Артемидора
Шрифт:
– Как нам сказали, восьмеро детишек, трое мальчиков и пять девочек, младшей и полутора лет не исполнилось, - добавил другой, по виду более сострадательный. - И на них нету вины, и вы, госпожа, невинны. Но у вас нет выделенной доли, которую запретно конфисковать. Как справляться будете? Мы ведь правду советуем.
Из этого рассуждения и лёгкой грамматической неправильности оборотов речи женщина рассудила, что он мусульманин - бывший или настоящий.
Замок начал разрушаться задолго до того, как пошатнули в нём первый камень (а сделать это полагалось не раньше, чем остатки семьи хоть как-то справятся со своей скорбью). Ушли, не потребовав никакого расчёта, слуги. Главный псарь заявил, что кормить свору согласен, если она достанется ему даром, - а то ведь мяса не напасёшься, хоть удавку на псин надевай.
Так что на публичную казнь местных заговорщиков Артемидора приплелась одна и пешком, сама дивясь, как достало сил. По пути она неоднократно укоряла себя, что ввязалась в путешествие; но ведь надо было кому-то проститься с беднягой, несмотря на то, что он подставил под удар всех, кого только смог.
На её счастье, стольный город Ромалин, где долженствовало происходить торжество закона, простирался всего в двух днях ходьбы от их с мужем обиталища. Время стояло сухое и душное - самое начало осени. Оттого Доре пришлось поневоле вспомнить отрочество, когда отец брал её с собой скупать чёсаную шерсть по дворам. Для экономии средств, уже тогда немалых, они одевались попроще и ложились ночевать прямо в копну сена, если погоды стояли светлые и безоблачные; сеном же и накрывались поверх одежды. Худых людей можно было почти не бояться - странники охранялись правом и обычаем, в отличие от обитающих за стенами, ибо все люди - чужаки и иноземцы в этом мире, а исполнение всеобщего закона оберегает.
"Делать то, что в юности, означает становиться юной, хотя времени на это тратишь побольше", - сказала себе Дора, просыпаясь раньше, чем взошло солнце, и выдёргивая солому из растрепанных после сна волос, прежде чем спрятать их назад под старый платок. Для двуногой торбы, набитой золотом и зародышами, это было почти гениальное рассуждение.
Возвышайся вокруг Ромалина крепостная стена, все её ворота стояли бы этим утром нараспашку, а стражники на заставах не брали бы никакой пошлины. В торжественные дни, подобные грядущему, порядок сам себя охраняет: сообщникам неинтересно отбивать осуждённых и волочить потом через кучу малу протестующего народа, ворам легко срезать кошельки и потрошить карманы, оттого они не утруждаются грабежом, а площадь вокруг эшафота забивается народом ещё с полуночи.
"Вот и хорошо, что их много, я недалече постою", - сказала себе Дора, завидев густую толпу, которая колыхалась, словно ржаное поле под ветром. Вслух она говорила поблагородней, чтобы муж не ругал и детки не перенимали. Но уже на подходе её стиснули с боков и с тылу, а поскольку она считала неучтивым работать локтями, чистя себе путь справа и слева, то невольно изобразила собой гладкую вишнёвую косточку, которой мальчишка стреляет, сплюснув между большим и указательным пальцами.
Так и вышло, что плюнуло ею прямо в высокий помост, где в ожидании события воссела знать. Не достигая шагов пяти - как раз там стояла живая цепь оружных морян.
В прорехи живой цепи, состоящей из исчерна-смуглых тел, рубах небелёного полотна, широких кожаных поясов и ожерелий, Артемидора отчётливо видела лица. Узнавала: там были отцы семейств, где Эрвинда принимали с охотой, её саму - слегка покривясь. Чай, грехи нынче отмаливали. Городской глава с супругой, судя по осанке - в лучших своих одеждах. "Как только кровью забрызгать не боятся", - подумала женщина без обиняков и сама подивилась такой своей смелости. Хотя исполнитель ведь должен работать не прямо здесь, а напротив: так всегда устраивают. По слухам, на самые большие казни соизволяют прибыть королева с королёнком, хоть тому и пяти ещё не исполнилось. Но их вроде как нет, хотя вон та троица персон держится куда как серьёзно: милая лицом дама в чём-то светлом и алмазном, рыжекудрое дитя в золотом и красном - ну нет, на короля не тянет,
больно шаловливо, его так и позывает извернуться. И высокий ростом господин, что вот сейчас поднялся из кресел: стальные волосы, бронзовая кожа, серебряные глаза под серебряными бровями.Сьёр Хельмут Торригаль - "во плоти живая сталь", оберегатель королевского чрева и младенца Кьяртана Первого. Ныне - верховный конюший.
