Ассортир

– Ну, вот, – кивнул врач, – значит, вы уже понимаете, что помочь мы ему ничем не сможем. А мы тут занимаемся тем, что пытаемся помочь только тем больным, которым ещё можно хоть как-то помочь. У нас, в этой поселковой больнице, слишком маленький бюджет, чтобы кормить иллюзиями тех, кто неизлечимо болен, вкалывая им обезболивающие лекарства и занимая в палате место того, кого могут нам в любой момент привезти. Чтобы мы могли спасти ему жизнь. А не заниматься психотерапией, выкачивая из родственников смертельно уже больного деньги. Как делают это во всех других больницах.

– Но я же всё ещё жив! – настаивал Суген, ударив руками по колёсам инвалидной коляски. – Неужели же мне нельзя хоть чем-то помочь?

– Я же говорил вам ещё год назад, чтобы вы перестали употреблять в пищу ваши острые приправы. А вы что мне тогда сказали?

– Но это же наша национальная еда! – снова не понял Суген. – Что же мне тогда есть?

– Вот ваша национальная еда вас и погубила. Вначале я, ещё два года тому назад, сделал вам операцию здесь. Затем во Владивудстоке вам вырезали почти что весь кишечник и желудок. Но вы так и не успокоились. И теперь снова чего-то от меня требуете. Вы головой думать не пробовали? Всё, увозите его, – устало махнул на Сугена рукой врач. – Мне нужно идти помогать тем, кому ещё можно хоть чем-то помочь. Я хирург. И за сеансы психотерапии мне не доплачивают.

Когда они отвезли домой Сугена, Ганеша ещё раз вспомнил, как уже однажды по дороге разговорился с одной клиенткой о необходимости употреблять в пищу термически обработанные помидоры. И как та у него спросила:

– А вы-то откуда об этом знаете?

– Я об этом читал, – гордо ответил Ганеша.

– Так ты об этом читал, – горько усмехнулась клиентка. – А у меня мать десять лет назад болела раком. И вот, когда я за полтора года её болезни наперезанимала и спустила на неё столько денег, сколько, мне казалось, я и за всю свою жизнь не смогла бы заработать, эти врачи однажды утром мне позвонили и сказали: «Всё. Забирайте свою мать. Через десять дней она умрёт». «Как это – умрёт? – не поняла я. – Я уже столько денег вам отвалила за то, чтобы вы мне её вылечили! И вы уверяли меня в том, что она уже идёт на поправку, но надо ещё немного денег и тогда уже точно – всё!» «Да, но внезапно возникло осложнение. И теперь уже точно – всё». Я забрала у них свою мать. Выкинула все их лекарства, кроме обезболивающих. И стала готовить ей блюда исключительно с помидорами. Нашла кучу рецептов, варила супы и готовила в духовке. Поначалу ей было больно даже есть. А потом она медленно пошла на поправку. И уже десять лет как жива! И теперь ест всё подряд. Так что насчёт помидоров это точно правда!

И как только Ганеша рассказал об этом реально произошедшем чуде сестре Сугена, к которой они заехали для того чтобы отдать ключ, та лишь ответила Ганеше:

– Ой, да мы уже чем его только ни кормили. Ему уже ничего не помогает.

– А помидоры вы ему давали? – не понял Ганеша. – Хотя бы – томатную пасту.

– Нет. Он их не любит. Ладно, некогда мне. Пока!

И через неделю тётя позвонила Васаби и сказала, что им надо срочно встретиться. На кладбище. Чтобы Васаби увидела место, где её отца на следующее утро будут хоронить. Ганеша заехал за Васаби, так как та жила уже не у него в однокомнатной квартире, а у своей матери. Свозил её на кладбище, затем – в морг. И отвёз обратно. Так как Васаби была очень расстроена смертью отца и не хотела его в тот день даже видеть. Ни то что – спать. Ганеша понял её и не приставал.

И именно в этот вечер Ганеше и позвонил Ромул. И просто сказал:

– Приезжай!

Не приехать было нельзя. Так как только Ромул и Каравай продолжали верить Ганеше. В то время как весь экипаж судна был уже твёрдо убеждён в том, что Ганеша и старпом только и делают… что ничего не делают. Закрываясь для этого в каюте. На ключ. Иначе, зачем было закрывать дверь? Не понимали матросы, когда кто-нибудь из них периодически порывался туда прорваться.

