Шрифт:
Часть 1
Глава 1
– Я убью ее.
– Кого? – я с тревогой подняла на него глаза, хотя прекрасно знала, кого он хочет убить.
Стало невыносимо больно. Я ведь уже привыкла, смирилась, приняла все, как есть. Но нет, ревность по-прежнему жгла меня изнутри, просто я научилась скрывать ее под маской равнодушия. Вот только, если ревность остывала, в конце концов, то боль – нет.
Голос Игоря звучал напряженно, хрипло, но вид не внушал опасности. Он улыбался, а у меня все внутри разрывалось от невысказанных темных и неприглядных чувств. Ивовые ветви ползли по рукам, переплетались друг с другом, словно тонкие змеи.
– Она изменила мне, предала. Зачем страдать,
– Убей, – просто ответила я.
После этого снова закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться на своих мыслях, но Игорь наигрывал на гитаре мотив, который за последние дни так крепко въелся в мое подсознание, что, казалось, навсегда уже останется со мной. Звуки гитарных струн волновали меня, поднимали горячие волны с самого дна души.
Черновое название песни было “Она”. Вечная тема любви к неверной пустышке, которую он решил убить. Что ж, возможно, это правильно, ведь героиня его песни не я. Как всегда, не я. Требовать безграничной верности и при этом продолжать восхищаться теми, кто разбил когда-то сердце вдребезги – это какое-то природное недоразумение?
– Лора, все, хватит песен, иди ко мне…
Воздух в комнате был душным и пах миндалем. Я сидела перед мольбертом, не решаясь взять в руки кисть. Белый лист бумаги завораживал своей чистотой и бесконечностью, звал прикоснуться к нему, но в голове вместо мыслей плавала липкая сладкая вата. Я так и не уехала домой. А надо было готовиться к зачету, дописывать курсовую. Все потому что здесь мой плен – добровольный, жестокий и сладкий. Чувства снова и снова рождались во мне бурными волнами, растекаясь по венам густой, горячей лавой. Я не могу утверждать, что любовь – это счастье. Счастье гораздо обширнее любого из человеческих чувств. Но любовь придает жизни острый, соленый привкус. В этом весь кайф.
Я провела весь день вместе с Игорем. Наброски его новой песни были разбросаны по всему дому. Я привыкла к тому, как он работает: нервно, напряженно, эмоционально. Он писал, пробовал слова на вкус, произносил целые строчки вслух, пел их. А потом злился, разочаровывался, клал гитару, стучал пальцами по столу, зачеркивал резкими движениями карандаша рукописный текст. Я не разговаривала с ним, старалась не шуметь, незаметно передвигалась по комнатам, словно тень, прокручивала в голове новый мотив снова и снова. Время от времени я подбирала скомканную бумагу и бросала ее в мусорное ведро, но вскоре на полу появлялись новые исписанные и беспощадно забракованные листы. Я готова была стать для него, кем угодно: прислужницей, тенью, рабыней, любовницей. Только бы он тоже когда-нибудь захотел петь для меня…
– Лора, иди же ко мне.
Я вздрогнула от его голоса. Мысли расползлись серой кляксой на листе бумаги. Хотелось убрать мольберт и забраться к нему под одеяло, но я не могла. Надо было выплеснуть свою горечь на холст, чтобы стало легче. Игорь укоризненно смотрел на меня, отложив гитару в сторону. Темноволосый, кареглазый, с правильными чертами лица, острыми скулами и черными ресницами – он был чертовски привлекателен, этот, подающий надежды, рок-музыкант. Он и сам знал, что нравится женщинам, умел пользоваться этим. Я замечала, как все смотрят на него, когда мы вместе. Было в нем неуловимое, загадочное и злое обаяние, которое притягивает и сводит с ума.
– Я порисую, если ты не против, – я спрятала грустный взгляд за мольбертом. Игорь недовольно потряс головой, черные волосы упали на глаза.
– Когда-нибудь ты придешь сюда, и не увидишь ни своих картин, ни мольберта, ни цветных тряпок, которыми ты обвесила все вокруг. Тогда тебе нечем будет заняться, и ты будешь больше времени проводить в моих объятиях, – он откинулся на подушку и стал смотреть в потолок.
– Когда я рисую, то становлюсь лучше. Кистью закрашиваю свое темное и неприглядное, – торопливо начала было я, но Игорь не дал договорить.
