АСЕ – ключ к тайнам мироздания (трицентричность сознания)

Мы привыкли считать рождением появление на белый свет. Однако рождение – это даже не зачатие. Если говорить об этом, не вдаваясь особенно в философско-космогонические дебри, то предваряет рождение появление напряжения при переходе из оболочки в оболочку, влекущее за собой появление «идеи». Она (итог «послесмертия», тибетского «бардо») напрягается поисками более грубой материи – почвы для посева. Это – очищенный от шелухи предыдущей личности божественный «сперматозоид» – монада (дух, божественный импульс) с сущностью. Это то, что будет оплодотворять планетарную «яйцеклетку» – в данном случае планетарное (человеческое) тело, что на самом начальном этапе будет представлено зиготой. Сразу доведу до читателя, что под божественным «сперматозоидом» подразумевается то, что мы называли в октаве дополнительным толчком, с сущностью – бессмертной частью души. Напряжение, связанное с поисками более грубой материи и высвобождение божественного «сперматозоида» – это этап, который соответствует подбору родительской пары и собственно зачатию. Далее читателю, я надеюсь, не затруднительно будет все представить самому.

Однако, вернемся, пожалуй, к тому, от чего мы отклонились – к аналогии принципиальной параллельности общественно-экономических формаций и тонких тел человека. Здесь самое время сказать, что представление об общественно-экономических формациях у нас не будет классическим. Между первобытнообщинным и капиталистическим устройством человеческого общества представим не две формации – рабовладельческую и феодальную, но одну, имеющую две особо выделяющиеся разновидности, ибо нет повода разделять это явление на две формации, потому что для смены производственных отношений необходима смена производительных сил, чего на самом деле не происходит. В данном случае вместо капитального ремонта произведен лишь косметический. Думаю, что здесь феодальная формация – это всего лишь формальная разновидность рабовладельческой, принявшая в центральной Европе особенные черты. А так как формирование классического взгляда пришлось, так сказать, на тот период, когда Европа «председательствовала» в рамках нынешней цивилизации, то вместо одной формации получилось две.

Исходя из концепции АСЕ, физическому телу соответствует первобытнообщинная формация. Эфирному – рабовладельческая. Астральному – капиталистическая. И, наконец, ментальному соответствует формация, которую мы назвали социальной. А если же попытаться с точки зрения нашей концепции провести аналогию в соответствии с развитием нашего физического тела – мы (то есть – цивилизация) находимся на рубеже перехода от разворачивания к сворачиванию, что соответствует примерно двадцати одному году жизни мужчины или восемнадцати – женщины. Создана форма, которая теперь, поначалу незаметно, начнет постепенно стареть и разрушаться. Но с точки зрения тонких тел сформировано только эмоциональное (эфирное) тело и тело чувств (астральное). Впереди еще тела мысли, воли, творчества и миссии. Закончилось детство – начинается взрослая жизнь, хотя по-настоящему взрослая начнется только после того, как сформируется ментальное тело цивилизации. А на это уйдет две эпохи – Водолея и Козерога (два тона).

Исходя из всего до этого сказанного, возникает вопрос: каким же образом устроен весь этот мир?

Одной из точек зрения, которую я всецело поддерживаю, на организацию Вселенной Абсолютного есть архетипическая точка зрения, часто появляющаяся в русском фольклоре в связи с образом Кощея Бессмертного. Надеюсь, все помнят, где находилось его сердце, и какой формы оно было (вспомним ПВК – ромб с неравными частями – графически изображенное яйцо, в середину которого заключен вектор – игла)? Кстати говоря, в сердце находится центр вселенной человека, проявляющий себя постоянным дополнительным толчком. Надеюсь, все представили форму сердца.

Как уже упоминалось, одна из аналогий Абсолюта Ничто – человек. Однако, это не тот человек, «тварь копошащаяся», какими мы в основе своей еще пребываем, а тот, которого мы боготворим. О котором один из наших современников сказал, что каждый хотел бы иметь в учителях Христа, но узнает ли он Его в толпе. Гермес Трисмегист – Трижды Мудрый – подсказал мне это на первый взгляд кощунственное мнение своими словами о том, что Бог – это бессмертный человек, а человек – это смертный бог. Но об этом, как и о бессмертии, а точнее о временах – чуть позже.

