Аспект белее смерти

— Ты идёшь со мной! — объявил брат Тихий, и я спорить не стал.

Пальцы правой руки сильно опухли и не сгибались, так что в нос адепту зарядил основанием раскрытой ладони. Для верности поставил ему подножку и завалил на мостовую, а сам бросился к ближайшей подворотне и непременно бы успел юркнуть в неё, но как нарочно подвернулась нога. На затылке разом встали дыбом волосы, я ощутил направленный в спину взгляд и подниматься с четверенек не стал, кувырком ушёл в сторону.

Вовремя!

Брошенный монашком приказ в щепки разнёс ставень, а меня не зацепил. Я шмыгнул в подворотню и помчался прочь. Свернул раз и другой, затерялся в лабиринте узеньких переулочков.

До Чернильной округи едва добрался. Гоняли дворники, приходилось удирать от квартальных надзирателей, да и тамошние школяры приблудному босяку тоже рады не были, несколько раз едва не дошло до драки. Ну да — без ботинок и в грязной мокрой одежде делать мне в Среднем городе было решительно нечего.

Вот только ничего иного, кроме как идти на поклон к Горану Осьмому, сейчас попросту не оставалось. На Заречной стороне теперь не жить, да и в Черноводске — тоже. Либо жулики выследят, либо Псарь, а нет — в следующий небесный прилив сам сгину.

Не хочу!

Жить хочу, адептом стать хочу. Много чего ещё хочу, умирать — нет, не хочу.

И пусть Горану Осьмому доверия немного, но без его содействия в приют для неофитов мне никак не попасть. Не знаю, сдержит он слово или пошлёт куда подальше, но не проверить этого не могу.

Так вот и вышло, что незадолго до полудня я постучал медным молоточком по пластине на двери с надписью: «Горан Осьмой, аспирант». Какое-то время ничего не происходило, затем охотник на воров выглянул на крыльцо, смерил меня пристальным взглядом и усмехнулся:

— А я уж думал, самому разыскивать придётся! — Он повёл рукой, а когда между нами заискрился воздух, с обречённым вздохом спросил: — Теперь-то что ещё?

— С адептом схлестнулся, — сознался я. — Но хвоста за мной нет.

Горан Осьмой и не подумал посторониться.

— А чего пришёл? — спросил он вместо этого.

Я мяться не стал, выложил всё как на духу:

— Так это… Насчёт приюта. Мокрого взяли же! Уговор был…

Охотник на воров озадаченно хмыкнул. Под глазами у него залегли тени, лицо осунулось, вид был не слишком здоровый, но в голосе не чувствовалось ни малейшего намёка на слабость. Сказал, как проморозил:

— Мокрого-то взяли, а о Пыжике что скажешь?

Ничего не оставалось, кроме как покачать головой.

— С этим я не помощник. В Яме засветился, еле от своих ноги унёс. Вы б помогли, а? Иначе-то совсем лихо придётся…

Горан пристально глянул и с ответом торопиться не стал. Я со всей отчётливостью осознал, что сейчас решается моя судьба, и в голове собеседника покачиваются две чаши весов — на одной было данное босяку слово, на другой связанные с выполнением обещания хлопоты.

Я прекрасно знал, какая из них окажется тяжелее, тем удивительней было после совсем недолгой паузы услышать:

— Хорошо! Будет тебе приют! — Горан Осьмой посторонился и разрешил: — Заходи!

Накатило неимоверное облегчение, и я враз позабыл о том, что босякам не стоит ждать от охотников на воров ровным счётом ничего хорошего.

Как ни крути, мир не без добрых людей. А если у Горана имеется ко мне свой шкурный интерес, тоже не беда: стану адептом и отработаю.

А как иначе-то? Долг платежом красен.

Со всеми рассчитаюсь. Рано или поздно, но со всеми.