Асмодей

Это была настоящая феерия страсти, и лишь заходящая Венера стала молчаливой свидетельницей этого безумия. Их обнаженные тела, соединялись друг с другом, отливая огнем в окутавшей их тьме, утопая в бескрайнем океане вожделения, переплыть который не дано ни одной живой душе. Их стремительные, почти грубые, движения причиняли боль, но это лишь распаляло любовников, решивших в эту ночь отдаться поистине адской страсти, граничившей с болезненной одержимостью. Распластавшись на холодных камнях, они буквально раскаляли их огнем собственных душ, давая выход энергии, веками копившейся в закоулках их естества. Если бы в груди демонов бились живые сердца, то сейчас они наверняка бы взорвались, не выдержав такого бешеного ритма.

Когда же это безумство закончилось, ночь, будто желая скрыть следы постыдного преступления, неприемлемого даже для Преисподней, укутала их темным покрывалом, заставляя ощутить приятное послевкусие бурной страсти. Их тела пронизывала томительная, немного болезненная дрожь, жар обуял все существо, а легкое головокружение рождало в воображении чарующие образы. Да, к собственной злости Асмодей был вынужден признать, что именно такой близости ему не хватало долгие века, но все же это было не то, чего жаждала душа.

Когда огонь плоти погас, осталась лишь выжженная пустота, хранящая на себе печать обреченности, так ко всему этому еще примешалось невесть откуда взявшееся чувство вины, отравляющее разум. В общем, последнее послевкусие было преотвратнейшим, хоть в петлю лезь, да толку… умереть не получится, лишь для чертей потеха. Да еще и былая тревога, возродившись из пепла потухшей страсти, начала петь реквием по его надеждам. Ох, не здесь он сейчас должен быть! Не здесь! Прошло время плотских утех – на пороге война! Утвердившись в этой мысли, он накинул на плечи халат, приглядываясь к кровавым отблескам заката – дурное предзнаменование, сулившее лишь беды.

– Ты изменился, – проговорила Барбело, прикрыв грудь подолом платья.

– Прости… – возвращаясь к реальности из своих размышлений, произнес он, вглядываясь в небесные глаза демоницы. – Повтори…

– Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы увидеть, насколько далеки от меня твои мысли, – не скрывая раздражения, проговорила она, ухватив его ладонь. – Я не привыкла к тому, чтобы мной пренебрегали… – Барбело скривила обиженную гримаску, которая так умиляла его в былые времена. Но сейчас, придавленный грузом тревог, Асмодей не придал ей никакого значения, напротив, ее игривость казалась ему совсем не к месту, а оттого еще больше выводила из себя. – Что тебя гнетет? – поинтересовалась она, не смея продолжать свою игру.

Знал бы он ответ на этот вопрос, сейчас не мучился в этой неизвестности. Все навалилось на него в один момент. Столько противоречивых мыслей и еще больше противоречивых эмоций. Квинтэссенция смерти и жизни, добра и зла спутались в паутине хаоса и восприятия, диктуя ложные постулаты, порой противоречащие его сущности. А может, они наоборот были истиной, которую он не мог постичь из-за слепого рвения доказать самому себе собственную непоколебимость. Вокруг все менялось, двигалось вперед, но он… он всеми силами души пытался остановить эту карусель, страшась внутренних изменений. Природные инстинкты, доводы разума, зов души – все это смешалось в гремучий коктейль, ядом разливавшийся по его венам. Как это раздражало!

– Я должен идти, – проговорил Асмодей, натягивая штаны.

– Как? Почему? – вознегодовала демоница, злобно сверкнув глазами, в эту секунду ее лицо утратило чарующую привлекательность, открывая истинную сущность, таящуюся за ангельской внешностью.

– Потому что так говорят мне мои инстинкты, – выскакивая из грота, бросил он.

– Постой, – крикнула демоница, кидаясь за ним, но ее голос растворился в оглушительном крике Нифелима, своим пламенем освещавшего дорогу хозяину. Демоница еще что-то кричала ему в ответ, бесновалась, наспех набрасывая на себя горы шелковой материи, но ни одно слово не достигло ушей Асмодея. Может он еще пожалеет о своем опрометчивом поступке, может огонь ревности Барбело спалит слишком многое, но сейчас это казалось неважным, а точнее меркнущим перед истинной бедой.

