Артистическая фотография. Санкт Петербург. 1912
Шрифт:
Однако, ни Фирочка, ни ее «везунчик» муж не подозревали, что где-то там, в потайной комнате КГБ, хранится папка, а в ней лежит протокол того давнего комсомольского собрания, о котором Саня и думать забыл за давностью времени. Тогда он произнес одну фразу – с присущими ему честностью и прямотой, возможно, немножко поспешно, не подумав о последствиях: «Сталин – диктатор». Он забыл эту фразу. И все о ней забыли. Но она хранилась там и тикала, как бомба замедленного действия, и ждала своего часа.
Когда окончилась Великая Отечественная война, Саня должен был послать семье приглашение вернуться в освобожденный Ленинград. Таков был новый закон – только коренные жители Ленинграда могли вернуться к себе домой, и только по вызову. Естественно, что он послал подобные же приглашения
Перед самой эвакуацией, в 1943 году, семье Сани и Фирочки выделили отдельную трехкомнатную квартиру на Шамшевой улице. Они не успели переехать в нее, так как силы у сестер были на пределе, и основная их задача была эвакуировать ребенка как можно скорее. Поэтому квартира была оставлена на попечение Сани, но изможденный Саня не сумел регулярно ездить с завода домой, чтобы платить за эту квартиру в отсутствии семьи, поэтому Фирочка с Илюшей были вынуждены вновь поселиться в своей блокадной «обители» на Гатчинской улице. Тетя Рита с тремя взрослыми детьми вернулась в свою комнату у Калинкина моста, а тетя Катюша – в свою комнату на Серпуховской улице.
Послевоенный город был разрушен, сохранившаяся в комнате мебель была полуразвалившейся и жалкой. Все страшные воспоминания блокады поднялись в Фирочке, когда она снова вошла в их длинную узкую комнату в полуподвальном помещении, и она долго не могла забыть потерю трехкомнатной квартиры, так и не обретенной ее семьей. Но могла ли она упрекать Саню?
Несмотря на все лишения и потери, они были счастливы. Маленькая семья: отец, мать и сын выдержали испытание войной. И только победа была важна для них. Но война стоила им дорого. За все страдания они заплатили своим здоровьем. У Фирочки появилось тяжелое заболевание сердца. Саня страдал от язвы желудка и высокого давления. А прекрасные карие глаза пятилетнего Илюши не перестали косить. Косоглазие ребенка, как внешний след войны, не прошло со временем, несмотря на все усилия его родителей. И все же они были оптимистичны. «Мы думали только о победе. Ты даже не представляешь, доченька, как мы были тогда счастливы», – вспоминал папа времена, когда ее еще не было на свете.
И тогда произошла катастрофа. В ответ на многочисленные письма, которые Саня посылал в Белоруссию, пришел ответ, а в нем было написано, что вся семья Капланов, 32 человека, были расстреляны нацистами в Негорелом недалеко от их дома. Саня и Лева взяли на заводе несколько дней отпуска и уехали в Негорелое. Там они узнали, что, в самом деле, произошло с родными Сани.
Выяснилось, что в начале войны, они не только не успели бежать в какое-то более надежное место, но даже и не хотели никуда бежать. Почему?
После подписания пакта Молотова – Риббентропа между Россией и Германией 23 августа 1939 года, Советские средства массовой информации распространяли слухи о том, что эти две страны находятся в дружеских отношениях, и всячески убеждали доверчивый народ в отсутствии военной опасности со стороны Германии: «Фриц не посмеет».
Судьба Саниных родителей, Шимона и Нехамы, представляет собой довольно яркий и трагичный пример этой наивной веры. Но для рассказа о них надо сначала вернуться к судьбе их дочери Рахили, младшей из четверых старших детей, которую юной девочкой увлек под венец красавец-пограничник Иван Бондаренко.
Рахили было 19 лет, когда она вышла замуж за Ивана. Конечно, родители противились их браку, и у них было для этого несколько причин. Прежде всего, Рахиль была очень молода и не успела получить никакого образования, кроме среднего. К тому же, у Ивана была «походная» профессия пограничника, которая не предусматривала и в будущем возможности получить образование. Ну и последнее, хотя об этом они не говорили вслух – Иван был украинцем, а они бы предпочли еврея. И, тем не менее, любовь молодой пары была сильнее всех препятствий.
