Аста ла виста, беби!
Шрифт:
— Он или вы?
— Вроде я. Честно сказать, от страха и не помню. А она лежит. Странно так. И мужика вижу, он на диване, лицом вниз и рука на пол свесилась. Я вазу разбитую увидел и вот тогда испугался, бросился к Насте, а она уже того…
— Выходит, они поссорились, вазу разбили, а вы ничего не слышали?
— Ничего. Богом клянусь. Я же здесь, в закутке, дверь закрыта плотно, а они на втором этаже.
— Но если бы женщина, к примеру, закричала?
— Если б закричала, думаю, что услышал бы, раз у нее дверь не заперта. Дверь-то тяжеленная, но, если закрыта неплотно, может… Но я ничего не слышал.
— Но ведь вы сказали, что спать легли.
— Да. И уснул быстро, у нас не запрещается. Дверь-то на ключ заперта, чужие не войдут.
— Так, может, все-таки не слышали?
— Чего?
— Шума.
— Нет. Все тихо было.
— Я его в больницу забираю, — вмешалась врач, поднимаясь. — У него, между прочим, инвалидность, а с таким давлением не шутят.
Я простилась с ними и вышла в холл, Вешняков за мной.
— Ничего не вижу, ничего не слышу, — пробубнил он.
— Вот-вот. Старик спал, а может, просто боится, зная, какие друзья были у убитой.
— У меня еще плохая новость.
— А хороших нет? — съязвила я.
— Пока нет. Тут напротив магазин, в 3.05 сработала сигнализация. Парни из вневедомственной охраны сидели в машине до восьми утра, хозяина найти не могли. Как раз напротив подъезда. Говорят, никто не входил. Гаврилову задушили где-то около четырех, так что…
— Они могли не заметить. В конце концов, смотрели за магазином, а не за подъездом.
— Конечно.
— Чего — конечно? — не выдержала я. — Хочешь сказать, что это Тимур…
— Я хочу сказать, что показания свидетеля не в его пользу.
— Это я уже поняла.
— Он был пьян. Кстати, что это вдруг на него нашло?
— У него и спроси.
— Хорошо, спрошу. Он был пьян, девушка что-то сказала, ему не понравилось… не надо на меня так смотреть. Это я все к тому говорю, что для следствия…
— Помолчи, без тебя тошно.
— А мне, думаешь, весело? Молчун приказал долго жить, и, если верить слухам, к этому приложил руку твой Тимур. А теперь и подружка… Напрашивается вывод: может, глупая девка надумала его шантажировать?
— Час от часу не легче.
— И я про то. Брякнула сдуру, а Тимуру это не понравилось, решил пугнуть, да силы не рассчитал.
— Глупости.
— Для нас с тобой возможно. Но если учесть наши недавние фантазии…
— Будем искать убийцу.
— Конечно, — пожал плечами Артем. Я прекрасно понимала, о чем он думает. Если девушку убил киллер, чтобы подставить Тимура, найти его будет непросто.
— Мне надо с ним поговорить, — сказала я.
— С кем?
— С Тагаевым. Чем скорее, тем лучше.
На лице адвоката читалась многозначительность.
— Тимур Вячеславович определенно дал понять, что встречаться с вами не желает. Ни сегодня, ни завтра, ни вообще в ближайшее время.
— А причину такой немилости он не объяснил? — без намека на язвительность поинтересовалась я, хотя причину, конечно, знала. Этот идиот не желал быть мне обязанным. Однажды я уже помогла ему выпутаться из подобной истории, и он не пришел от этого в восторг. Подумать только, такой парень — и вынужден обращаться за помощью к бабе. Это и само по себе никуда не годится, а в свете нашего последнего разговора грехов на мне видимо-невидимо, и принять помощь попросту
унизительно для его мужского достоинства. По этой причине он явно не собирался ошеломить меня своим содействием. — Вот придурок, — в досаде заметила я, в принципе не испытывая в ту минуту добрых чувств к представителям сильной половины человечества.— Простите, что?
— Я бы хотела сказать ему, что он редкий придурок, выпендрежник и самодовольный идиот, но, поскольку заставлять вас произносить все это не совсем тактично, передайте, что я люблю его даже больше, чем раньше.
— Уверен, ему это придаст силы в его затруднительном положении, — совершенно серьезно ответил адвокат. Я на мгновение замерла, прикидывая, а в своем ли уме Тагаев, если решил швырять деньги на ветер, выбрав это чучело.
— Он толковый парень, по крайней мере, так о нем отзываются, — заверил Вешняков, когда адвокат покинул нас.
— Надеюсь. Артем, мне надо с ним поговорить.
— С кем?
— Пошел к черту.
— Ты же слышала.
— Мне надо с ним поговорить.
— Допустим, его приведут сюда связанного по рукам и ногам. Ты что, Тимура не знаешь? Он будет молчать. Я говорил с ним, и он по-дружески меня просил… короче, он не хочет, чтобы ты во все это вмешивалась.
— Серьезно? А в тюрьму он хочет?
— Сказал, что прекрасно справится сам. И знаешь, — вздохнул Артем, — если честно, я его понимаю.
— Мужская солидарность поперла, — зло усмехнулась я.
— Ты извини, но, если честно, ты любого доконаешь. Может, скажешь, что произошло?
— Ничего.
— Ага. Поэтому он сидел в «Пирамиде» до половины третьего ночи, пил водку стаканами… Кстати, бармен утверждает, что он выпил за полтора часа две бутылки «Абсолюта» в формате 0,75, то есть полтора литра, закусывая куревом.
— Он не курит.
— Закурил. Отправляясь с убиенной, хватил стакан на дорожку. Правда, это был коньяк. Бармен такого за всю свою семнадцатилетнюю карьеру не видел, а от Тагаева просто ничего подобного не ожидал. Общеизвестно, что парень он у нас очень сдержанный и малопьющий. Так что «ничего» на правду совсем не похоже, ты уж извини.
— Вешняков, отстань, а? Без тебя тошно.
— Значит, выяснили отношения?
— Выяснили.
— Выяснили?
— Слушай, ты так говоришь, как будто это я во всем виновата.
— А кто, по-твоему?
— Да-а, — протянула я, отворачиваясь к окну.
— Ты его любила? Нет. Но отшивать не стала и даже охотно использовала его любовь в личных целях. Чего молчишь? Ты о чем думала, когда согласилась жить с ним?
— О здоровье. Меня тоже посещают мысли о продолжении своего рода, надо же обеспечивать Деда свежими избирателями.
— А ты никого попроще найти не могла? В городе что, в мужиках недостаток? Тебе Тагаев понадобился?
— У вас с Лялиным не допросишься…
— Ольга, Тимур мужик непростой, и характер у него не сахар. А тут ты. Нашла коса на камень. Оно бы и ничего, утряслось, да ты упорно не желаешь его любить. Я вот, честно скажу, опасался, как бы он тебя того… под горячую руку. Но так как бегала ты жива-здорова, стало ясно, все еще хуже.
— Хуже, что бегаю?
— Хуже, что справиться с собой он не может, послать тебя к чертовой маме или в самом деле голову оторвать. Очень ему весело понимать такое. А теперь и вовсе…