– Странная! До чего ты странная, Лора. Я все никак не могу к тебе привыкнуть. Иногда не могу без тебя дышать, но чаще даже не замечаю твоего
присутствия. Кто ты? Я не знаю тебя. И понять не могу до конца: то ли я люблю тебя, то ли ты меня просто шокируешь и цепляешь этим день за днем. Ведьма ты что ли?Я сделала вид, что не слушаю его. Ивовые ветви, что тянулись вверх от моих рук, вдруг рассыпались в один миг, когда я взяла в руки кисть.
***
Когда мы с Игорем познакомились, улицы были наполнены ветром и влажным туманом. Город тонул в огромном сером облаке. Сверху то моросил дождь, то шел снег, который таял, прикасаясь к лицу и рукам. Руки мерзли, а я опять где-то потеряла перчатки. Мы с Крис шли по темным улицам на закрытую рок-тусовку в клуб “Чердак”. Проходки ей подарил бывший парень, который до сих пор иногда заходил к ней на чай. И не только на чай, судя по томным вздохам и динамичному скрипу старого дивана за стенкой.
Крис была моей подругой, одной из тех немногих, кто принимал меня со всеми странностями. Я пустила ее пожить к себе, когда на втором курсе ее, иногороднюю девчонку, выселили из университетского общежития после очередной пьянки. Я сразу же поняла, что это моя родственная душа – таким тоскливым был её взгляд, когда она пришла на лекции с двумя большими чемоданами.
Крис оказалась отличной соседкой: она делала все то, что ненавидела делать я: готовила, прибиралась, выносила мусор и мило беседовала с соседями. За тот уют, который она внесла в мою некогда неухоженную квартиру, я закрывала глаза на ее пристрастие к алкоголю и частую смену парней. Когда Крис пила, я старалась не попадаться ей на глаза, запиралась в своей комнате и рисовала, надев на себя наушники с любимой “Нирваной”. В остальное время мы были не разлей вода. Иногда я рисовала ее: у нее был потрясающий профиль, точеные черты лица, нос горбинкой, черные гладкие волосы с длинной челкой. Я мечтала, чтобы она читала мне стихи Ахматовой, стоя у окна и затягиваясь сигаретой, но она, как назло, совсем не любила стихов.
Итак, в тот дождливый вечер мы шли к клубу. Мои волосы лежали по плечам мокрыми сосульками, серый плащ намок и почернел. Казалось, дождь моросил только надо мной, потому что Крис выглядела великолепно, в отличие от меня.
– Если повезёт, то Алекс угостит нас бесплатным пойлом. Хочу напиться до одури! Неделю не пила.
– А я бы не отказалась от сэндвича, – ответила я, и мы обе рассмеялись.
У клуба мы сбавили темп, Крис, поправив волосы, уверенно обошла толпу у входа и протолкнула меня к двери. Предъявив охране свои проходки, мы разделись и спустились в подвальное помещение, попав в царство темноты и одурманивающего тумана. Музыка оглушала: на сцене корчились в судорогах музыкального экстаза несколько мужчин с акустическими гитарами.
Крис встретила знакомых, и мы подсели к ним. От вина я отказалась, но с удовольствием съела огромный гамбургер. Потом Крис потащила меня танцевать, пробираясь между людьми, двигающимися в такт музыке. Немного потанцевав с ней, я почувствовала, что устала от сильного шума и стала оглядываться в поисках места, где могу спокойно постоять в одиночестве. И тут я увидела его – он стоял у перил, ограждающих тесный танцпол и смотрел на собравшихся здесь, как на безликое стадо овец. Я остановилась, как вкопанная, а Крис исчезла в толпе, увлекаемая общей эйфорией танца. Я стояла и не могла глаз отвести от этого зверя, для которого я была всего лишь одной из овец. Его черные волосы падали на лицо, губы были плотно сжаты, а острые скулы могли свести с ума любую девушку в радиусе двадцати метров.
И тут он увидел меня, выбившуюся своей стомой неподвижностью из общего стадного танца. Посмотрел вскользь, словно я была пустым местом. Потом посмотрел еще раз – с недоумением и вопросом, но по-прежнему зло и надменно. Секунды, когда наши взгляды встретились, остановились для меня на один бесконечный миг. Я видела, как напряженно бьется пульс на его шее, как пальцы крепко сжимают перила. Мурашки побежали по коже от внезапных эмоций, дыхание стало прерывистым. Вокруг меня стали подниматься ивовые ветви, они стелились по стенам, по потолку, тянулись ко мне, опутывая до тех пор, пока не сомкнулись над головой.