Шел 1934 год. После свадьбы, Рахиль поехала с мужем на новое место его службы, тоже на границе с Польшей, недалеко от дома. Каждое лето она проводила у родителей в Негорелом, сначала со старшим сыном Левушкой, потом и с двумя родившимися после Левушки дочками – Линой и Галиной. Сохранилась фотография одного из посещений Рахилью родного города. Это вообще единственная
фотография, на которой сняты родители Сани.Шимон, Нехама, Рахиль и годовалый Левушка сидят на солнышке у старого сарая. Шимон сидит в кепке и смотрит в объектив, чуть сощурившись, его руки сложены на коленях в позе непривычного безделья. На голове Нехамы повязан платок, как у простой деревенской женщины. Она улыбается Левушке и кладет ему что-то в рот. Судя по их одежде, оба Шимон и Нехама, выглядят как настоящие крестьяне. И руки их тоже выглядят привычными к физическому труду. Рахиль, напротив, одета в красивое шерстяное платье с узором и выглядит как молодая городская женщина. Фотография любительская, не профессиональная, поэтому почти невозможно различить черты лица, да еще и солнце мешает. Но все же видно, что лица у всех гармоничные, правильные, в этом сомнений нет.
Так и ездила Рахиль каждое лето к родителям со своим прибавляющимся семейством, до самого 1939 года. И в то лето она тоже приехала в свой родной городок, как обычно. В конце лета она вернулась домой, все еще при мирной жизни. Однако через несколько дней Германия напала на Польшу и началась Вторая Мировая Война. Иван посадил жену с маленькими детьми на телегу, запряг хорошего коня и отправил семью обратно в Негорелое, чтобы спасти их от нацистов. Таких случаев было много: целые семьи из Польши бежали на Украину и в Белоруссию в надежде спасти свои жизни. Они тоже верили, что «Фриц не посмеет» напасть на Советский Союз.
«Если бы я была с ними, – горько плакала Фирочка, когда они с Саней узнали о трагической судьбе Саниных родных, – я бы уговорила их бежать». Сомнительно, что ей удалось бы это осуществить. Конечно, с ее характером, с ее силой убеждения, она бы их уговорила тронуться с места. Но бежать? Захват Негорелого был таким внезапным, что большой семье со стареньким Эфраимом, маленькими внуками и беременными невестками было уже не успеть бежать ни в каком направлении. Всюду были немцы.
Захват Минска занял всего несколько дней, и только некоторые из его жителей успели бежать от нацистов. Среди них две Саниных сестры: старшая сестра Фаня, та самая, которая первой покинула семью и уехала в Минск учиться и работать, окончила институт, вышла замуж и родила сына Осика. В то лето она, как обычно, отправила уже 15-летнего сына к родителям на лето, а сама с мужем продолжала работать и ждала отпуска, чтобы присоединиться к сыну и семье.
С Фаней вместе жила ее младшая сестра, Лея или Люся, старшая из троих младших, которая тоже приехала в Минск учиться и работать. Она поступила в институт на немецкое отделение филологического факультета и перешла на второй курс. После сдачи летней сессии, Люся тоже собиралась вместе с Фаней и ее мужем поехать в Негорелое. Однако жизнь распорядилась иначе. Через шесть дней после начала войны, Минск был захвачен.
В это время обе сестры были на работе. Возможно, и хорошо, что с ними долго не церемонились, а по-быстрому покидали в грузовики, как мешки, и отвезли за 20 километров от Минска. Там высадили и сказали: «А дальше идите пешком», и указали направление. И они, как были, в летних платьицах и босоножках, без еды, шли пешком месяц или больше до какого-то колхоза, в котором потом и работали всю войну. Так они спаслись. Большую часть беженцев из Минска нацисты уже встречали по дороге и возвращали обратно. Их расстреливали на месте или отправляли в гетто. С ними вместе погиб и муж Фани. Он был болен тяжелой формой туберкулеза, поэтому супруги не успели даже попрощаться перед вечной разлукой.
Судьбы евреев пограничного городка Негорелого были еще более трагичны. Захват станции нацистами был делом считанных часов, не дней. А ведь все родные собрались у деда Эфраима на традиционный летний сбор, что означало, что в его дом съехалось народу намного больше обычного. Только Саня с Фирочкой и Илюшей, Ромик с женой Розой и дочкой Региной и Фаня с Люсей не успели приехать к родителям, но и они вот-вот должны были появиться в конце июня. Зато приехали старшие дети Мэри, у которых закончился учебный год в институтах, приехали дети Матвея и Зуся. Но среди всей этой огромной компании только Рахиль пыталась уговорить родителей бежать из их городка в более безопасное место. Но куда? И когда? Сама она уже бежала с детьми из Польши, ныне принадлежавшей Германии. Куда было бежать теперь?