне тебя убедить? Может, надо сложить пальцы особым образом и сесть в изысканную позу? Не понимаю, что плохого в том, чтобы искать общения с новыми людьми? Это же свежие впечатления, эмоции, да и много чего другого. Однако твой пример показывает, что сейчас это мало кому нужно. У всех уже устоявшийся круг общения, и свободных мест нет, так сказать. Я очень хочу завести новые контакты. Не вижу в этом ничего криминального. Но опять-таки, ощущение, что людей с подобными мыслями как-то в дефиците.

– Да это – ладно. Я, собственно, вот что хотела узнать… – Слушай… а почему ты подошел ко мне тогда?

– Когда – «тогда»?

– Ты понял, о чем я, не прикидывайся.

– В кафе? Ну, как! Когда-то ведь надо было. А если честно, то ты мне показалась немного ненормальной. Сумасшедшей слегка. Так, самую малость. Кроме того, у меня в тот вечер было очень гадостное настроение, захотелось смены впечатлений, с кем-нибудь поцапаться или устроить маленький конфликт. Ты казалась вполне подходящим и перспективным кандидатом.

– Вот идиот! – сказала она, и больно ткнула меня пальцем в бок, куда-то между ребер.

– Ой! Ну, я бы не стал уж столь резко… Кстати, ты знаешь, что по происхождению слово «идиот» вполне благородно? Греческое «идиотия» означало вовсе не самую глубокую степень умственной неразвитости, а просто «невежество». На сленге византийского христианского духовенства этим термином обозначались миряне, люди не церковного, а государственного подчинения, соответственно – не достигшие «духовного просветления». А так как мирян тогда особо не уважали, то и слово снискало себе негативную окраску.

– Это ты к чему? – удивилась она.

– Так просто, вспомнилось, вечно занудствую не в тему. Надо что-то с собой делать.

– Надо, – кивнула Стелла. – Мужики, в массе своей, все-таки редкостные зануды и сволочи. Особенно один из них, тот самый, что изобрел моду на двухметровых грудастых блондинок. Я не отвечаю этим параметрам, поэтому эмпирически приходим к заключению, что все мужики – козлы. Ты не понял логики моих рассуждений?

– Не вполне, как-то, – буркнул я.

– Тогда это уже твои проблемы. Я, например, не доверяю людям, в которых нет хотя бы небольшой толики хулиганства. Без этого как-то не так. Недостоверно как-то.

– Ага, все по классику: «Если человек не пьет и не курит, то поневоле задумываешься – а не сволочь ли он?»

– Ну, да, да… Антон Палыч – гениален. Хороший человек должен иметь некие слабости. Мы всегда очень желаем порядка и закона, но применительно к кому угодно, только лишь не к нам любимым. Но я, будучи от природы наивной и верящей в лучшее и светлое, что скрывается в человеческой душе, надеюсь, что все к лучшему.

– Если уж ты наивная, то я тогда кто?

– Ты? – хитро переспросила она. – По-моему у тебя много каких-то комплексов, от которых ты почти избавился. Но следы-то остались. Кстати – почему так? Как найдешь внешне приличного мужика, так он оказывается или козлом, или дураком, или сволочью, или пидорасом?

– А кто я по твоей классификации? – почему-то заинтересовался я. Нет бы промолчать в тот раз. Будто за язык кто тянул.

– Ты? Только не обижайся. Что-то среднее между козлом и сволочью. Так почему?