Всегда руководствуясь доводами разума, повинуясь собственным стремлениям, Асмодей забыл об одной истине. Ум часто пасует перед трудностями, предаваясь какому-то оцепенению, и тогда власть над существом перенимали инстинкты, ставшие природным источником защиты. Они не ошибались, не лгали, а потому были единственной правдой, освещающей непроглядный мрак. А сейчас он был прав: не здесь он должен быть. Не здесь!

========== Глава VIII ==========

Комментарий к Глава VIII

Обложка к главе в качестве извинений за то, что задерживала продолжение. К фотошопу давно не притрагивалась, поэтому не судите строго.

http://s019.radikal.ru/i602/1602/bc/2f94c22df11f.jpg

Тем временем Аврора, в очередной раз, с головой погрузившись в омуты вычислений, пыталась решить задачку, подкинутую Асмодеем: тысячи пропавших душ, отправленных на вечное заточение в адскую бездну, скрывались на ветхих страницах одной из книг учета. Однако чем дольше она погружалась в записи Вельзевула, тем больше поражалась той скрупулёзности, с которой демон отражал движения своих душ. Нечасто ей приходилось видеть столь точные записи в мире людей, а уж в Преисподней и подавно. Но в этой книге было все: приходы, продажи, бартерные сделки и займы, причем к последним прилагались долговые расписки – истинный кладезь информации. Только, к горечи несчастной грешницы, порадовать Асмодея ей было решительно нечем. Записи были прозрачны, как горный хрусталь. Пожалуй, даже слишком прозрачны! Определенно, будучи человеком, Вельзевул добился бы не малых успехов на банковском поприще.

Итак, если действовать методом исключения, оставалась только одна книга. Книга Азазеля. Хотя сейчас, не имея всей информации, делать какие-то выводы было еще рано. Как говорится: истинная природа вещей изменчива, ибо в определенные моменты жизни друзья могут стать врагами, и наоборот. Что делать в этой ситуации, Аврора не знала.

За долгие годы, проведенные в Аду, девушка не раз слышала перешептывания прислуги, да и самих демонов о том, что Азазель незаслуженно занял столь великий пост, льстивыми речами услаждая слух Люцифера. Многие обитатели этой проклятой бездны не выказывали ему должного уважения, стараясь избегать его общества. Высшие демоны его презирали, а низшие – завидовали. Пожалуй, лишь Асмодей и Люцифер стали для него опорой, а потому девушка с трудом могла поверить в то, что он станет пилить сук, на котором сидит. Едва ли Азазель мог заполучить себе достаточное количество союзников, чтобы возглавить бунт, а в одиночку противостоять целому Аду – задача ему непосильная. С шумом закрыв книгу, Аврора обхватила руками голову, погружаясь в размышления.

Зачастую разгадки многовековых тайн скрываются прямо под ногами, но собственная близорукость не позволяет их различить или выделить из пестрой массы не имеющих значения фактов.

– Так что же я упускаю? – прошептала она, поежившись от холода. Казалось, даже ее душу сковало толстым слоем льда. Это же надо, замерзнуть в самом сердце адского пекла! Аврора даже сардонически усмехнулась. Подобные ощущения духовной опустошенности и страха она чувствовала лишь однажды. В день приема Асмодея, когда…

Эта мысль не успела облачиться в слова или до конца сформироваться в сознании. Громовой голос, заставивший содрогнуться даже стены этой пещеры, вынудил девушку буквально подскочить со своего места.

– Должно быть, саму суть! – с самодовольной ухмылкой ответил Абаддон, будто подпитываясь ее страхом. Поразительно, как демону удавалось двигаться так легко и непринужденно в доспехах, которые весили, наверняка, столько же, сколько и он сам.

Девушка осмелилась поднять на него глаза, заворожено наблюдая за каждым движением. Серебряные волосы, рассыпавшиеся по плечам, обрамляли лицо, на котором, будто в камне, застыла маска, лишенная всяких эмоций. И лишь фиалковые глаза, выделявшиеся на фоне смертельной бледности, горели полным жизни огнем. Это была поразительная красота, которой Аврора почему-то не заметила раньше. Красота чисто мужская, без примесей жеманности и некой мягкости очертаний, но красота эта – мертвая. На миг она даже подумала, что, если облачить демона в белоснежную тогу и поставить на постаменте у входа в галерею, немногие смогли бы отличить его от мраморного изваяния.