Итак, сердце Кощея Бессмертного (игла) лежало в яйце. Яйцо – в утке. Утка – в зайце и т. д. Принцип матрешки. В большом – меньшее. В меньшем – еще меньше, затем еще меньше, еще и еще. Кстати, повторяясь, хочу предложить читателю как следует осмыслить форму АСЕ с показателем времени развития – стрелой – и сердце Кощея. Игла – это противоположно направленный вектор, символизирующий вечное движение, вечную жизнь, андрогинность божественного импульса. И мы знаем, чтобы Бессмертный стал смертным, иглу надо переломить. Это состояние разделенности, смертности есть олицетворение проявленности Абсолютного.

Догадки по вопросу построения мироздания принципиально хорошо расписаны у Петра Успенского. Он и до встречи с Гурджиевым был очень оригинально мыслящим человеком, его гипотезы, основанные на собственных наблюдениях и опирающиеся на предыдущий опыт человечества не были чем-то посредственным и обыденным. А после знакомства с учителем и его школой, он, став одним из его лучших учеников и последователей, открыл миру огромное количество идей и имен, не всегда связанных с его именем напрямую.

Как я уже говорил, Георгий Гурджиев – человек-загадка, обладавший как теоретическими, так и практическими высшими знаниями. Он создал свою школу, последователями которой стало большое количество известных людей, сделавших свои имена на разработке синтезированных им идей. Он оставил несколько своих трудов, разобраться в которых иногда достаточно трудная задача, ибо язык и терминология довольно-таки сложны у этой литературы. И я не сразу понял, что сложность его языка – дело нарочитое. Чтобы удерживать внимание в довольно длинных фразах, не теряя нити логики, необходимо иметь запас тонкой энергии, которой не всегда хватает даже у тех, у кого она может быть. Если же ее маловато или же меньше меньшего, то браться за книги Гурджиева не стоит, ибо не хватит сил удерживать внимание на должном уровне. В первое время мне казалось, что это не позиция, что это просто литературная неопытность. Со временем я пришел к переоценке своего мнения: с углублением в смысл написанного (Логос все равно между строк в расширении анализа), я заметил эту нарочитость и в оригиналах и в переводах с английского. Какое-то смутное чувство неудовлетворенности постоянно мешало читать, постоянно преследовало неудобство в постижении материала с потерей мысли и возвращением назад. Что-то подпороговое, говоря языком Юнга, пыталось прорваться в сознание, но никак не могло преодолеть этот порог. Так продолжалось, пока в «Вельзевуле» мое подпоро- говое нечто не вылилось в догадку, в мысль о том, что все это делается специально. Я вдруг вспомнил те неудобные позы по команде учителя «замри», дающие возможность ученикам изменять своим – годами, всей предыдущей жизнью – наработанным негативным привычкам. Позже эти идеи я нашел в мнемотехнике: чем абсурднее чувственная привязка, тем легче происходит запоминание такой единицы информации. То же самое в акмеизме – инверсионный подход к построению предложений оживляет эти предложения и заставляет их запоминать. (Сейчас, кстати, приемы мнемотехники и инверсии активно используют рекламщики).

Но все эти догадки пришли позже: тогда же я начал постигать смысл гурджиевских абракадабр через «вельзевуловские» всевозможные имена собственные. Кто читал, обратил, конечно же, внимание на то, что все эти слова сложны не только потому, что они длинны, а еще и потому, что часто они на редкость «неуклюжи»: неудобные сочетания звуков, иногда плохо сочетаемые слоги, а иногда с большим количеством согласных звуков. Но когда я начал постоянно спотыкаться о них и, естественно, возвращаться, чтобы перепроверить – правильно ли я их прочитал, я вдруг (эврика) почувствовал, что я их запоминаю. Если бы не это их качество, я, возможно, проскочил бы их на всех парах и тут же забыл. Но разве можно забыть такое: законы Дейвибрицкара, Триамазикамно, Гептапарапаршинох – они годами не выходят из головы, а вместе с этими словами помнится и то, что с ними связано. Например, закон Дейвибрицкара – это закон ограниченных пространств или замкнутых систем. Он знаком человечеству с незапамятных времен, а если точнее, он был знаком еще в ранний период зарождения нашей цивилизации в Китае – еще за пять тысяч лет до нашей эры. Мы сейчас прекрасно знаем о нем по работам мастеров фэншуй. Закон Триамазикамно – это не что иное, как закон нейтрализации, так называемый Закон Трех. Это один из базовых принципов, который показывает, каким образом происходит процесс синтеза – иньской сути целого. Гептапарапаршинох – закон семикратности. А этот принцип показывает нам, как происходит анализ в Луче Творения, что такое «седмицы».

