Астарта. Предназначение. Книга 3
Шрифт:
И тут мое внимание привлекло одно странное воспоминание. Оно вспыхнуло передо мной, словно маяк в густом тумане. Я сразу почувствовала, что это нечто особенное, что оно выделяется из хаоса образов, как будто само сознание Лари подсказывало мне, куда смотреть.
Передо мной возникла знакомая картина — Астарта. Ее образ был таким ярким и четким, что я, не задумываясь, инстинктивно протянула руку, будто могла физически дотронуться до этого воспоминания. И в тот же миг оно ожило.
Воспоминание развернулось передо мной, как фильм, разворачивающийся в мельчайших деталях. Это был переход из разрозненных картинок в поток движущихся сцен. Самая глубокая ступень проникновения. Я почувствовала,
Судорожно вдохнув, я поняла, что еще одно мгновение — и я уйду слишком далеко. Точка невозврата была близка, еще чуть-чуть, и я потеряю связь с реальностью. Мое сознание будто предупреждало меня об опасности, но я не могла оторваться от происходящего.
Собрав всю волю, я выдохнула и твердо сказала: «Стоп». Слово отозвалось во мне, как удар гонга, отрезвляя и возвращая контроль. Я сосредоточилась, уменьшая силу внедрения, чтобы стабилизировать себя и не дать воспоминанию затянуть меня вглубь.
Когда дыхание выровнялось, я начала изучать увиденное, медленно и осторожно, словно держала в руках хрупкий сосуд.
Я увидела группу людей, собравшихся вокруг огромной статуи. Их лица выражали благоговение и трепет. Они возносили молитвы, обращенные к этой статуе. Передо мной предстала величественная фигура высотой около пяти метров. Это была лошадь, на которой восседала Астарта. Ее поза излучала силу и власть. Рядом с ней, словно в полете, парил орел, но его грудь была пробита копьем, которое Астарта держала в руках. У подножия статуи находился жертвенник, на котором лежал убитый баран. От жертвенника поднимался тонкий столб дыма.
Я не могла оторвать взгляд от этой сцены. Мои мысли начали метаться, пытаясь найти объяснение происходящему. «Орел… возможно, это Бог Ра», — подумала я, вспоминая рассказ Бастет о моих родителях. Бастет утверждала, что Бог Ра — мой биологический отец, а те, кто меня вырастил, были лишь инструментом, инкубатором. Эта мысль всегда вызывала у меня странное чувство отстраненности, словно я была чужой даже в своей собственной истории.
Я вспомнила еще один эпизод из своего прошлого. Ясный как-то говорил, что я уничтожила одну из деревень общества Туле, узнав, что они приносили человеческие жертвы во имя меня. Но то, что я видела сейчас, выглядело иначе. Здесь была жертва животного, а не человека. Возможно, это было гораздо раньше, в те времена, когда обычаи еще не стали столь мрачными.
Я почувствовала, как мои руки начали двигаться сами по себе. Это было странное ощущение — будто мое тело частично принадлежало мне, а частично подчинялось диктовке какого-то интуитивного импульса. Я словно физически отодвигала ненужные фрагменты воспоминаний, аккуратно раздвигая их, как если бы разбирала сложную мозаику, чтобы добраться до нужного кусочка.
Каждый раз, когда я убирала очередной фрагмент, мне казалось, что я слышу тихий шелест — будто эти воспоминания сопротивлялись, не желая покидать свое место. Но я продолжала, не останавливаясь, пока передо мной не открылось нечто совершенно неожиданное.
На поверхности всплыла странная надпись: «Воспоминания расы. Древо истории». Эти слова словно светились в темноте, мерцая мягким, но притягивающим светом. Они выглядели так, будто кто-то специально оставил их здесь, чтобы направить меня, чтобы я не прошла мимо. Я застыла, чувствуя, как внутри меня поднимается странное, почти интуитивное ощущение. Это было не просто воспоминание. Это было что-то большее. Ключ — да, именно ключ к чему-то важному, к чему-то сокрытому.
