Артемидора

В качестве свадебного подарка от кларинд высокая чета получила кинжал из белого нефрита, про который аббатиса выразилась так:

– Он и сам по себе сильный талисман, но если сделать с ним то, что когда-то сотворил по легенде Бран, то есть омочить в трёх главных телесных жидкостях, станет очень мощным. Знаете ведь, что говорят о суровой стали? Что она вбирает в себя кровь душу казнимых и наращивает за их счёт свою плоть, но может и отдать нечто младенцу, который ещё не родился. Не смотрите, что там были преступники: ничем они не хуже тех праведников, которые не осмелились, или спрятали концы в тайнике сознания, или им под руку никто не подвернулся.

– Но это ведь не наука, а магия, - улыбнулась юная королева.
– Вот уж от кого не ожидала, так от моей духовной матушки.

– Не знаю, как с точки зрения науки, но это работает, - возразила Бельгарда.
– Твоя милая Марион получила такой же, а теперь посмотри на неё: сына внутри себя лелеет.

И снова, как сквозь пальцы, текло время. Новобрачная так торопилась завершить обязательство и так была привычна к обильным урожаям, что рожала всякий год по двойне, мальчику и девочке. Дюжина наследников обеспечила правящему режиму неплохую устойчивость, тем более что править никто из них не желал и лютого соперника остальным из себя не строил.

Через семь лет король отпустил супругу от себя, позволив ей развлекаться с кем она пожелает. Как и предвидела аббатиса, для молодой королевы все были жребии равны, что тот мужик, что этот. Детей от амантов, чичисбеев и прочей условно родовитой шелупони у неё быть не могло - сработал так называемый "вирус супружеской верности" или "след первого мужчины". Говоря обиняками: если бы отец нарушил дочернее девство перед тем, как упокоиться навсегда, это сделало бы её по факту бесплодной. А так она сохранила себя для одного короля.

Примерно в то же время ко двору Кьяртана Всевертдомского прибыл езуитский легат. Им был, по загадочному сплетению обстоятельств, мессир Диармед Барбе Дарвильи во всём цвете зрелости. Генерал его ордена решил, наконец, поставить Барбе лицом к лицу с главным страхом последнего.

И вот сложилось так, что именно Барбе раскрыл довольно-таки грязный заговор против владыки и его потомства, в последний момент защитив Кьяртана своим телом и рапирой, носимой в посохе. Как уверили Бельгарду с Артемидорой, никто не погиб, хотя езуита ранило, а незадачливый убийца ослеп от рапиры, остро и внезапно резнувшей поперёк глаз.

Через некое время, надобное, чтобы вернуться туда, откуда семь лет назад выехала пышная процессия, мать аббатиса обнаружила рядом с исповедальнями Зигрид, стоящую на коленях в покаянной позе. Зарёванную, простоволосую, с ног до головы покрытую дорожной пылью и конским потом - и блистательно некрасивую. Стояло очень раннее утро, и в церкви они были одни.

– А ну поднимайся и почистись как следует. С чего это ты блудную монахиню корчишь?
– спросила Бельгарда без тени волнения.
– Никто тебя не постригал, так и расстричь нельзя.

– Кьяртан приказал, - шмыгнув носом, поведала Зигги. - Да и сама так себя чувствую - хоть какое покаяние на меня наложите, а место моё здесь.

И, чуть поуспокоившись, изложила конец истории, приключившейся с ними обоими.

Когда самое страшное кончилось, между Барбе, лежащим на полу, Кьяртаном и прибежавшей королевой-матерью произошёл разговор, немного пафосный.

Король, пригнувшись, какими-то тряпками пытался остановить кровотечение из раны близ сердца.

– Нам никак нельзя убивать, - пробормотал езуит, чуть приподняв голову.

– Оттого учим три-четыре приёма от силы ... не смертельных, но вполне окончательных.

– Ну да, - ответил Кьярт в лёгкой рассеянности. Он был горестно озабочен тем, что кровь давно не шла, а значит - опасно копилась в сердечной сумке.

– И никаких секретов меж нами, верно, ваше величие?

Ибо до сей поры один мало доверял другому, а другой опасался раскрыться и говорил иносказаниями.

– Совершенно никаких.

– Насчёт того, какова первейшая обязанность королевского шута, да? Умереть за...

– Я тебе умру, паскуда!
– донеслось от распахнутого настежь проёма, за которым вмиг столпилось пол-дворца. Это мать-королева, разбросав всю скопившуюся кучу-малу, бросилась к ним, уронив свой посох, и резко тряхнула полутруп за плечи.

– Только посмей у меня! Господи, что за наказание под конец моей жизни? И родиться толком не сумел - мать на светлые земли отправил. И рос-то не как все детки: тихоня, зубрила и ботаник, нет чтоб хоть одну девчонку за косу подёргать или за что иное. Сам как девица красная. Вырос - ничего более пристойного не нашел, как в монахи податься. Опал на руке, одни мужчины в голове. А теперь ещё и это! Нет, моя чаша яда переполнилась!

– Вот не послушаюсь, помру, так мамочка без сладкого на обед оставит, - прошелестел Дарвильи с нежной и юморной интонацией. "А посохи явно один мастер ковал, - вдруг пришло в голову Зигрид.
– Оба невидные, но с клинком внутри".

– Ну и сволочь - над родной мачехой зубоскалить. Ничего-ничего, уже явился тот, кто тебя честь-честью подштопает. Вместе с твоей роковой страстью.

Пришли с носилками, унесли обоих.

– Ма Эстре, - спросил король.
– Не понял: Барбе, он что - мой брат?

– Сущие пустяки. Сводный, - пожала она плечами. - Родство - хоть женись, хоть кумись. Общих генов ни капли.

– А почему я не слыхал, что ты замуж вышла?

– Видишь ли, королеве-матери не к лицу морганатические браки. Фасон держать полагается, - ответила королева, и глаза у неё сделались совсем молодые.

Подобрала обе тросточки и удалилась.

– И вот мы с мужем остались вдвоём, - продолжила Зигрид. - Тогда я, с великого горя и досады, попросила положить меня под старшего или младшего Торригалей. Ну, под острый клинок, не подумайте чего лишнего, мать Бельгарда. Хотя мне в ту пору более всего хотелось в петлю залезть. Заводила себе одну живую игрушку за другой, а последняя взбунтовалась и начала крушить всё вокруг. По моей вине, понимаете.

– Не надо меня выкать, - Бельгарда уселась рядом на каменный пол, приобняла Зигрид за плечи.
– Обе мы по сути сёстры, а кто старше, кто младше - не так важно.

– И - ох. Какая это всё пошлость - брак, его составляющие и его последствия. Непреходящая, непроходимая, непролазная. Болото счастья.

– Судя по богатству лексики, тебя за эти годы как следует окультурили. А дети - они числятся в последствиях?

– Фрейр-Юлиан, и Фрейя, и остальные пары? Нет, я думаю. Они сами по себе. Вне причин и следствий.

– Верно. Ибо любовь, если она есть, самодостаточна и приспосабливать её к тому, чтобы получить приплод, - гнусное святотатство, - как бы про себя заметила аббатиса.