Аста ла виста, беби!
Шрифт:
— Ты здесь еще постоишь или можем идти? — спросил Сергеев.
— Идем, — кивнула я. — А этот коридор куда ведет? — спросила я врача, когда мы покинули палату.
— На другую лестничную клетку, — ответил он.
— То есть весь этаж можно обойти по кругу? При этом на каждом этаже четыре лестницы?
— Пять. Одна пожарная. Эта как раз в конце коридора.
— Можно взглянуть?
На этот раз он ничего не ответил, просто пошел вперед, указывая нам дорогу.
Дверь, выходящая на пожарную лестницу, была наполовину стеклянной, стекло в
— Ее что, никогда не запирают?
— Понятия не имею, — отозвался врач. — Может, открыли, чтобы проветрить помещения, краской пахнет невыносимо.
Конечно, запах сильный, и дверь могли открывать, чтобы не задохнуться, но, когда рабочих нет, логичнее же все-таки запирать. Хотя больничные порядки мне неизвестны.
— Рабочие по выходным не приходят?
— Не знаю. Это вам лучше у завхоза выяснить.
— Он сейчас здесь?
— Возможно. Спуститесь в полуподвал, там его кабинет.
— Если не возражаете, мы бы еще раз заглянули в палату, где произошло убийство.
Врач опять пошел вперед, не отвечая. По дороге я приметила поллитровую банку с остатками какой-то жидкости и прихватила ее. В банке оказалась вода пополам с побелкой.
— Где это можно вымыть? — обратилась я к врачу.
Чувствовалось, что он сыт по горло общением со мной, но продолжал проявлять терпение.
— Вон там туалет.
Когда я вернулась из туалета, мужчин в коридоре уже не было, я нашла их возле дверей палаты.
— Если я больше не нужен… — сказал врач и, не дожидаясь ответа, зашагал в ординаторскую.
— Ну, что дальше? — спросил Сергеев.
— Стой возле двери, — вздохнула я, вошла в палату, достала из сумки платок, завернула в него банку и с размаха ударила ею по подоконнику. Дверь тут же открылась, и Сергеев спросил:
— Чего разбила?
Я продемонстрировала платок и выбросила осколки банки вместе с платком в мусорную корзину в туалете напротив.
— Звук был негромким, но ты услышал, — сказала я со вздохом.
— Потому что слушал. А парень что делал?
— Книжку читал.
— Вот-вот, — вздохнул Сергеев. — Да все правильно ты говоришь, — поморщившись, продолжил он. — Ясно, что мент куда-то отлучался, сам или попросил кто. И в окно киллер не влезал, зачем? Вон она дверь, рядом. Появился из коридора никем не замеченный и сразу в палату, сделал выстрел и опять нырнул в ту же дверь. Пост медсестры довольно далеко, со своего места обе эти двери она видеть не может, я проверял. Застрелив парня, киллер вышел на пожарную лестницу и спустился по ней. Кстати, с той стороны деревья и заросли сирени, идеальное укрытие.
— Ну и что ж тогда ты мне голову, морочишь? — хмыкнула я.
— Это не я, — покачал он головой. — Это наши общие друзья и коллеги.
— Скажи, что ты об этом думаешь?
— Ох ты, господи. — Он засмеялся, вышло зло, а вовсе не весело. — Я думаю, это убийство никому не интересно. Я бы даже подумал, что тебя мне специально подсунули, чтобы мы толком ничего не искали, если
б не одно «но».— Какое?
— Вешняков отзывается о тебе как об исключительно порядочном человеке. И вообще, бытует мнение в народе, что ты на нашу власть плюешь с высокой башни и все делаешь по-своему. Правда?
— На них, пожалуй, плюнешь, — хмыкнула я. — Слюной подавишься.
— Тоже верно. Короче, тебе лучше знать, почему профессионалы говорят откровенные глупости и не замечают очевидных вещей.
— Ты с персоналом беседовал?
— Конечно. Никто ничего… У меня даже сложилось впечатление, что их кто-то проинструктировал и граждане чего-то опасаются.
— Шутишь?
— Если бы… Но это лишь мое мнение, которое не так уж много значит, как выяснилось. Я носом землю рыть не буду, а ты попробуй, если хочешь.
— Чего ж сам-то?
— А тебе Вешняков не рассказывал? Нет? Ну так спроси у него, как меня парни в костюмах уму-разуму на всю жизнь научили. Могу и сам рассказать.
— Без надобности, — вздохнула я. — Догадаться не трудно. Ладно, извини, что испортила настроение в субботний день. Отдыхай.
— Премного благодарен. — Он протянул мне сложенный лист бумаги. — Здесь краткие сведения обо всех опрошенных. Мент в списке идет первым. Далее медсестра, на нее я бы тоже обратил внимание. Ну и еще несколько граждан.
— Личность убитого так и не установили?
— Ты бы об этом первой узнала, — хохотнул Сергеев. — Нет, не установили. Хотя на предплечье у него типично уголовная наколка. И на пальце. Думаю, привлекался. И в местечке его интересном подобрали, неподалеку пивнушка, где собираются бывшие зэки. Тебе туда, конечно, лучше не соваться, но если есть кое-какие связи… Ладно, я пошел. — Сергеев пожал мне руку и направился к выходу из отделения, а я пошла разыскивать медсестру, которая дежурила в вечер убийства.
Медсесу оказалась дородной женщиной лет сорока. Я по опыту знала, как недоверчивы бывают такие тетки и мысленно вздохнула. Однако женщина, взглянув на мое удостоверение (документы у меня имеются на все случаи жизни, иногда близость к сильным мира сего идет на пользу), приветливо улыбнулась.
— Меня уж обо всем расспрашивали. Да я и не видела ничего, если честно. Ужас-то какой, — вздохнула она. — Теперь по ночам дежурить страшно, сидишь здесь одна на все отделение.
— А почему одна? — поинтересовалась я, устраиваясь напротив.
— Так ведь людей не хватает. У нас, к примеру, вместо двенадцати сестер только девять. Вот и приходится друг за друга дежурить. Раньше разрешали по две ставки брать, так и работали, а сейчас полторы, ну и кто тут за копейки надрываться будет?
— Вчера вы тоже одна дежурили?
— Нет. До девяти мы втроем, а уж ночью по одной остаемся.
— Вы из отделения не отлучались?
— Нет. Да и незачем мне было. Татьяна иногда к соседям ходит чай пить, а я не любительница.
— Отсюда дверь палаты не видна, значит, вы не можете сказать, был охранник все время на месте или…