Ассоциация
Шрифт:
Барри открыл еще одну банку и сделал глоток.
Мысленно пробежался по списку литературы. Романы ужасов – его специальность. Найти бы хоть какой-то смысл в происходящем, тогда можно будет вычислить, с чем он имеет дело, и проработать стратегию защиты. Однако смысл не находился. Насколько знал Барри, Бонита-Виста не была построена на территории древнего захоронения. В прошлом здесь не случалось злодейских убийств и массовой резни. Вряд ли в ассоциации домовладельцев состоят последователи древнего культа плодородия, как в романе Томаса Трайона «Дом урожая» или в романе Теодора Кляйна «Церемониал», а увидеть
Что же остается?
Барри остро чувствовал свое бессилие.
Он вспомнил, как Кенни Толкин корчился на земле, с едва поджившими культяшками и ободранными в кровь гениталиями. А ведь не исключено, что Культю специально убили, чтобы скрыть, как ассоциация расправилась с Кенни. Хитмэн, очевидно, с ними заодно. Незаметно избавиться от трупа и подсунуть одного калеку вместо другого – никто бы и внимания не обратил, если бы не Барри и Морин. Тут мерзавцы просчитались – нельзя было давить несчастного Культю прямо у их дома.
Рэй говорил, что судьи чаще всего берут сторону ассоциации против отдельной личности, и все-таки убивать и калечить людей наверняка незаконно. Никакой суд этого не одобрит и ни один служитель правопорядка.
Кроме, конечно, всеми любимого шерифа Хитмэна.
Попробуем мыслить логически. Если сообщить в ФБР или еще какую-нибудь стороннюю организацию, возможно ли доказать, что Барри говорит правду?
У Кенни невозможно взять отпечатки пальцев, не осталось и зубов, которые можно было бы сверить с медицинской картой стоматолога. Можно проверить группу крови и код ДНК, если только данные о нем где-нибудь имеются.
Черт, да найдут ли они вообще этого Кенни? К тому времени его, наверное, запрячут так, что не отыщешь. Или убьют. А труп сожгут и по ветру развеют. Доказывай потом…
Барри допил пиво и бросил банку в общую кучу. В висках билась тупая боль.
И что будет с ним самим, если он подаст жалобу на ассоциацию? Что будет с Морин? На них тоже откроют охоту?
Может, попробовать взглянуть на дело с точки зрения писателя? Как он сам выкрутился бы, если б герой его книги попал в такую переделку? Ничего путного в голову не приходило. Сидеть на попе ровно и помалкивать в тряпочку – отвратительно в нравственном плане. Точно так же, как и удрать под покровом ночной темноты и затеряться во внешнем мире, никогда больше не вспоминая о Бонита-Висте.
Что же делать?
Плохо, что Рэя больше нет. Старик умел трезво посмотреть на происходящее и дать разумный совет. К тому же он за долгие годы основательно изучил ассоциацию домовладельцев. Бесценные знания, Барри их взять неоткуда, если не у Рэя.
А Рэй умер.
Его тоже убили.
Солнце медленно приближалось к горизонту. Длинные тени сосен легли на землю.
В лесу протяжно закричал Кенни.
Мясной рулет почти допекся, бабуля Мэри уже приехала, прочие родственники таскают стулья и раздвигают стол к воскресному обеду, а Уэстона нет как нет.
Лора Линн выглянула в пыльное кухонное окошко: во дворе никого, на качелях и в домике на дереве пусто. Мальчишка удрал из дома сразу после завтрака – наверное, опять где-то шляется с этим хулиганом Тарли Спунером. Неудивительно, что опаздывает.
Лора Линн и не удивлялась.
Рассердилась, конечно, а удивляться-то чему?
Она
выключила духовку, помешала фасоль на сковородке. И ведь знает же Уэстон, что сегодня семейное сборище. Сама ему с утра сказала: можешь пойти погулять, но к полудню чтобы был дома! Уэстон пообещал, что на этот раз не забудет. И так искренне, что она поверила. Ох, надо было построже, а то распустился, никакого сладу с ним нет…В кухню зашел Клод – как всегда, разведать, что готовится.
– Пахнет вкусно!
И потянулся подцепить пальцем картофельного пюре.
Лора Линн шлепнула его по руке.
– Хуже маленького, честное слово!
Тогда он попытался стащить булочку с тарелки на буфете. Лора Линн переставила тарелку подальше.
– Кстати, о мелких, – вспомнил Клод. – Ты сегодня видела Уэса?
– Как раз хотела с тобой о нем поговорить.
– Не волнуйся, я его найду.
Клод схватил ложку, быстро зачерпнул желе из большой миски и тут же метнулся к двери.
– Клод Ричардс!
– Помираю с голоду! – отозвался он и, распахнув дверь, крикнул во двор: – Уэс!
Никто не откликнулся.
Клод подождал немного и снова позвал:
– Уэстон! Обедать пора!
– Иди, поищи, – велела Лора Линн.
– Уж я его найду!
Дверь за Клодом захлопнулась.
В окно было видно, как он заглядывает в домик на дереве, потом в сарай – любимые убежища мальчишки.
Убежища…
Клод скрылся за углом, а у Лоры Линн внезапно сжалось сердце. Непохоже на Уэстона – откровенно врать. Он, конечно, упрямый, неугомонный, но если пообещал вернуться к обеду – вернулся бы вовремя… если бы смог.
Лора Линн вытерла руки и бросилась вслед за Клодом.
– Уэстон! – позвала она во весь голос. – Уэстон Ричардс!
Вся семья высыпала на крыльцо.
– Из-за чего шум? – спросила бабуля Мэри.
– Уэстон потерялся!
Клод оглянулся, хмуря брови.
– Что ты панику разводишь? Небось заигрался с Тарли.
– Нет. – Лора Линн уверенно качнула головой.
Она боялась озвучить свои страхи, словно от этого они могли стать правдой, но и промолчать не смогла.
– С ним что-то случилось, я знаю.
Форд, Чарли и Эмма мигом сбежали с крыльца. Бабуля Мэри загнала в дом Рэйчел и малышей.
– Уэстон! – завопил Форд.
– Уэстон!
– Уэстон!
– Пойду загляну к Тарли, – объявил Клод.
Лора Линн, сама не зная почему, двинулась к пустырю с восточной стороны от дома.
– Уэстон! – звала она, все ускоряя шаг. – Уэстон Ричардс!
А потом она увидела.
Маленькая неподвижная фигурка скорчилась на земле у невысокого корявого дуба.
– Уэстон? – задохнулась Лора Линн.
Она бежала, как никогда в жизни не бегала. Смутно сознавая, что за ней бегут Клод, и Форд, и Чарли, и Эмма, она видела только застывшую фигурку среди сорняков. Она уже знала, что это ее Уэс, и только молилась – Господи Иисусе Христе, пусть он просто спит или ударился и потерял сознание, лишь бы только не умер.
Ее молитва осталась без ответа.
На земле действительно лежал Уэстон – с пробитой головой. Во вмятине на виске скопилась кровь, уже немного подсохшая. Сбоку от пролома болталось ухо на лоскуте кожи, а среди влажно поблескивающей красноты выступало что-то белое – не иначе, как мозг.