Атаман царского Спецназа
Шрифт:
Начало заволакивать дымом – это мне на руку. За дымом я прошел сквозь переднюю стену, к своему удивлению, увидев перед собой трех опричников, среди них – старшего, высокого и костлявого. У опричников от удивления поотвисали челюсти и выпучились глаза. Сориентировавшись, я решил нагнать страху и заорал:
– Дьявол меня послал за вашими грешными душами! Гореть вам в огне на земле и на небе! Отвернулся Всевышний от вас за грехи!
Опричники бросили оружие, как по команде, упали на колени и стали креститься, приговаривая:
– Чур меня, чур! Изыди, дьявол!
Я страшно завыл – так, что
К двери уже не ломились, видя кучу трупов перед нею. Несколько человек секирой пытались расширить окно в избе. Да только секира – не плотницкий топор, кроме того, избу делали из дуба, всерьез. Флаг вам в руки, мужики. Задохнетесь раньше, чем что-то получится.
Из клубов дыма выбегали кашляющие люди, и я их рубил без жалости. Недобитые раненые отползали от меня к глухой стене. Раздавались крики, суета и паника охватили всех.
Я двинулся по центру – слева и справа были лежанки для опричников. Наткнувшись в дыму на противника, колол, резал, рубил. Дышать стало трудно, я сам стал кашлять – пора уходить, отравлюсь. Я решил выходить через переднюю стену, до противоположной – далеко, в дыму найдется еще какой-нибудь смельчак с сабелькой, ударит чужака в бок, а на мне кольчуги нет.
Вышел и чуть не поплатился. Ко мне подскочил мужик с оглоблей и замахнулся:
– Умри, бисово отродье!
– Стой, ты что, обознался? Я же свой!
Мужик вгляделся, заулыбался:
– Так это ж ты на площади…
Я прикрыл его рот рукой:
– Не надо об этом.
Мужик опустил оглоблю:
– Извиняй, не узнал в дыму. Ты как здесь?
– Да как и ты!
– Пожар не твоих ли рук дело?
– Бог их наказал, не я.
Мужик ухмыльнулся и исчез в дыму. В дверь больше не ломились, и я отбежал. Жар становился нестерпимым, занялась крыша, угольки стали долетать до забора, и толпа зевак кинулась заливать водой забор и стоящие за ним постройки, понимая, что нельзя дать огню перекинуться на другие дома, тогда – катастрофа городского масштаба.
Крики из избы стихли, все – можно уходить, не стоит светиться.
С чувством выполненного долга вернулся домой, умылся из бочки, что стояла на заднем дворе, прошел в дом, поднялся в спальню, разделся в потемках и нырнул в постель, под бочок к спящей Дарье.
Утром меня разбудил Авдей. Даша уже встала и теперь выглядывала из-за плеча купца.
– У нас деловой разговор, – молвил Авдей, и Дарья ушла.
Купец закрыл дверь, уселся на лавке.
– Новости слышал?
– Когда бы я успел, ты же сам меня разбудил.
Купец подозрительно на меня посмотрел, поднялся, подошел к моей одежде, поднял, понюхал:
– Дымом пахнет!
– И что?
– А то, пожар ночью случился, воинская изба сгорела, дотла, хорошо, на другие дома не перекинулось. И людишки в ней, которые с наместником из Москвы пришли, тоже сгорели, все.
– Ай-яй-яй! Беда какая!
– Юра! Ты меня за дурака держишь? Я, как узнал утречком о пожаре, туда сходил.
– Я спал, я ни при чем.
– Знаешь, какое
интересное дело – не все задохнулись или сгорели.Меня пробил пот:
– Что, живые есть?
– А что ты так забеспокоился? Нет, живых нет, да только дозорные, что рядом с избой были, не сгорели – все убиты были. Выходит, пожар – не случайность.
– Ужас какой! Беда, ох беда!
– Хватит придуриваться, ежели твоих рук дело – скажи.
– Тебе от моих слов легче будет?
– Не увиливай.
– Да, моих рук это дело. Не могу смотреть, как над людьми безвинными всякая погань измывается. Вчера на площади служанку мою вместе с другими жителями под саблей держали. Знаешь, что они удумали? Утопить всех в Волхове!
Купец перекрестился:
– Значит, и на площади ты был?!
– Я.
– Вот я и чувствую – рука знакомая. У меня на площади дочка была, тоже могла в Волхове оказаться. Домой прибежала – от страха трясется вся, когда отпоили, рассказала, как было. Я на тебя сразу подумал. Хотел сегодня прийти, предупредить, что узнали тебя многие. У меня в лесу заимка есть, хотел предложить на время туда перебраться, да тут – пожар, не осталось никого из опричников, некому ловить. От всего народа поклон и благодарность тебе, суровый ты мужик и воин справный.
– Авдей, только не рассказывай никому.
– Не расскажу, сам понимаю. А одежу свою сожги, она не только дымом пахнет – вся в пятнах крови; не приведи Господь дознание учинят, тот же наместник.
– Понял, Авдей, спасибо, что предупредил.
Купец поднялся и ушел. Я оделся в чистое, скомкал верхнее свое одеяние, вышел во двор и в литейке для пуговиц сжег одежду. Саблю отмыл как следует в бочке с водой. Эх, нож поясной покупать теперь надо, хороший ножик был.
Не успел в дом зайти – в калитку стук. Я распахнул ее: у калитки стоял слуга Авдея, запыхавшийся от быстрого бега.
– Авдей просил к дому наместника, быстрее.
– Случилось чего?
– Не знаю, толпа собралась.
Одеваться не пришлось – сабля на поясе. Я рванул бежать. Авдей просто так просить не будет, значит – нужда.
Вывернул из-за угла – ого! Все пространство перед домом и даже переулок сбоку были заполнены народом. Люди возмущались, кричали женщины. Где же Авдей?
Я влез на забор, с него перепрыгнул на дерево. Ага, вот и он, почти в передних рядах. Да мне же не протолкаться. Там явно эпицентр событий, что-то происходит, люди размахивают руками.
Я спрыгнул с дерева, попытался растолкать толпу – бесполезно. Ладно, придется сквозь стены, авось никто не увидит. Прошел один дом, второй, через забор перелез, снова сквозь дом. Уже близко. Растолкал собравшихся, подобрался к Авдею:
– Тут я. Что случилось?
– Люди собрались, из дома силой наместника вытащили, вон он – на крыльце, никак убить хотят.
Я на мгновение задумался. Убить – это плохо. Царь Иван разгневается, войско пошлет, много крови невинной новгородской прольется, а наместника нового поставят, и наверняка более жесткого. Опричники – что? Мусор, мелочь! Сгорела изба – так по неосторожности, напились небось, быдло, да и сгорели. Мало ли домов по городам и весям российским горят? Да в той же Москве, не исключая Кремля. Надо срочно исправлять ситуацию.