Артефакт
Шрифт:
Пока Кегля выслушивал Ольгу, выражение его лица постепенно менялось. Если сначала он выглядел слегка смущенным, то под конец разговора его лицо выражало полное недоумение. Судя по всему, на свой идиотский вопрос он все же получил вразумительный ответ.
– Она сказала… – Виталик выключил трубку и настороженно посмотрел на меня.
– Что?
– Сказала, что фотография у меня в бумажнике. Интересно… Еще сказала, что я, наверно, совсем сторчался, если этого не помню. Сказала, что я… – Он осекся на полуслове и нахмурился.
– Ну, что еще?
– Что я псих… Это все.
– Ну и как тебе? – ухмыльнулся я, глядя на его озадаченное лицо.
– Ты с ней сговорился… – неожиданно парировал Виталик. Недоумение на его лице сменилось гримасой
– Хорошо, – сказал я, – давай попробуем по-другому. Вспомни что-нибудь сугубо личное, о чем знаете только ты и она. Позвони и спроси.
– А где гарантия, что ты не договорился с ней и об этом?
– Ну, во-первых, насколько ты в курсе – мы с ней практически не знакомы, и уж явно не настолько, чтобы вдвоем тебе голову морочить… А во-вторых, даже если мы решили тебя разыграть, то всего предусмотреть невозможно. Придумай что-нибудь, ты же не дурак…
Виталик напряженно думал с полминуты: эта игра его явно увлекла. Затем его лицо просветлело, и он снова набрал Ольгин номер:
– Оленька, – приторным голосом сказал он, – тут со мной сидит Валя, тот парень, с которым вы договорились меня разыграть… Он уже во всем сознался, так что можешь больше не прикидываться… Скажи мне только одно: с нашим осликом все в порядке?
Не знаю, что за «интимный» ослик был у них с Кеглей, о котором он так беспокоился (при случае, конечно, спрошу, на «той стороне»), но лицо моего друга стало темнеть с той же стремительностью, с какой оно осветилось вспышкой разума с минуту назад. Он выключил трубку и спрятал ее в карман.
– Ну что? – поинтересовался я.
Он налил себе водки, молча выпил и поднял на меня глаза:
– Это не она, – сказал Кегля, и в данном случае он явно имел ввиду буквальный смысл сказанного.
– …То-то я думаю, чего это меня народ узнавать перестал… – озабоченно покачал головой Кегля и метко бросил окурок в попутную урну. Мы не спеша шли к моему дому. Кажется, Виталик не собирался теперь со мной расставаться. Куда ж ему – одному в чужой-то вселенной!.. – Не все, конечно… Некоторые помнят, особенно старые знакомые… И наоборот, кстати! – оживился он. – Последнее время со мной и незнакомые люди иногда здороваются, представляешь?
– Чего ж тут удивительного? – пожал я плечами. – Это его знакомые.
– Понятно… – снова понурился Кегля: до него все яснее доходило, что мои безумные «россказни» имеют к нему самое прямое отношение.
– А у меня так мало осталось старых знакомых… Вообще – не только тут… – вздохнул он. – Куда-то рассосались все. Кто уехал, кто просто сгинул… Что поделать – текучка…
– В башке у тебя текучка, – заметил я.
– Не без этого, – согласился Кегля. – Но ведь даже обратиться мне тут не к кому… За помощью, я имею в виду.
– За какой помощью?
– А что нам делать-то?
– Ты что, еще не понял, что, кроме нас, об этом никто знать не знает? Да и не поверит никто… И ты бы не поверил, если б сам не влип. Думаешь, я смог бы тебе что-то доказать и объяснить, если б ты продолжал сидеть в своей реальности и никуда бы из нее не вылезал?.. Помощи нам ждать неоткуда, Виталик. Разве что от Господа Бога, если, конечно, его авторские права тут действительны. Он ведь одну реальность произвел, насколько я в курсе… Так что, боюсь, придется нам самим выкручиваться.
– Ясно… И что ты намерен предпринять? У тебя есть какой-то план? Собираешься склеить мир обратно?
– Ничего смешного в этом нет, Кегля. Мне тут «у тебя» совершенно не нравится: многие мои хорошие знакомые здесь превратились в каких-то монстров… Даже я сам, кажется… Несколько раз меня тут чуть не убили, и, если дальше так пойдет, они своего рано или поздно добьются… А меня сюда регулярно закидывает, и я ничего не могу с этим поделать.
