Ассистент
Шрифт:
— Эй! — прервал я Бориса. — Не надо про рыбзавод и безработицу! По фиг мне эти социальные проблемы. Ты про Хужир давай!
— Хужир… — Борис задумался. — Улус бурятский, а может, еще и курыканский на этом месте испокон веку стоял. Так же, наверно, и назывался… Русские позже пришли. В конце восемнадцатого века где-то неподалеку от улуса в горах европейский какой-то исследователь — то ли немец, то ли ссыльный поляк — месторождение графита открыл. Графит по тем временам стоил по весу чуть ли не как золото. Не знаю уж почему… И вот вроде нашелся какой-то отчаянный, тоже, наверно, поляк, разрабатывать ольхонское
Борис встал, хлопнул меня по плечу. Хорошо хоть не топором. Его он держал в другой руке.
— У тебя же, Андрюха, компьютер дома стоит! Зайди в Интернет, набери в Яндексе «Хужир», все и узнаешь! Я тебе без надобности!
Я на дешевую провокацию не поддался. В Интернет и без советчиков схожу. Вот только неизвестно, есть ли там что-нибудь для меня интересное. Так что, Боря, давай, колись!
— Что потом с графитовыми разработками стало? — спросил я.
— Не знаю точно, вроде сгорело там все дотла… Причины не спрашивай, тоже не знаю.
— А с поляком что?
— Поляк вступил в Евросоюз. Через триста лет. Раньше не приняли! — Боря хохотнул. — Дел у меня больше нет, как про поляков всяких тебе песни петь! Ладно, пошел я работать, а ты слепки посмотри да выпей водки за себя и за меня. Раз я сам не могу…
Положив топор топорищем на плечо, Борис вышел, а я взял в руки верхний слепок. Обычный. Видел я такие не раз. На гладкой внешней поверхности — отпечатки Борькиных пальцев. На внутренней — посмертная маска и без того мертворожденной глиняной головы. Приплюснутый нос, сжатые тонкие губы, монголоидные, острые скулы, низкий лоб — все на месте. Следующий слепок был точно таким же. Борис перестраховался, сделал несколько одинаковых, чтобы выбрать лучший.
Третий был с затылка. Там вообще смотреть не на что — ровная округлая поверхность, и все.
Аккуратно вернув слепки в неинтересную кучу, я налил себе интересной водки в стакан на два пальца. Выпить не успел. Потому что в дальней комнате дико закричал Борис, а над моей головой взорвалась электрическая лампочка, и стало темно. Не знаю, какое событие произошло раньше, какое позже. Для меня они случились одновременно.
Вопль был настолько истошным и жутким, что я выронил стакан. Он ударился дном об пол и не разбился. К несчастью.
Борис продолжал орать. Что там с ним произошло? Я был напуган. Встал.
В темноте сделал шаг по направлению к выходу.
Наступил на стакан, потерял равновесие, но не упал — ухватился за край стола.
Нащупал в кармане газовую зажигалку, достал, крутанул колесико…
Борис орал.
Глиняная голова укоризненно смотрела на безбашенного Буратину. Странно. Мне казалось, что раньше, до темноты она стояла по-другому, к Буратине затылком. Эта идиотская мысль промелькнула и исчезла, спугнутая очередным криком Бориса.
В тусклом дрожащем свете я посмотрел под ноги — дважды на одни грабли не наступаю. Перешагнув стакан, быстро, насколько это возможно, пошел на Борькин голос, прикрывая хилый газовый огонек ладонью.
Я вышел в коридор. Везде было темно. Это что же, перегорели все лампочки разом? Но
так не бывает! Так было.Борис перестал орать, начал, стеная, материться. Значит, будет жить, по крайней мере. Значит, не смертельно.
— Ан-дре-ей! — заорал Борис.
— Иду! — отозвался я.
— Скорей! Скорей, давай, мать твою… так… растак… — И так далее, и тому подобное. Пока я не дошел, он фразы не закончил.
Что там с ним, Господи?
Я не мог бежать в темноте по малознакомой квартире. Огонек зажигалки еле тлел — газ не вовремя заканчивался. Все не слава богу…
Борис лежал навзничь в комнате-мастерской на куче древесного мусора. Из голени его левой ноги хлестала кровь. Ее было много, целая лужа. Она растеклась по полу, и на ее поверхности плавали опилки. Глубину раны было не определить, а о ее внушительных размерах давала представление разрубленная штанина — сантиметров пять, не меньше.
Ладно, нога… Я почему-то готовился к худшему… К чему худшему? Я не знал, но, увидев разрубленную ногу, — отброшенный топор лежал поодаль… увидев ногу, я успокоился. Равнодушно даже как-то стоял и смотрел. И Борис перестал материться, повернул ко мне голову. Он хотел что-то сказать, но в этот момент газ в зажигалке окончательно иссяк и тусклый огонек погас. Боря разразился новой порцией матерщины.
Полной тьмы в городе не бывает. Из окон дома напротив, из соседних окон в комнату падал свет, и его бы хватило, если бы глаза успели привыкнуть. Они не успели. Я ничего не видел. Я видел, как кровь, пульсируя, вытекает из резаной раны на голени. Я не мог этого видеть. И все же видел.
Борис материл меня, топор, бурхана, Христа и Гришу Сергеева, а также всех без исключения матерей наших. Досталось не поровну. Матерям, Христу и Сергееву — больше.
— Боря, заткнись, не богохульствуй. Скажи лучше, есть у тебя в доме свечи? И еще бинт. И жгут.
Борис прервал тираду, задумался.
— В ящике кухонного стола, кажется, есть свеча.
— Спички?
— На столе где-то.
— Бинт и жгут?
— В столе есть веревка, а бинт… может, и есть, не помню.
Глаза к темноте привыкли быстро. Света из соседних окон действительно хватало. На кухню я возвращался быстрее, чем шел сюда с зажигалкой.
В столе нашел моток бельевой веревки и оплавленную с одного конца, почти целую свечку. Спички лежали рядом с Буратиной. Покуривает, вероятно, сорванец…
Запалил свечу.
Прихватил со стола нож, испачканный печеночным паштетом.
Бинт даже и не искал, разорвал на полосы чистую простыню из комода.
Пока перетягивал веревкой ногу выше колена, зазвонил телефон. Проигнорировал. Звонил долго.
Ниже веревки стал резать ножом штанину.
— Что ж ты штаны, сука, портишь? — подал голос Борис.
Его я тоже проигнорировал.
Действовал, как автомат, бездумно, но целенаправленно.
Рана была по виду глубокой. Не знаю, повреждена ли кость? Вероятно, повреждена. Когда поднял ногу, Боря выматерился в мой адрес:
— Что ты, сволочь, делаешь?
Я бинтовал ногу. Как мог.
На поверхности простыни заалело мокрое пятно.
Оторвал новую полосу, намотал еще. Пятно проступало все равно.
— Боря, я «скорую» вызову.
— Не надо, помоги лучше до дивана дойти.