Артюр Рембо

Но девушка из привокзального сквера пришла на свидание в сопровождении бонны, и у Артюра сразу же иссяк запас слов…

В этот раз всё было иначе, и это его волновало. И забавляло. Будто он не по своей воле был вовлечён в какую-то запретную игру и, к своему большому удивлению, испытывал от этого острое удовольствие.

Проводив мертвецки пьяного Верлена домой на улицу Николе, Артюр шёл ночевать в одну из жалких меблированных комнат на бульваре Шапель, где спал до следующего полудня, когда содержатель будил его и выставлял за дверь. Потом он часами слонялся по парижским улицам. С наступлением ночи он оказывался в Латинском квартале. Тогда он решил присоединиться к «Кружку чертыхателей», у которых уже раза два бывал вместе с Верленом. Кружок этот занимал помещение на четвёртом этаже гостиницы «Отель иностранцев» на бульваре Сен-Мишель, на пересечении улиц Медицинской школы и Расина. Основанный Шарлем Кро при участии двух его братьев — Анри, который был скульптором, и Антуана, врача, — «Кружок чертыхателей» представлял собой нечто вроде свободного братства, каждый член которого приходил туда выпить, покурить (причём не обязательно табак), поспорить о чём угодно, почитать что-нибудь из своего нового, выступить с речью на любую мыслимую тему, включая самые революционные или самые скабрёзные. Каждый имел также право записать или зарисовать всё, что ему пришло в голову, в особую книгу, названную, естественно, «Альбомом чертыхателей».

Каким бы странным и подрывным ни казался этот кружок, существовал он благодаря вполне безобидному человеку — Эрнесту Кабанеру. Родившийся в 1833 году в Перпиньяне, в двадцатилетием возрасте он переехал в Париж для продолжения музыкального образования в консерватории. С тех пор время от времени он сочинял то какую-нибудь вокальную пьесу, например на стихи Жана Ришпена, то оперетту-пастораль на сюжет Мольера, то «Фауста» на текст маркиза де Полиньяка. В «чёрных брюках, которые, казалось, были ему велики, в потёртом рединготе, болтавшемся на его худом теле, с его измождённым лицом»^{39} и огромными удивлёнными глазами он был похож на существо из какого-то другого мира. Чтобы прокормиться, он играл на пианино в разных заведениях, например в одной «пивной на авеню Деламотт-Пике, посещаемой в основном девицами и подвыпившими солдатами-новобранцами»^{40}.

В тот вечер, когда Артюр появился в кружке, Кабанер как раз сидел за пианино и что-то импровизировал. В этом он считался настоящим мастером и вызывал всеобщее восхищение. Они обменялись несколькими фразами, после чего Кабанер показал Артюру небольшой текст, который сочинил и положил на музыку: «Сонет о семи числах». Он был убеждён, что существует очевидная связь между звуковой и цветовой гаммами. Якобы нота «до» соответствует белому, «ре» — синему, «ми» — розовому, «фа» — чёрному, «соль» — зелёному, «си» — оранжевому. И предложил Артюру тоже написать сонет, в котором бы определялось соответствие не между цветами и нотами, а между цветами и гласными звуками.

Артюр был заинтригован, обещал подумать над этим, после чего сообщил, что не знает, где сможет заночевать. Не найдётся ли случайно у Кабанера в доме комната или угол, где можно было бы остаться на ночь? Единственное, что Кабанер мог предложить ему, — это свободный диван. Но с тем условием, что Рембо согласится помогать ему в баре, заниматься посудой и уборкой помещения. Конечно, это было лучше, чем ничего, к тому же давало возможность тесного общения с чертыхателями, большинство которых были на стороне Коммуны и полагали, что другое народное движение такого рода вновь случится не скоро.

В первые дни Артюр довольно хорошо справлялся со всеми поручениями. За это время он успел записать в «Альбом чертыхателей» несколько гривуазных и забавных по содержанию стихотворений. Некоторые из них он с присущей ему насмешливостью подписал именами других поэтов, сопровождая их собственными инициалами или же прямо своим именем. Там были имена Франсуа Коппе (несколько раз), Луи Ратибона, Луи Бельмонте, считавшегося «парнасским архетипом», и Леона Дьеркса, которому он приписал следующие три четверостишия под названием «Сомкнутые уста»:

Есть в Риме, в капелле Сикстинской, Где росписи дивной красы, Ларец из земли палестинской — В нём ветхие сохнут носы: Носы фиваидских аскетов [22] И тех, что искали Грааль [23] , В котором малиновым светом Распятия день догорал. За многие годы, наверно, Ларец тот внутри накопил Налёт еретической скверны, Осевшей как мелкая пыль ^{41} .