Такое отступление, надеюсь, правомерно, потому что тонкие тела повторяют матрицу организации Миров, с которой мы начали знакомиться в предыдущей главе.

И еще. Хочу оговориться, что такое чередование периодов развития (базисов) не исключает смены нескольких глобальных цивилизаций на нашей планете после перехода общего развития сознания в трицентричное состояние. Теория АСЕ (рождение, развитие и умирание) не только приемлет такой подход, но видит его как неизбежность. Скорее всего, речь идет о неполном цикле развития предыдущих цивилизаций, о их гибели, потому что мы, последующая цивилизация, по логике вещей, при полном развитии предыдущей должны бы, кажется, находиться на более высоком уровне развития. Но все говорит об обратном. О том, что мы менее развиты, что мы до сих пор собираем по крохам достижения предыдущих. Однако это только видимая часть эволюции. На самом же деле мы и есть более развитая цивилизация. Но мы еще об этом мало знаем, потому что еще очень молоды. Мы – дети, изучающие родительский опыт.

Мироздание

Все вещи имеют своим началом Точку.

Все вещи объединяются, чтобы увеличить Ее.

Д. А. Фрейер

Как мы понимаем, формальное представление в деталях о мироздании у разных народов может отличаться. Это, как правило, внешние образы, связанные с погодными условиями, с флорой и фауной, что определяет характер взаимоотношений человека и окружающей природы. У индейцев южно-американских джунглей не могло быть в фольклоре климатических особенностей, которыми изобилует фольклор ненцев или чукчей, и наоборот. Но принципиальная картина, ведущая к конвергенции в сознании различных народов в различные времена – это построение человека по образу и подобию божьему: в нас заложена, повторюсь, вся информация о Вселенной. Эта принципиальная картина обусловлена, во-первых, построением человеческих тел на данном историческом этапе развития; во-вторых, способом и характером межчеловеческого общения; а в-третьих, взаимодействием с непререкаемыми величинами окружающего нас космоса, который и делает нашу жизнь такой, а не другой. В конечном счете, эта картина везде фактически одинакова. Это как раз и делает нашу многоступенчатую жизнь (я имею в виду реинкарнационный принцип) более универсальной. Ибо, с одной стороны, таковой данностью является консервативная для человечества структура космических объектов, благодаря непостижимым жизненным пределам. С другой стороны, консервативность вносит совокупный результат метемпсихоза – коллективное бессознательное как противовес сиюминутности видоизменения. С третьей, что также очень важно, – консервативность, как мы только что говорили, хотя может быть и более относительная, заложена в форме физического тела человека. По поводу последнего факта Юнг высказывает интересную мысль. «Этот факт обусловлен тем, что каждому человеку от рождения дан высокоразвитый мозг, обеспечивающий ему возможность богатой духовной деятельности, возможность, которую он ни приобрел, ни развил онтогенетически».

В связи с установкой жестких условий, поставленных перед нами Универсальными Законами Мироздания, можно привести для понимания консервативной структуры космических объектов комментарий Станислава Гроффа: «Большинство из нас считают мифы выдумками, вымышленными рассказами о приключениях воображаемых героев в несуществующих странах – плодами фантазии и воображения. Однако новаторские работы К. Г. Юнга и Джозефа Кэмпбелла, равно как и многих других исследователей, дают основание считать такое понимание мифологии поверхностным и неверным. Они показали, что подлинные мифы представляют собой проявления фундаментальных организующих принципов, существующих в космосе и воздействующих на все живое. Юнг назвал их архетипами.