Я сделала шаг вперед, чтобы рассмотреть все внимательнее. Воспоминания продолжали разворачиваться передо мной, показывая сцены, которые, казалось, принадлежали не Лари, а его народу, его расе. Это было древо
истории — история зарождения и жизни народа цемен. Культурные и идеологические ценности, религиозные убеждения и многое другое оживали передо мной, словно я стала частью этих воспоминаний.«Так вот как они передают свою историю...» — подумала я, пытаясь осознать, насколько необычным был этот способ сохранения памяти. Лили как-то рассказывала мне о своем народе, у которого процесс передачи знаний происходил совершенно иначе, но очень похоже. Там воспоминания предков становились частью твоих собственных, будто ты сам проживал их жизнь. Это были не просто истории, а живые, эмоциональные опыты, вплетенные в твою личность. Но здесь, в этом обществе, все иначе. Здесь память сохраняется как книга, как огромный архив, доступный каждому с самого рождения.
Каждый ребенок, появившийся на свет в этом сообществе, получает полный доступ ко всей истории своего рода. Это не просто рассказы о прошлом, а детальная хроника жизни предков: их радости, горести, победы и поражения. Ты можешь «пережить» все это, словно смотришь фильм или читаешь книгу, но с полным погружением. История передается из поколения в поколение, как бесценное наследие, которое невозможно потерять. Это словно огромная библиотека, где каждая страница — это чья-то судьба, чья-то жизнь.
Я решила попробовать открыть эту «библиотеку» и, к счастью, сразу наткнулась на нужное воспоминание. Передо мной развернулась сцена, которая перенесла меня в далекое прошлое, в небольшую деревню. Люди стояли на коленях, устремив свои взгляды в небо, и молились. Их лица выражали смесь страха и смирения, как будто они знали, что их ожидает. И внезапно, словно ответ на их молитвы, с небес спустилась фигура, окруженная ореолом тьмы. Это была Астарта.
Она восседала на вороном коне, ее длинные черные волосы развевались на ветру, а огромные крылья за спиной казались олицетворением ночного неба. Ее взгляд был свирепым, но в то же время холодным, как у судьи, выносящего приговор. Она не испытывала ни жалости, ни сострадания. Ее присутствие внушало трепет, а каждый ее шаг казался предвестником разрушения.
Астарта начала уничтожать деревню огнем. Пламя охватило дома, деревья, все вокруг. Люди не пытались убежать, не кричали, не сопротивлялись. Они стояли, будто принимая свою судьбу. Казалось, они хотели этого, как будто видели в ее действиях нечто большее, чем просто разрушение. Ее лошадь неспешно шагала по горящим улицам, а сама Астарта осматривала плоды своей кары. Это было зрелище, от которого невозможно было отвести взгляд.
Внезапно тишину, наступившую после бушующего огня, прорезал отчаянный крик. Это был плач ребенка. Астарта остановилась. Ее внимание привлек звук, будто она именно его и искала в это огненном хаусе. Она резко спрыгнула с лошади и направилась к источнику звука. Перед ее глазами предстала женщина, убегающая прочь, а на жертвеннике, неподалеку, лежал младенец. Ему было не больше пяти месяцев. Ребенок плакал, кричал, его вопли разрывали тишину, словно протестуя против всего, что происходило вокруг.
Рядом с младенцем лежал мертвый палач, его руки все еще сжимали кинжал, которым он, видимо, пытался завершить свой ритуал. Но что-то пошло не так. Астарта замерла. Ее взгляд, до этого холодный и безучастный, вдруг изменился. В ее глазах появилось что-то, что невозможно было описать словами. Это была смесь боли, сожаления и, возможно, сострадания.
Она подошла к ребенку и осторожно взяла его на руки. Ее движения были неожиданно мягкими, почти нежными. Она огляделась вокруг, и ее глаза наполнились слезами. Это был момент, который казался абсолютно нехарактерным для нее, для той, кого люди боялись и чтили как неумолимого судью.