22

Фиваидские аскеты — раннехристианские монахи из Фиваиды на юге Египта.

23

Святой Грааль — чаша, которая, по преданию, служила Иисусу Христу во время Тайной вечери; в неё же Иосиф Арифамейский собрал кровь распятого Спасителя, вытекавшую из раны, которую нанёс ему римский центурион. Во многих рыцарских романах XII и XIII веков рассказывается о поисках Грааля рыцарями короля Артура.

Он записал в альбом и миниатюрную пародию на стихотворение Верлена «Коломбина» из цикла «Галантные празднества»:

Скапен слегка Дразнил хорька — Играл дубина. А до и ми Между дверьми — То Коломбина. Глаза хорька — Два огонька И две дробины…^{42}

Однако вскоре Артюр начал использовать свои возможности обслуги для скрытного опорожнения бутылок вина, рома, ликёра, абсента. Помимо того, когда он был с кем-то не согласен по какому-либо поводу, он бесцеремонно и грубо оскорблял оппонента. Очень многие из чертыхателей были далеко не святыми, но и они решили, что Рембо, или Ремб, как по-свойски называл его теперь Верлен, в их весёлой компании неуместен. Даже Кабанер, который мог похвалиться широтой взглядов и сам был известен как человек эксцентричного поведения, поневоле согласился с этим мнением.

Вновь изгнанный, Артюр нашёл приют в какой-то грязной ночлежке в доме на углу улицы Кампань-Премьер и бульвара Данфер, напротив Монпарнасского кладбища.

Он поселился там на пару с Луи Фореном, уроженцем Реймса, карикатуристом, рисовальщиком и живописцем, старше его на два года, которого он встречал в «Кружке чертыхателей». Тот, как и Артюр, не имел никаких средств или источников дохода. Разве что иногда ему удавалось выручить кое-какие деньги за рекламные рисунки в газетах и эскизы для росписи вееров.

Надо сказать, что Форен окончил Школу изящных искусств, где занимался в классе Жана Батиста Карпо, имел склонность к странным сюжетам, а с теми, кого рисовал или писал, нередко обращался с грубоватой иронией. В своих акварелях, тронутых гуашью, он прибегал к «острым красочным приправам», чтобы добиться «неожиданными сочетаниями и столкновениями тонов»^{43} довольно выразительных эффектов, отчасти в стиле Дега.

Едва поселившись на улице Кампань-Премьер, Артюр узнал о рождении 13 октября 1871 года у Поля Верлена и Матильды Моте де Флёрвиль сына, наречённого Жоржем.

АНГЕЛ СКАНДАЛА

На первом этаже дома, где было его новое пристанище, Артюр сразу же приметил пивное заведение. Там он обычно и проводил время и там же его навещал Верлен.

Тот был в угрюмом настроении. Он признавался, что с тех пор, как в Париже появился Рембо, жизнь его круто переменилась. В отношениях с женой он стал совсем другим человеком. Раньше он искренне надеялся, что рождение сына их сблизит, но положение, напротив, только ухудшилось. В доме, превращённом в детскую, они с Матильдой целыми днями ссорились. А тёщу с тестем он уже не мог переносить. И, как сам признался, он всё чаще ночевал на улице Леклюз в Батиньоле в доме своей матери, которая овдовела семь лет тому назад.

Жалобы Верлена только смешили Артюра. Ему было трудно понять, что мешает Верлену расстаться с женой и начать настоящую жизнь — дерзкую, страстную, увлекательную, — какой должна быть жизнь поэта, достойного этого звания. Он уже представлял себе, как разделит такую жизнь с Верленом, как они отправятся навстречу приключениям по дорогам Франции и всего мира в поисках другого окружения, других цивилизаций и людей. Туда, где «бродят закваски любви», где «зелёная ночь с ослепительными снегами», где каждый день происходит «жёлто-синее пробуждение певучего фосфора». Он собирался увидеть