Астраханский вокзал (сборник)

Он пошел быстрее, привычно льстиво выгнув спину, как еще недавно делал перед Ильей:

– Сдаюсь! Гениально выслежен! Преклоняюсь, просто преклоняюсь!

3 января, 3 часа 20 минут

Пронзительный телефонный звонок разбудил Денисова.

Не поднимаясь со стула, он попытался достать трубку, но выронил - трубка со стуком ударила в настольное стекло.

– Слушаю, Денисов, - он был уверен, что кто-то случайно набрал не тот номер.

Звонил Сабодаш.

– Не уехал еще?

– Электричку жду.

– Так... В четыре двенадцать, значит?
– В голосе Антона слышалась неуверенность.

– Понимаешь, Маевский хочет сделать важное заявление... И вот я подумал: лучше тебе с ним. Как говорится, сыграл первую скрипку.

– Скажешь тоже!
– Денисов пошевелил затекшими пальцами.
– Где он?

– Возьми его в кабинет начальника отдела. Там все материалы. Учти: скоро Холодилин появится!
– Сабодаш снова привычно трусил.
– Ни пуха!

Кабинет Бахметьева был тоже весьма необычным, хотя и похуже денисовского - одно из окон кабинета выходило в центральный зал на уровне верхних антресолей. Сквозь открытую форточку снизу доносились те же непрекращающиеся звуки шумящего по деревьям дождя. Денисов мельком окинул глазами зал. Сбоку, у колонны, стояли сиротливо чьи-то чемоданы, младший инспектор посматривал за ними со своего места - от суточных касс. В ряду спящих Денисов задержал взгляд на девушке в ватнике и вспомнил знакомую официантку из третьего буфета: любопытно, что она нашла в нем, в Денисове... Высокий худой старик рисовал спящих, удобно устроившись в кресле, карандаш его так и скользил над альбомом.

– Ко мне ничего не будет?
– негромко кашлянув, спросил конвоир.

Денисов очнулся.

– Спасибо, идите.
– Он прикрыл форточку, шум ливня мгновенно прекратился.

На столе лежали подобранные к приезду Холодилина документы - ответы на ночные телеграммы, справки, меморандум ночного разговора Сабодаша с начальником уголовного розыска из Юрюзани. Денисов видел все, перед тем как уйти спать. В углу были сложены привезенные с обыска вещи, их было немного.

Отдельно, под сургучом, содержался пакет с деньгами - денег не хватило бы даже на то, чтобы возместить ущерб одному литовцу.

Маевский выглядел чуточку возбужденным. Ему не пришлось пока остаться одному. Все это время он был в центре внимания дежурных, все было вновь, неожиданно буднично, не так, как представлялось.

– И двери не открываются с жалобным стоном, и никаких темных комнат...
– сказал Маевский, войдя в кабинет начальника отдела, - и нет комиссара Мегрэ... Я могу сесть?

– Прощу. Слушаю вас.

Денисов сел за приставной столик, Маевского посадил напротив. Кресло начальника отдела осталось незанятым - на случай, если приедет Холодилин.

– Мне необходимо встретиться с кем-то из руководящих работников аппарата министерства: надо обсудить несколько вопросов первостепенной важности.
– Задержанный хотел поправить галстук, но вспомнил, что его отобрали при обыске, поэтому только провел рукой по воротничку.
– Вы в состоянии организовать такое свидание? С кем я разговариваю?

Денисов представился:

– Младший лейтенант Денисов, инспектор уголовного розыска.

– Маевский Илья Александрович.
– Илья держался солидно.
– Речь пойдет об автокамерах.

– Самостоятельно вопросы не решаю, хочу предупредить.

– То, что я сообщу, перевернет ваши представления о профилактике краж из камер хранения. Конструкторы получат новый аспект для изысканий. Министерство сможет перестроить комплекс предупредительных мер. Видите, я не думаю запираться... Мне нужна свобода.

– С вами будет разговаривать заместитель начальника управления. Я это знаю. У вас все?

Отсутствие любопытства со стороны младшего лейтенанта - инспектора задело Илью.

– Понимаю, что кажусь вам обычным уголовником.
– Илья попытался улыбнуться.
– И все же, верите или нет, это факт: за свою жизнь я ни у кого не взял и копейки без спроса... До того, как стал открывать ячейки, - он избегал слова «воровать», - вам это подтвердит каждый...

– Что же произошло?

– Я предвидел вопрос. Ничего не произошло... Постоянно воровать я не собирался, - наконец он произнес слово, которое ему никак не давалось, - разрешил себе стать нечестным на время. Какое-то затмение нашло...

Слушая, Денисов просматривал прибывшие из Юрюзани материалы, некоторые подтверждали показания задержанного:

«Маевский Илья Александрович жил неподалеку и в любой момент дня и ночи был готов помочь школе. Нравственно устойчив, хороший семьянин, общественник. Несколько раз ограждал учителей в вечернее время от приставания хулиганов. По просьбе администрации школы ремонтировал забор, вставлял разбитые стекла в окнах, много времени проводил с детьми в зооуголке...»

Встречалось, правда, и другое:

«Средняя школа № 3. Отстранен от преподавания черчения в связи с грубым нарушением трудовой дисциплины...»

«Дорогой радиослушатель! Благодарим Вас за Ваше письмо, которое Вы передали жюри конкурса. Как только будут известны результаты конкурса, мы сообщим о них в наших передачах.

С совершенным почтением русский отдел Би-би-си».

– Как-то на вокзале в Риге я увидел слепую девушку - ее никто не встречал. У нее оказался тяжелый, набитый продуктами и вещами чемодан... Я взял такси и отвез ее домой, в записной книжке есть адрес. Можно допросить. Родители не знали, как меня отблагодарить.

Преступника легче распознать, подумал Денисов, если он кровожаден, подл, обладает одними патологическими извращениями, жестокими инстинктами, труднее представить себе подлеца, который помогает слабым, любит животных, не представляет себе близости с женщиной без любви...

Денисов прибег к приему, который называл для себя испытание потерпевшим: человек с совестью, опустившийся под влиянием обстоятельств, глубоко страдал, когда следователь напоминал о его жертвах.

– А потерпевшие? Сыграли ли они какую-нибудь роль в вашем падении?

Маевский не дал договорить.

– Если бы они действовали по инструкции о правилах эксплуатации!
– Он снова поправил воротничок.
– Ротозеи!

Денисова всегда удивляла эта злоба на пострадавших, желание возложить вину за преступление на свои жертвы.

Денисов еще задал несколько вопросов Маевскому: испытание соучастником, испытание корыстью...

Только о семье решил не спрашивать - чего уж тут спрашивать?!