Артефактор
Шрифт:
— Как и спринтеры, — заметил я, возвращая забивач Маусу. — В чем моя задача?
— Спринтер это особый член команды. — Маус положил мяч обратно на стойку. — Спринтер не имеет права играть забивачем в восьмерке, если мяч попадает к спринтеру, он обязан любым способом избавиться от него в течение трех секунд. Или он может выйти с ним на радужный мост.
Маус указал на мост, который тянулся над стадионом.
— Как видишь, радужный мост тянется над всем стадионом, и открыт со всех сторон. Пользоваться радужным мостом может только спринтер, причем независимо от того, есть у него в руках мяч или нет. Полный проход с мячом по радужному мосту приносит команде
— В чем подвох? — спросил я. — Звучит слишком просто.
— Подвох в том, что мост открыт со всех сторон, — улыбнулся Маус. — В спринтера моментально летят все вышибалы. Чужие кидают, чтобы сбить тебя с моста, свои — чтобы сбить чужие в полете. Хотя чаще они промахиваются и опять же попадают в тебя. И это еще не говоря о том, что чужой спринтер вполне может попытаться помешать тебе силовым способом. Поэтому для того, чтобы быть спринтером, нужно не только уметь быстро летать, но еще и быстро соображать, и главное — быстро выполнять то, что ты насоображал. И, если верить тэссе Пименовой, у тебя с этим полный порядок.
— Что, прямо так и сказала? — делано удивился я. — Ну и отлично, а то пришлось бы самому хвалиться, а я это дело не люблю.
— Ну-ну, — улыбнулся Маус и подбросил в руке забивач. — Ну что, посмотрим, на что ты способен?
И я с радостью показал, на что способен. Без противного дождя, который лил мне в глаза и стучал по голове, это было намного легче и приятнее. Сначала я просто забивал мяч в разные кольца с разных расстояний, потом начал делать это с радужного моста. С каждым разом я набирал все больше скорости, и на шестой попытке смог долететь от конца моста до колец меньше чем за две секунды. Это позволило мне аккуратно забросить мяч в самое маленькое кольцо, не рискуя, что его перехватят или я промахнусь.
— Теперь я понимаю, почему эту позицию в команде называют спринтером, — улыбнулся я, когда все получилось.
— Смотрю, ты уже освоился, — сказал Маус, поднимая со стеллажа два вышибалы. — Теперь попробуем что-то посложнее. Ты, конечно, без защиты, но и вышибалы сейчас спят и не будут пытаться выбить из тебя дух. Если я в тебя попаду, будет неприятно, но не больше.
— Не попадешь, — ответил я с улыбкой.
— Посмотрим, — ответил мне Маус с той же улыбкой.
Сначала он бросал в меня мячи внизу, в восьмерке. Потом я перебрался на радужный мост и снова забивал с него, а Маус атаковал меня мячами снизу. Он ни разу не попал — я всегда успевал увернуться или подставить доску, подпрыгнув — это не запрещалось правилами, я специально выяснил. А один раз я даже отбил вышибалу прямо забивачем, держа его обеими руками.
— Отлично! — сиял Маус, когда я закончил очередной заезд. — Просто прекрасно! Никогда не видел такой великолепной игры! У тебя настоящий талант к аэроболу!
— Ну, это мы еще посмотрим на игре, — уклончиво ответил я.
— Еще как посмотрим! — кивнул Маус. — Завтра соберу всю команду и скажу, что мы не пропускаем этот сезон, а играем! Пусть сами посмотрят на тебя, заодно и пару стратегий разыграем.
— А когда сама игра?
— Первая через три дня, со структурниками. — Маус на секунду задумался, а потом кивнул, словно что-то решил. — Да, успеваем.
— Ну, завтра так завтра, — я щелчком по хвосту поднял доску и взял ее в руки, чтобы положить обратно на стеллаж.
— Да, еще, — вспомнил Маус. — В университете доски, конечно,
есть, но они такие… обычные. Я бы посоветовал тебе прикупить свою, получше… Если деньги есть. Обычная университетская просто не раскроет твой талант, она за тобой не поспевает, это видно.Я с сомнением посмотрел на доску. По мне так она была отличная, хотя довольно простенькая. Те же аэроконьки, только в другом формате и из-за этого по-другому реагирующая на воздух. Аэроконьки отталкивались от него, а доска скорее разрезала его, как нож — свежий торт.
Или серебряный поднос…
Хм…
Попрощавшись с Маусом, я побыстрее вернулся в спальню и достал из шкафа трофейный нож кошкоглазой. И, еще не вынимая его из ножен, еще только тронув рукоять, уже все понял.
Это был артефакт.Тоже несложный, но ладный и крепко сбитый. У него имелся свой источник маны, поэтому он работал всегда и везде. Заклинание на нем было одно — способность резать все подряд, и заряда маны хватило бы на много лет.
Я видел, как светящиеся нити протянулись из комочка маны в рукояти и распределились по клинку, сливаясь в одну единую режущую кромку, будто обнимающую клинок по периметру… И это было красиво.
А потом я вспомнил про еще один нож.
Схватил пистолет, сунул его за ремень штанов и легкой трусцой побежал за замковые стены, к реке. Туда, где застал купающуюся кошкоглазую.
Но, когда я туда прибежал, оказалось, что я бежал зря.
Или наоборот — не зря. Как посмотреть.
В любом случае, ножа, который я кинул в дерево на другой стороне реки, там больше не было.
Глава 9
На улицах южной части вечернего Смекалинска все было по-старому. Тускло горели редкие уличные фонари, в тенях шныряли разные сомнительные личности, а редкие загулявшие сюда прохожие втягивали головы в плечи и старались как можно скорее отсюда убраться.
Вася Муха распахнул дверь и зашел в «Яму», привычно проверив кастет в кармане и морально готовясь к тому, что уже пропустил ежевечернюю драку. Судя по спокойной музыке и голосам, и отсутствию разрушений в баре — нет, пока еще не пропустил. Вот и отлично, а то еще надо Ваньке Шпале еще ответить за выбитый в прошлый раз зуб.
Муха прошел через прокуренный зал, слушая, как щелкают друг об друга бильярдные шары, и подошел к барной стойке, предвкушая рюмочку холодненькой, да с долькой лимончика. И еще одну сразу за первой, не отходя от кассы.
Но внезапно выяснилось, что место Мухи занято. В самом углу, откуда хорошо видно весь зал, на высоком барном стуле сидела тонкая невысокая фигурка. На ней были обтягивающие черные штаны, тяжелые ботинки с высоким голенищем, и свободная тоже черная кофта в глубоким капюшоном, прячущим от света лицо наглого выскочки.
Или, вернее, наглой. Судя по коротким ногтям, крашеным тоже в черное, но с какими-то витиеватыми красными буквами на каждом ногте, это была девушка, причем молодая. И, судя по всему, здешних правил она не знала.
Во-первых, вместо водки, виски или даже пива перед ней стоял высокий бокал и початая стеклянная бутылочка газированной воды. У бармена Гриди, конечно, была вода в баре, и даже газированная была, но наливал он ее только в одном случае — в коктейли, которые требовали пузыриков в составе. Получить у него газировку просто чтобы попить ее означало получить презрительный взгляд, и презрительное «педик».
Во-вторых, девчонка сидела, скрыв лицо, хотя в «Яме» действовало неписанное, но железное правило — здесь никто не скрывает лица и все друг друга знают и видят.