Атаман Семенов

Семенов досадливо потеребил пальцами усы, выбил из горла в кулак хрипоту, откашлялся. Он соображал.

— Не хотелось бы, — наконец произнес он.

— Но выхода другого нету. — Таскин вновь развел в красноречивом жесте свои маленькие, хорошо ухоженные руки. — Главное сейчас — зависнуть на несколько дней в том состоянии, в котором мы находимся, а там все станет ясно... Там будет полная ясность.

— Зависнуть, зависнуть, — пробормотал атаман недовольно. — Ты прямо циркач какой-то, Сергей Афанасьевич.

— Вся жизнь наша — это цирк. И будущее наше — тоже цирк. Я уж не говорю о политике, там — сплошной цирк.

— Но-но-но! — грозно прикрикнул на него атаман. Насчет будущего он имел свои оценки.

— Беру слова обратно, — произнес Таскин с улыбкой.

— А насчет Меркуловых ты прав, — сказал атаман. — С ними придется встречаться.

На завтрак повар «Кнодо-Мару» приготовил тушеного осьминога с овощами. Семенов хоть и не любил разных морских тварей, кроме рыбы, естественно, — не употреблял в еду даже знаменитых королевских крабов, привозимых с Камчатки, но осьминога одобрил:

— Не думал, что эта гадость может быть вкусной.

— Главное — не осьминог, а соус, в котором он подан. Наполеон считал, что под хороший соус можно съесть что угодно.

— Эх, съел бы я сейчас молодой картошечки с малосольным байкальским омулем. — Атаман сладко потянулся. — Нет лучше рыбы на белом свете, чем малосольный байкальский омуль.

Таскин был знаком с этой манерой атамана — говорить о чем-нибудь незначительном, мелком, совершенно постороннем и параллельно обдумывать главное, обкатывать его в мозгу, делать прикидки; вот и сейчас Семенов обмозговывал, как ему лучше вести себя с Меркуловыми, какой тон избрать, какое лицо сделать при встрече — добродушное или злое, хитрое или простецкое, льстивое или же неприступное, умное либо сыграть под дурачка? За последние годы атаман многому научился у политических лицедеев, в том числе и таким тонкостям, как и какое делать лицо при встрече с недоброжелателями.

— А мы в детстве рыбу обмазывали глиной и запекали, — произнес Таскин, — очень вкусно получается, рыба тает во рту. Из соков ничего не уходит, все остается внутри... М-м-м-м! — Таскин не выдержал, восхищенно покрутил головой.

— Не знаю, как рыба в глине, я такую не ел, а вот на рожне... насадишь ее на длинный прут и — на две рогульки... — Семенов неожиданно замолчал, в упор глянул на Таскнна. — Вот что мы сделаем... Давай-ка позовем братьев Меркуловых на «Киодо-Мару», на обед.

Глаза у Таскина изумленно округлились.

— А если не приедут?

— Надо уговорить. Должны приехать. Вот я тебе, Сергей Афанасьевич, и поручаю уговорить этих разбойников. — Семенов хлопнул рукою об руку, потер ладони. — Пусть плывут и не гужуются — угощенье будет первоклассным. В другой раз не пригласим — только сегодня, сейчас, и больше никогда!

Семенов дозрел, он окончательно понял, что Унгерна не вернуть, он ушел из Монголии, и вполне возможно, что барон сейчас дает хорошую трепку красным, поэтому надо срочно изменить тактику поведения. Насчет братьев — ход правильный.

— М-да, задачка. — У Таскина от этого поручения даже голос изменился, сел.

— Все, Сергей Афанасьевич! — Атаман привычно разрубил рукой воздух. — Начинай действовать.

И все-таки, если честно, атаман Семенов не рассчитывал, что кто-то на братьев Меркуловых осмелится принять его приглашение — кишка у этой породы людей тонка, но тем не менее на «Киодо-Мару» прибыл один из братьев, Николай Дионисьевнч, военный министр.

Был он сух и деловит, все время поглядывал на часы, словно боялся куда-то опоздать. Рот у младшего Меркулова был твердо сжат, казалось, что он собирался навесить на него замок с маленькой дужкой и никогда не размыкать.

Прибыл Меркулов на юрком катерке с хорошей машиной — ход у катерка оказался завидным, в волну, поднимающуюся крутым бугром за его кормой, опасались садиться даже чайки, хотя из бугра этого, выплюнутые страшной силой, вылетали мелкие рыбехи, призывно серебрились в воздухе и шлепались обратно в воду. Следом за катерком, гулко ухая машиной, приперся миноносец и встал едва ли не в пятидесяти метрах от «Киодо-Мару», навел на шхуну свои пушки.

Вполне в духе этих собачатников, — мрачно прокомментировал прибытие миноносца атаман и, подвигав из стороны в сторону нижней челюстью, добавил: — Впрочем, чего другого можно ждать от Меркуловых? Они способны на все.

Появился Меркулов в каюте атамана в сопровождении секретаря — худющего, похожего на жердь молодого человека с длинным костистым носом-клювом, на котором, казалось, вот-вот повиснет капля, вытекшая из глубины этого нескладного существа, но капля не появлялась, клювастый секретарь даже не шмыгал носом. «Интересно, куда спрятал военный министр свой револьвер? — неожиданно подумал атаман, ощупал глазами фигуру гостя. — Не видно. Может, в кальсонах спрятал? Такие люди в гости без револьверов не ходят».

Атаман молча ткнул рукой в кресло, приглашая Николая Диоиисьевича сесть. Секретаря он не замечал, тот продолжал стоять около двери и так, стоя, распахнув твердую папку, приготовился работать.

— То, что вы сделали, в конце концов вас и погубит, — сказал атаман гостю.

— Не будем обсуждать мои действия и действия моего брата. — Меркулов резко выпрямился в кресле, с тонких губ его слетел прочный нервскрывающийся замочек. — Я не за этим сюда приехал.

— А вы не дергайтесь, не дергайтесь, Николай Днонисьевич, — прежним недобрым голосом произнес Семенов, — лучше скажите мне какую-нибудь гадость, и мы будем квиты.

— Положение не всегда позволяет мне говорить гадости.

— Полноте! — Семенов махнул рукой и неожиданно скрипуче, как-то по-старчески, захлебываясь собственным скрипом, рассмеялся. — Положение... Положение бывает, когда ноги в брюки не попадают, Николай Дионисьевич, — вот это положение. А ваше... это легкий флирт с дамой по имени История, который закончится вашим поражением. А точнее — положением... Интересным положением, — Семенов двумя руками нарисовал себе живот, для пущей убедительности поцокал языком. — Вот так-то, Николай Дионисьевнч.

Атаман взмахнул кулаком и рассек воздух длинным, с оттяжкой, ударом. Меркулов невольно вжался в кресло.

А Семенов рассмеялся и, показав гостю колокольчик, который невесть откуда взялся у него в руке, позвонил.

Появился адъютант-хорунжий. Несколько раз атаман собирался его выгнать, но так и не выгнал.

— Что у нас там есть из французских вин? — небрежно спросил Семенов, которому важно было показать этому червяку Меркулову, что атаман может хорошо себя чувствовать не только во дворце, но и на этом хлипком пароходике.