Про него в своё время говорили немало странного и ещё больше страшного...
Дора не додумала мысли, потому что на помост - на эшафот! - начала подниматься вереница тех. Со связанными за спиной руками и скованных по поясу одной цепью.
Поднялись. Вытянулись по краю шеренгой.
А дальше пошло то самое. Страшное.
Торригаль выпрямился ещё больше и скинул с плеч мантию. Кажется, под ней он был совсем нагим - или это лишь почудилось, ибо его вмиг одело некое мерцание, будто купол из металла, раскатанного на валках до полупрозрачности. "Святой Езу Нохри, это и впрямь снова он! - ахнула женщина. - Живой палаческий меч..."
Клинок почти двухметрового роста поднялся ввысь, двигаясь вместе со своей аурой, повернулся почти горизонтально помосту. И двинулся.
С лязгом упало первое звено цепи. Второе. Третье. Только мелкий прах и тёмные брызги на досках позади. Очень быстро.
Артемидора стояла как заворожённая. Потом она вспоминала, что совсем не чувствовала страха, только - что звено за звеном спадали незримые кандалы, и это было почти не больно. "Эрв - последний", - сказала она себе уже совсем без чувств.
И вдруг прихлынуло - жаркое, алое. Будто с ног до головы оплеснули валом свежей крови, в которой растворено солнце. От неизмеримого наслаждения, которое уже нельзя было вынести, она очнулась, ахнула - и без чувств упала на тех, кто подпирал её сзади.
А когда подняла голову с чего-то неожиданно мягкого - площадь была та же, но без единой души. Если у тех троих, что окружили беспамятную, была душа.
Дама-беляна, видимо, как раз и подложила Артемидоре под голову свой свёрнутый плащ и теперь хлопотала вокруг, то и дело отпихивая локтем назойливого мальчишку, - да, Торригалева сынка, не иначе! Батюшкина копия во всём, кроме волос. Благородный Хельмут стоял в стороне - кожа отливала уже не в бронзу, а в ту же красную медь. Женщина внезапно припомнила, что лет пятнадцать назад, когда она была совсем девчонкой, непослушных ребятишек пугали мертвенно-бледной кожей "королевского призрака".
– Я что - теперь как вы? - пробормотала она.
Мальчишка - Бьярни его кличут, вспомнилось ей, Бьёрнстерн Хельмутсон, - рассмеялся:
– Оттого, что на алое запала? Да нет, многовато тебе чести. Батюшка ловок: без боли, без тревог - и враз на Елисейских полях оказываетесь. Я-то не имею навыка - едва от мамочкиной груди отлип. Ты как Бельгарда, одна разница: она принцесса, а ты святая простота.
– Принцесса, тоже мне, - тихонько засмеялась беляна. - Нынешняя королева-мать родилась от первой королевской жены, с которой он подзабыл развестись. Я от второй, парадной, да к тому же не от самого Орта-Медведя: от любимого пажа, что дорос до фаворита и водителя военных кораблей.
– Классика жанра, - хихикнул мальчишка.
– Имею в виду - комедии положений. Королева играла в тесном замке Шопена, и под звуки Шопена погубил её паж. Виноват в одном - казнили за другое, как царь Пётр Вилима Монса: опять же классика.
– Ты можешь язвить, - серьёзно ответила девушка. - А за Фрейра-Солнышко я твоему отцу очень благодарна, что и при жизни дружил, и в миг смерти отпустил легко. Один словно пёрышком коснулся - другой как пёрышко отлетел. И судьбе моей благодарна, что во мне светлая кровь, а не дикая, медвежья. И бракокрадством такую матушкину любовь не считаю. Они же с Ортосом нечаянными братом и сестрой оказались: куда уж хуже.
Артемидора подумала было, что уж очень длинно Бельгарда отвечает для чистой и радостной, да бросила такие дела. Своя незадача чужой ближе.
– Отчего тогда - это всё? - спросила она. - Лежу, а в то же время как на широких крыльях летаю.
– Порвались узы, - Бьярни кивнул, как бы утверждаясь в своей правоте. - В тебя вкладывали детишек, каждый из них прилеплялся к тебе и прикреплял тебя к семейному источнику, словно пупочным канатом. Только от такой связи иные кормятся, иные кормят до упаду. Ты кормила.