Ашу Сирай
Шрифт:
— Я прошу тебя: назови своё имя, о досточтимый элрари, возлюбленный сын песка и солнца, дабы я мог оказать должные почести тебе и твоей семье и принять как дорогих гостей в моём доме!
— Моё имя Джасир, сын Бахиры, — с едва заметной усталостью ответил Шут, снова сложив ладони перед грудью и вежливо склонив голову. Глаза снова стали серыми с лунными зрачками. — Я с благодарностью принимаю твоё гостеприимство, почтенный Назараид, сын Басмана, да благословит Мать Матерей тебя и твоих родных.
44. Мирши Духаен
Назараид вновь поклонился
— Я прошу тебя, о досточтимый Джасир, сын Бахиры, прости мои непочтительные и дерзкие слова, сказанные в гордыне и недоверии, ибо не знал я, что предо мной элрари, видящий скрытое от людских глаз!
— Я принимаю твои извинения, почтенный Назараид, — негромко и спокойно сказал Шут. — И прошу тебя поспешить, ибо щит Небесного Отца не стоит на месте, а я слышал, что неподалёку есть город, в котором путники могут найти еду и ночлег.
Караванщик поспешно встал, отряхнул полы одежды и огляделся в поисках своего коня, которого успел поймать один из воинов.
— Твои слова воистину правдивы, премудрый Джасир, — ответил он, забираясь в седло. — Следуй за мной и тебе и твоей семье не придётся искать ночлег и пищу, ибо в моём доме ты найдёшь всё необходимое для отдыха!
— Следуйте за этим человеком, ами, отун, — обратился к нам Джастер на языке маджан, пока караванщик и «осы» разворачивали своих коней.
Выходит, он не хочет, чтобы другие люди знали, что мы с Бахирой понимаем язык Сурайи? Но почему?
Что он видит в нашем будущем?
— Хорошо, Джасир, — ответила Бахира, трогая Пламя с места. Огонёк фыркнула и с заметной радостью поспешила за рыжей лошадью. Мне не оставалась ничего другого, как последовать за ними, замыкая нашу процессию.
Сейчас явно не время для вопросов. Даже Бахира молчит, а ведь она была удивлена даром Шута куда больше меня…
Караван встретил нас настороженным молчанием, но Назараид без задержки проскакал в самое начало, а «осы» рассыпались вдоль цепи животных и людей. Следуя за Бахирой и Джастером, я не оглядывалась, но слышала, как один из воинов пресекал все вопросы и отдавал краткие распоряжения тронуться в путь.
Назараид обогнал горбатых гаминов, гружёных большими вьюками, и Бахира последовала за ним. Отъехав от каравана так, чтобы никто не мог нас слышать, Назараид придержал своего коня и перешёл на шаг, оглядываясь на нас. Бахира также натянула поводья, останавливая Пламя, а я догнала Джастера.
— Мы обогнали караван и, по-моему, он ещё хочет с тобой поговорить, — негромко сказала я Шуту, легко тронув его за локоть.
Джастер едва заметно кивнул в ответ, а караванщик и в самом деле постарался приблизиться к провидцу.
— Яния, иди сюда, — позвала меня Бахира, которая тоже заметила эту попытку.
Я пропустила Огонька вперёд и подъехала к ней с другой стороны. Караванщик поспешил воспользоваться этим.
— Могу ли я обратиться к тебе, о почтейнейший Джасир? — заискивающе спросил он, заглядывая в лицо Шута, почти полностью скрытое синей тканью. — Не прогневают ли мои слова уши досточтимого элрари?
— Твои слова не прогневают меня, ибо твоё нетерпение и желание
мне понятны. Но прежде, чем ты задашь свой вопрос, я хочу предупредить тебя, о добрый Назараид, что Повелитель жизни и смерти не любит, когда смертные из любопытства смотрят через его плечо и может прогневаться как на тебя, так и на меня, — спокойно ответил Шут, не повернув головы.Караванщик резко отпрянул, и снова вытер побледневшее лицо ладонью. Чтобы он ни хотел спросить, Джастер явно не желал провозглашать будущее направо и налево. И дело было вовсе не в гневе Сурта, это Шута беспокоило меньше всего.
— Да простит меня Тёмноокий за мою нетерпеливость и любопытство! — воскликнул караванщик. — Я вовсе не желаю прогневать его! Но как же мне быть, почтенный Джасир?! Мой разум и мои чувства в смятении, мои мысли, словно взбесившиеся гамины, мчатся в разные стороны, и ни одного не могу я ухватить за узду…
— Я понимаю, тебя, добрейший Назараид. — Так же спокойно ответил Джастер, повернувшись к караванщику. — Дар провидца тяжёл и поверь, чаще лучше не знать своего будущего, чем знать его, ибо такие знания часто несут с собой горечь и боль.
Лучше не знать, чем знать… Горечь и боль…
«Ты, правда, знаешь мою судьбу? — Вижу…»
Выходит, Сурт не любит Джастера не только за необыкновенную дерзость и наглость, но и за его дар провидца… Поэтому он предупреждал, что Джастер может погибнуть?
Ох, Матушка, неужели ничего нельзя изменить?
— Воистину ты прав, достойнейший сын песка и солнца! — воскликнул караванщик. — Ибо теперь я лишился надежды на рождение сына, но обрёл тревогу и беспокойство о своём будущем!
— Что же беспокоит тебя, почтенный Назараид? — Участливо поинтересовался Джастер. — Быть может, я смогу помочь, не тревожа Тёмноокого своим даром.
Я только в очередной раз поразилась тому, как ловко Шут направляет беседу в нужное ему русло. Впрочем, сам хозяин каравана этого не заметил.
— Этот ребёнок опозорит меня, ибо примету, что ты назвал, не скрыть от людских глаз, и каждый будет видеть, что я не сумел сберечь честь своего дома, и моя наложница понесла от другого мужчины! А если я признаюсь, что купил её с ребёнком в чреве, надо мной будет смеяться весь Арсанис, ибо я не распознал проходимца и позволил так обмануть себя! Никто не захочет иметь со мной никаких дел! Как я вынесу такой позор, ответь мне, о мудрый Джасир, сын Бахиры?!
— Сколько времени живёт эта женщина в твоём доме?
— Полная луна сменилась один раз с того дня, как я купил её, — ответил Назараид. — Но дела призвали меня прежде, чем я успел разделить с ней ложе! Лишь от тебя я узнал о том, что она понесла, и эта новость разбила мне сердце!
— Верно ли я помню, что по закону твоего народа дитя, рождённое без отца, принадлежит его матери? — Невозмутимо продолжил спрашивать Шут.
— Верно, почтеннейший Джасир! Но почему ты говоришь об этом? У этого ребенка есть отец!
— Раз ты не желаешь принять чужое дитя, как своё, дай ей денег и отпусти её сейчас. Тогда её сын будет считаться сыном матери, а на тебя не упадёт позор, которого ты боишься.