Атака по правилам

Чемберлен принял конкурента в гостиной.

Он не подал Автандилу руки, не стал фальшиво улыбаться или выражать соболезнования по поводу трагической судьбы Валико Далеко. Он просто вошел в гостиную, молча кивнул на кресла у пылающего камина, уселся в одно из них, кутаясь в толстый, подбитый мехом восточный халат и, глядя на огонь, негромко заметил:

– Осенью всегда мерзну. Зимой никогда, весной никогда, а осенью – постоянно.

– Осенью влажно очень, – подумав, сообщил Гори.

– Нет, тут дело в другом. – Чемберлен поерзал, устраиваясь в кресле поудобнее. – Это у меня после каторги.

В свое время старый уголовник провел в имперских исправительных лагерях шестнадцать лет и знал, что говорил.

Гори вытянул к огню ноги, с удовольствием ощущая первобытное тепло горящих поленьев, и перешел к делу:

– Валико Далеко по твоему приказу убрали?

Чемберлен весело пожевал губами.

– Если ты реально так думаешь, то зачем пришел? Смерти ищешь?

На лице Гори заходили желваки, но он сдержался.

– «Качели» – твоя работа?

– Автандил, – вздохнул старик, – у тебя проблемы. Много проблем. Но твой тон – это не тон человека, который понимает свои проблемы. Это тон гордого воина. Сейчас он неуместен. Если хочешь договариваться, веди себя соответственно. Если нет, тебя проводят к выходу. Принимая во внимание твою смелость, я отпущу тебя с миром.

– Шесть лет назад, – медленно произнес Гори, – ты тогда предпочитал жить в Америке, двенадцать моих ребят поехали на стрелку к лобненским. У нас возникли разногласия. Все было как обычно: три машины, оружие, даже шутили перед отъездом. Я думаю, лобненские готовились так же.

– И что?

– О стрелке пронюхали в полиции и отправили туда Клима Важенина и его отряд. – Автандил вытащил из кармана носовой платок и высморкался. – Они покрошили в капусту и моих ребят, и лобненских. Там было два моих двоюродных брата.

– Зачем ты мне это рассказываешь? – буркнул Чемберлен.

– Я сегодня говорил с Корниловым, он сказал, что войны никто не потерпит. И напомнил о полковнике Важенине.

– Если твои абреки обвиняют меня во всех грехах, – скривился Чемберлен, – то это твоя забота. Им напоминай о Важенине. У тебя все?

– Я не знаю, в какую игру ты играешь, – хладнокровно ответил Гори, – но если мы столкнемся, то полицейские не будут разбираться, кто начал войну, а кто защищался. И в самом лучшем случае тебе опять придется переехать жить в Америку.

Старик молчал.

– А еще Корнилов сказал, что нас подставляют. И меня, и тебя. – Автандил снова высморкался. – Я ему верю. Потому и пришел. Проверь свои карты, Чемберлен, ты ведь знаешь Корнилова – он в наших делах разбирается не хуже нас самих.

Две или три минуты в гостиной раздавался только треск поленьев, затем старик поднялся и, стоя спиной к Автандилу, сказал:

– Я проверю свои карты. И если найду суку, дам тебе знать. – Он сделал шаг к дверям, но остановился и добавил: – Далеко и «Качели» не моя работа, но я догадываюсь, кто мог приложить к этому руку.

Глава 6

«Выступления профессора Серебрянца, транслирующиеся почти на всех общенациональных каналах, без преувеличения потрясли общество. Тем не менее совместное заявление мэра Москвы и генерала Шведова содержит весьма осторожную реакцию на изложенные профессором факты. Городские власти призывают жителей к спокойствию, особо подчеркивая, что научный мир более чем скептически относится к Серебрянцу…»

(«ОРТ»)

«Пресс-служба Великого Дома Чудь официально опровергла утверждение Зеленого Дома о том, что в распоряжении Ордена находится браслет фаты Мары: „Мы расцениваем это как необдуманное и безответственное заявление и оставляем за собой право на ответную резкость…“»

(«Тиградком»)

* * *

Бар «Три педали»

Москва, улица Большая Дмитровка,

30 сентября, суббота, 13.33

Персоной недели в баре «Три педали» был провозглашен Копыто. Увеличенный фотопортрет героя последних событий украшал свободное место позади барной стойки, и многочисленные посетители периодически поднимали здравицы за доблестного воина. Правда, единственное фото, которое удалось раздобыть Гонцию в столь краткие сроки, ранее украшало полицейский архив, поэтому в вытаращенных глазах молодцеватого уйбуя сквозило мрачное недовольство, но праздника это не портило.

Прибывшие одновременно наемники расположились за самым дальним столиком и заказали кофе: Гонций был признанным мастером его приготовления.

– Итак, обсудим, что мы выяснили, – предложил Кортес, когда официант удалился и наемников окутал чарующий аромат свежеприготовленного напитка. – С кого начнем?

– По старшинству, – предложил Артем.

– ОК. – Кортес помолчал и сделал маленький глоток кофе. – Я провел беседу с Варварой Ильиничной Морковиной, уверен, что вам знакома эта дама.

– Конечно, – кивнула Яна. – Она работает в школе Зеленого Дома. Говорят, знает чуть ли не всех человских магов.

– Они все прошли через ее руки, – кивнул Кортес. – По крайней мере те, что объявились в Тайном Городе за последние сорок лет. Старушка поведала много интересного.

– Я слышала, Морковина не очень-то любит наемников, – улыбнулась Яна.

– Совсем нет, – рассеянно ответил Кортес. – Учитывая обстоятельства, она была весьма любезна. – Он снова сделал маленький глоток кофе. – Отметая ненужные подробности, можно резюмировать следующее: Варвара Ильинична подтвердила нашу догадку – Кара действительно очень и очень сильная колдунья. По мнению старушки, ее уровень как минимум равен уровню жриц Зеленого Дома.

– Упс! – не выдержал Артем.

Учитывая, что среди челов и заурядные колдуны встречались нечасто, слышать о женщине, достигшей уровня высшего мага Зеленого Дома, было удивительно.

– Кроме того, она блестяще разбирается во многих аспектах магии и постоянно совершенствует свои возможности.

– Но люды живут дольше нас, – снова подал голос Артем. – У них есть время на то, чтобы освоить магию и научиться управлять своими способностями. А этой Каре, судя по тому, что мы о ней знаем…

– Теперь мы знаем о ней больше, – мягко прервал напарника Кортес. – Внешне Кара действительно выглядит не более чем на сорок, но в конце шестидесятых она обращалась к Варваре Ильиничне за помощью в смене документов, и старушка считает, что подобное происходило не в первый раз.