– Да, закидоны у тебя конкретные…
– Виталик, ты пойми: тебя ведь это тоже касается.
– От реальности не спрячешься, – флегматично
пожал плечами Кегля. – Все мы смертные, когда-нибудь придет и мой час…– Твой час уже разок пришел.
– Так это он там, в твоей параллельной вселенной пришел, а здесь у меня все под контролем… – криво усмехнулся он.
За разговором мы и не заметили, как оказались на Кирочной. Кегля вошел в подъезд следом за мной. Поскольку в этом мире я числился покойником, Гельмана некоторое время можно было не опасаться. Я поднялся на свой этаж и беспечно отпер дверь в каком-то смысле совершенно чужой квартиры. Виталик, продолжая что-то бормотать о своих невнятных планах на будущее, вошел в прихожую, а я замешкался на пороге, поняв, что в квартире кто-то есть… На вешалке висел длинный кожаный плащ и какая-то розовая стеганая курточка, выйти в которой на улицу лично я бы постеснялся… Плащ, конечно, можно было бы списать на щегольской вкус моего усопшего двойника, хотя в период активных «миграций» моего стервозного холодильника, когда я наверняка не раз оказывался в этой квартире, таких шмоток тут не было. Мы явно не слишком различались с двойником во вкусах. Однако помимо плаща и легкомысленной розовой курточки обнаружились и другие признаки чужого присутствия: из кухни доносились голоса. Один голос принадлежал мужчине и был мне незнаком, а другой я узнал сразу – Иркин…
«Не успел еще остыть в морге мой изрешеченный пулями труп, а она уже притащила сюда очередного хахаля, – удрученно подумал я. – Ну до чего же беспутное создание».
Кегля тоже услышал голоса и вопросительно обернулся ко мне. Я прижал палец к губам и, стараясь не шуметь, двинулся по коридору к кухне. Виталик следовал за мной по пятам.
Посетители были настолько увлечены разговором, что в нашу сторону даже не взглянули, а Ирка сидела к нам спиной, так что просто не могла нас увидеть. Худощавый тип стоял у моей плиты и следил за вскипающей туркой. Другой – поплотнее и повыше ростом – расхаживал взад-вперед возле окна, то и дело поглядывая на улицу. Эта непринужденная атмосфера и отсутствие внимания к нашим скромным персонам дали мне некоторое время, чтобы трезво оценить обстановку…
А ошибался я насчет обстановки довольно грубо: Ирка не просто сидела на стуле, а была к нему привязана, и, судя по всему, ее это здорово бесило, так что о каких-то «шашнях» с ее стороны явно не было и речи…
– …был бы жив, он бы тебе голову открутил, ублюдок! – услышал я окончание ее гневной тирады. Вела она себя, надо признать, отчаянно, у меня даже сердце екнуло: моя храбрая девочка, привязанная к стулу, дерзит двум отъявленным головорезам…
– Был бы жив, – снисходительно ухмыляясь, пояснил ей один из головорезов – тот, что неутомимо дефилировал возле окна, будто замыслил вытоптать тропинку в кафельном полу, – до моей головы он бы вряд ли дотянулся – руки коротковаты. Но мы бы с ним, конечно, перетерли. Порасспросили бы его кое о чем, а потом… Потом бы ему все равно ничего не светило – уж слишком он деньги любил. Больше жизни, видимо… Тут ведь каждый сам свою судьбу устраивает. Это только кажется иногда, что кто-то незаслуженно пострадал… Но… Раз уж он откинулся и оттуда нам его не достать, придется тебе, лапушка, за дружка своего отдуваться. Он ведь знал, чем рискует, сучонок… Не мог он тебе не сказать, куда деньги спрятал. Кому еще-то? Родни у него не осталось, так? Выходит, одна ты у него за близкого человека. Так что давай колись, иначе тебе тоже ничего не светит, сама понимаешь…
В этот момент он, наконец, заметил меня и замер с перекошенным в усмешке ртом. Это был тот самый благоухающий одеколоном красавчик, который «любезничал» со мной в китайском ресторане с подачи Гельмана… У которого я ствол конфисковал… Ствол, который теперь лежал в ящике кухонного стола… жаль, только не на этой кухне…
Какое-то время мы стояли и молча смотрели друг на друга. Затем я услышал какое-то бормотание и, бросив взгляд на его «партнера по бизнесу», увидел, что тот отчаянно крестится.