Даже Дуримар наивно верил в курилке другим матросам, рассказывавшим про то, что Ганеша и старпом прямо посреди рейса (можно сказать – на глазах у всех!) развлекаются в каюте. Не только поэзией, но и прозой. Жизни. После того, как Ганеша стал запугивать старпомом этого Дуримара. И сказал, что не отдаст Дуримару ни копейки денег за медовуху. Вколотив этим последний гвоздь в крышку своей многолетней репутации. Резко перестав быть другом. Дружить стало невыгодно.

«Так вот почему, оказывается, он отвергал тогда певичку, – наконец-то понял Дуримар, вспомнив ту молоденькую буфетчицу, – которая тогда мне так нравилась! Да и – Караваю. А он променял её на бутылку водки! Матросу, стоявшему на руле. Как свою, надоевшую ему, рабыню. Или, выходит, он тогда с ней всё-таки спал? А может и продолжал иногда подтягивать к себе за ноздри? Выходит, он боялся, что я сдам его капитану. И делал вид, что они не спят. Вот сволочь!»

Каравай же не выдержал всего этого возникшего у него в голове арт-хаоса и, надломившись, через полгода после того, как пришёл с морей, дружно сошёл с ума – со своим приятелем, которого видел только он. И иногда общался.

В итоге, из нормальных друзей у Ганеши остался только Ромул. Который один только и знал то, чем Ганеша там со старпомом в каюте занимались. Весь рейс. Но так никому об этом и не рассказал. Так как Ромул и сам всем этим постоянно с Ганешей, втихаря, занимался. С Дуримаром и Караваем. Закрыв на ключ дверь. От старпома.

И даже делали вид, что ходили покупать необходимое для всего этого на перегрузчике. Но Ромул и Ганеша лишь навернули пару кругов по судну и пришли обратно к старпому. Но уже – с желаемым. Так как предварительно уже купили медовое зелье у Дуримара. За те деньги, что выделил им старпом. Не зная, куда теперь деть сдачу? Ведь если сдачу отдать, то старпом сразу поймёт, что они купили его не по барыжной цене на перегрузчике, а у себя на судне.

– Как, как вы смогли его купить? – не мог поверить старпом. Закипая нетерпением в подмышках. – Я же не сводил с вас глаз! Вы видели меня на мостике? Пока вы не разделились и не пошли в разные стороны. Для чего?

– Потому что он не хотел нам его продавать, пока ты за нами смотришь, – нашёлся Ромул. – Вот мы и разделились, чтобы ты нас потерял, и он это увидел и незаметно продал.

– Так ты его давно знаешь?

– Конечно! Но я тебе его не сдам.

– Но – почему? – не понимал старпом. Что это вымышленная фигура. – Ладно, хорош болтать, – кинул он на стол папиросы. И выжидательно расставил кружки.

Ведь не мог же старпом объявить во всеуслышание, что просто-напросто пьёт с матросами то или «иное вино»? Подорвав свою репутацию в глазах капитана. И всего командного состава. В то время как сам гоняет всех за пьянки! По наущению капитана.

Так же как уже после рейса и объяснить ему то, почему Ганеша так и не сдал ему в рейсе Дуримара с его лекарством, которое тот загадочным образом получал прямо из пиявок – ерундин.

Поэтому-то не приехать к Ромулу он не мог. Ведь поначалу Ганеша искренне верил в то, что Арджуна это именно Ромул – за его крутой нрав. И только потом, уже в после рейса понял, что, на самом деле, это был старпом. Когда поругался с ним из-за Дуримара.

Тем более что деньги у Ганеши тогда были. Тётя Васаби сама же и дала Ганеше целую тысячу. Для того чтобы он повозил её родственников на кладбище и обратно. Если будет нужно.

– Даже не думайте о том, что я захочу хоть с кем-то из вас переспать, – высокомерно усмехнулся Ганеша в летнем кафе под открытым небом, устроенном прямо посреди базы отдыха. Начав применять свой «метод от противного». Заметив, по разговору, что девушки хотят выдоить из них спиртное и как можно скорее их покинуть. Типа, уже темно и пора ложиться спать. Чтобы мальчики не заставили их за это расплачиваться. Сексом.

– Почему это? – откликнулась та из бесовок, что сидела ближе. Так как наивно думала, что Ганеша именно с ней всё это время и хотел взбеситься. И наконец-то поняла теперь, что она ему совсем не нравится. В её голосе промелькнула обида. Было слышно по интонации, что он задел её за живое.

– Да дело не в тебе, – усмехнулся Ганеша, – а в том, что все попытки Ромула познакомить меня с принцессами – это сказочки с печальными концами. Очень печальными.

– В каком это смысле? – не поняла она.